Читаем без скачивания Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

6-го декабря праздновали в полку батальонный праздник как обычно, а в 10 часов все офицеры собрались в Аничков дворец, чтобы принести поздравления наследнику цесаревичу, который очень любезно нас принял, вспоминая свою службу в полку.

Вечером был обед на Миллионной в офицерском собрании, на котором присутствовал и наследник.

25-го декабря в годовщину кончины Алисы Михалковой я был на дорогой могиле, приехав в Сергиеву пустынь накануне и проведя там ночь. Было уютно, тихо на ночной службе в монастыре, какое-то спокойствие вливалось в душу. Из церкви пошел на могилу, очистил ее от снега, прочистил дорожки, и на душе стало хорошо, потом приехали родные, мы отслужили панихиду и вернулись в Петербург.

От Григория Ивановича Апарина я получил чудное письмо, он вспоминал все пережитое год тому назад и писал о переживаемом ныне.

Так кончился год, мы с ним простились за молитвой в домовой церкви градоначальства с близкими нам и родными.

1888 год

В январе 1888 года в Таврическом саду на катке царило большое оживление. Были сооружены две гигантские ледяные горы, выходившие на каток, устроенный на огромном пруду; кроме того, вокруг всего сада устроена была как бы беговая ледяная дорожка. На этом катке собиралось высшее петербургское общество и весь двор, а также и чины некоторых посольств. Чтобы получить право на вход в Таврический сад, надо было иметь билет, выдаваемый гофмаршальской частью с соизволения императрицы.

Я в то время недурно катался на коньках, скатывался с горы и был постоянным посетителем катка. Из моих товарищей по катку очень хорошо катался Гадон, Гольтгоер, Зейме, Зедделер, а одним из самых ретивых конькобежцев был Адлерберг, мой первый ротный командир. Больше всего было офицеров Кавалергардского полка, по инициативе коих возник каток. Постоянным посетителем и отличным конькобежцем был гусар Галл и кавалергард Николаев, уже не молодой, он был всегдашний кавалер великой княгини Марии Павловны, которая очень часто приезжала на каток. Императрица Мария Федоровна каталась очень хорошо на коньках, была очень грациозна, раза два в неделю она обязательно приезжала кататься. На мою долю выпало тоже счастье скатить ее с горы.

Обыкновенно скатывающийся садился на санки впереди, имея ноги с коньками на льду и управляя ими. Дама становилась на колени сзади на подушку саней плотно к кавалеру и руками держалась за его плечи. Из великих княгинь посещали каток, кроме Марии Павловны, еще Елизавета Федоровна, Елизавета Маврикиевна, Александра Георгиевна. Иногда скатывались с горы по двое и по трое саней рядом, тогда, чтобы сани не разъехались, приходилось держаться крепко за руки и регулировать коньками скорость, чтобы все сани шли одной скоростью. Это было довольно трудно, так как и сани, и скатывавшиеся бывали, конечно, разного веса. Я очень любил скатываться таким образом, и мы это проделывали очень часто с Галлом, гусаром, дамами, при этом были княжна Голицына, на которой он потом женился, и Милютина – племянница фельдмаршала. У меня даже сохранилась фотография, где мы сняты вместе в момент спуска с горы.

Я тоже очень любил скатываться с горы с дамой, стоя на коньках, держась за руки. Это было очень приятное чувство, сознавать всю ответственность за даму и, крепко держа ее за руки, движением руки регулировать скорость. Не все дамы и барышни решались на такой спуск, который, конечно, был довольно рискован, надо было очень твердо стоять на ногах.

Как-то раз я приехал на каток, и дочь английского посла Miss Монсон, увидя, что я два раза скатился на коньках с M-lle Ребиндер очень удачно, попросила меня скатить ее. Мне и в голову не пришло спросить ее, хорошо ли она катается, хотя я ее видел первый раз на катке, и сказал, что мне это доставит большое удовольствие. Но как только мы начали спускаться, я сразу почувствовал, что она плохо стоит на ногах, и я делал неимоверные усилия, чтобы поддержать ее, сам тормозя насколько мог. Но в самом низу горы, когда всегда происходит толчок, нога у ней совсем подвернулась, и как я ей ни старался помочь стать на коньки, она затормозилась и свалилась, а я отлетел от нее в сторону. Это было одно мгновение. К счастью, обошлось благополучно. Потом оказалось, что она третий раз только надевает коньки.

Катанье в Тавриде, как назывался Таврический сад, было одним из самых лучших удовольствий, гораздо приятнее всяких вечеров. Иногда устраивали длинный поезд из 8–10-ти саней друг за другом, иногда скатывались на большом матраце, который был прикреплен к обледенелым доскам. Все это возбуждало и веселило в то время очень. Под горой была небольшая комната, где была всегда закуска от двора, можно было согреться, выпить рюмку мадеры и закусить бутербродом. Обыкновенно на каток собирались часа в 3–4 и катались до 6-ти. Сезон в этом году был очень длинный, так как Пасха была поздняя, 24 апреля, веселились вовсю, вечера и балы следовали друг за другом.

Так как очень много наших офицеров бывало на всех балах, то мы, офицеры полка, решили со своей стороны устроить бал в офицерском собрании и пригласить все высшее общество и двор, не исключая конечно, близких родных офицеров. Великий князь одобрил очень эту мысль, и мы устроили бал на славу. Чудное помещение собрания на Миллионной, бывшая квартира командира полка, дало нам эту возможность. Великая княгиня Елизавета Федоровна, как жена командира полка, была хозяйкой бала и принимала гостей.

Была вся царская фамилия, высшее общество, всех приглашенных было до трехсот, танцевало 50 пар. Ужинали внизу в бывшем собрании. Лент, цветов было масса, цветы были выписаны все из Ниццы – масса сирени, анемоны, гвоздики, розы на длинных стеблях, фиалки – все дамы уезжали прямо нагруженные цветами. Красиво было изумительно. Кроме того, за мазуркой раздавали дамам порткарт полковых цветов,[209] вышитые золотом (полковое шитье на воротниках у офицеров), а также булавки для шляп в виде штыка винтовки с надписью: «Преображенцы – на память о бале» и дата. Кавалеры получили портсигары тоже с выгравированными надписями.

Танцы затянулись до четырех часов ночи, было очень много оживления, дирижировал Адлерберг, я ему помогал.

Строевая моя служба шла хорошо, я опять заведовал новобранцами. 6-го февраля заболел мой ротный командир, и приказом по полку мне велено было вступить в командование ротой, так как Гарденина, моего товарища, который был старше меня, тоже не было «на лицо». В роте был еще офицер последнего выпуска Ванновский, сын военного министра. Это был не особенно ретивый офицер, и мне с ним было нелегко. Он заведовал старослужащими и ротной школой.

20-го февраля на Дворцовой площади состоялся парад в высочайшем присутствии. В это время Гарденин вернулся из отпуска и вступил в командование ротой, я на параде шел за полуротного впереди 1-й полуроты.