Читаем без скачивания Злодейка в деле (СИ) - Черная Мстислава

—  Нет, я серьёзно.

Не понимаю… Феликс останавливает качели, опускается передо мной на корточки. Наши лица почти вровень. И я вижу, как на его коже от внешних уголков глаз к вискам то проступают, то исчезают дорожки чешуек. Коснуться бы, но я сдерживаюсь.

Феликс берёт меня за руку, подушечкой большого пальца рисует на моей ладони спиральки:

—  Кресси, ты ведь не слепая. Ты могла бы просто отослать меня подальше, в ту же степь, но ты говоришь мне жениться на другой, когда знаешь, что я влюбился в тебя. Не знаю, как угораздило. Всегда был уверен, что уж со мной такая ерунда точно не приключится, потому что любовь только для тех, кто не умеет держать чувства в узде под жёстким контролем разума, а уж я-то умею, но вот, ерунда приключилась, пропал.

Я не хочу, но стискиваю его пальцы в своих.

Как можно одновременно воспарять к вершинам блаженства и нестись в бездонную пропасть отчаяния? Со мной происходит именно это. Одновременно я бесконечно счастлива услышать признание. Феликс не тот, кто стал бы разбрасываться пустыми словами. Он любит. Я люблю.

Но между нами непреодолимая стена.

—  Я предлагаю полезное, Феликс. Чувства для нас непозволительная роскошь, —  больно, как мне больно. На глаза наворачиваются слёзы.

—  Ну да, куда мне, крокодилу, о принцессе мечтать.

Феликс поднимается, собирается оттолкнуть качели.

Я же ешё крепче стискиваю его руку:

—  Ты не понимаешь, ящерка. Пожалуйста, я прошу, выслушай. Феликс, я… люблю тебя. Ты единственный, с кем я бы хотела связать свою жизнь. Ты ведь помнишь, что я эгоистка? Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Но у нас у обоих есть долг перед предками.

—  У вас, ваше высочество императорская принцесса.

Я торопливо хватаю его второй рукой, боюсь, что уйдёт. Останавливать приказом я не стану.

—  Я же говорю, ты не понимаешь. Долг, Феликс, у нас у обоих. Выслушай? Пожалуйста! Хотя бы ради Кэтти.

—  Причём здесь Кэтти? —  Феликс хмурится, но больше не отталкивает.

—  Ты что-нибудь знаешь про Книгу судьбы? Сказки точно слышал, про Книгу много небылиц рассказывают. Якобы её можно открыть и прочитать судьбу каждого человека, живущего, жившего или который когда-нибудь будет жить.

—  И что же вы обо мне прочитали, ваше высочество? —  в вопросе сквозит едва уловимая насмешка.

—  Ничего. Давным давно, во времена, о которых остались только легенды, мои прапрабабушки действительно могли читать Книгу. Не так свободно, как это описывается в сказках, со многими ограничениями, но да, могли. Я же способна прочитать не больше пары строк. Текст расплывается перед глазами, начинается головная боль. Я чуть не убилась об Книгу. Я это всё к том, что наш род слабеет. Как и род Шесс. Ящерка, твои предки меняли ипостась играючи, а Кэтти неспособна даже пару чешуек проявить.

—  Теперь я вообще не понимаю…

—  Ящерка, я же рассказываю. Ты слушай.

—  Угу, внимаю.

—  Почему, по-твоему, потомки богов вымирают?

—  Кресси, это очевидно. С каждым новым поколением кровь размывается, ослабление неизбежно. Возьми степняка и жени на северянке, в ребёнке будут сочетаться черты обоих родителей, но если дальше вливать только южную кровь, северная растворится, исчезнет. Божественная кровь устойчивее, но всё равно рано или поздно наследие пропадёт.

—  Ошибаешься, Феликс. То есть в целом ты прав. Но ты кое-что упускаешь. Кое-что важное. Колыбель получила своё название не за форму. Я слишком слаба, чтобы работать с артефактом полноценно, но познакомиться и многое понять у меня получилось. Колыбель хранит силу рода. Полагаю, у рода Шесс есть аналог. Расстояние для артефакта не преграда. Возможно, он скрыт в горе под защитой ящеров. Учитывая вашу чешуйчатость, я бы предположила, что это яйцо. Я угадала, да?

Зрачки у Феликса на миг расширились. Я не могла не угадать.

Он склоняет голову к плечу, улыбается:

—  Моя принцесса, я не имею права вам сказать.

—  Если бы я ошиблась, ты бы ответил иначе. Так вот, рождаясь, ребёнок получает дополнительную силу от Колыбели или Яйца. Скажем, он родился со способностями на неполную чайную ложечку, а артефакт вливает ему ещё целый стакан. Почему боковые ветви быстро отмирают? Потому что артефакт поддерживает только старшую. Хотя могут возникнуть ситуации, когда основной ветвью, получаюшей поддержку станет как раз боковая, но мы не об исключениях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

—  Вы ничего нового не сказали, моя принцесса. Пусть будет артефакт. Это объясняет, почему рода продержались так долго. Однако в какой-то момент артефакт отдаст последнюю “чайную ложечку” и опустеет, станет бесполезным.

—  Вот мы и подошли к нашей проблеме, ящерка. Артефакты, Феликс, могут восполнять отданное. Их принцип работы похож на кредитование. Когда ты был маленьким, обращаться в ящера ты точно не умел. Сейчас умеешь. Ты стал сильнее, Феликс. Умирая, члены рода, особенно основной ветви, отдают часть своей силы артефакту. Получается как? При рождении была капелька, артефакт плеснул чайную ложечку, в течение жизни наследник накопил на стакан. При уходе за грань половина стакана останется у души, а половина уйдёт артефакту. И половина —  это пять-шесть чайных ложечек, если не больше.

—  Хм…

—  В какой-то момент рода начали тратить больше, чем отдавать. Видишь ли, артефакт забирает своё только при условии, что на момент смерти наследник является частью семьи. Если он, допустим, отрёкся или по разным причинам перешёл в другой род, то для артефакта он потерян. Самый распространённый переход в другой род для девочек —  это брак. Колыбель, Феликс, почти пуста. На донышке что-то плещется. Ни папа, ни братья, родовой дар не развивали, то есть отдадут артефакту ровно то, что получили, даже чуть меньше. Если я выйду замуж, то через пару поколений родится ребёнок, который не сможет работать с регалиями. Это будет конец династии. Когда я говорила про долг, Феликс, я говорила не про государственные интересы, а про долг перед предками и потомками.

—  Никто не запрещает жениху перейти в род невесты, —  упрямо возражает Феликс.

—  Не притворяйся глупее, чем ты есть, ящерка. У Кэтти в моменты волнения даже пара чешуек не проступает, да и не позволишь ты ей проходить инициацию. Ты, Феликс, последняя надежда своего рода. Твои предки слабели, но выживали тысячелетиями. Ты родился, потому что они жили. И ты готов осознанно завершить существование рода Шесс? Ты готов сказать, что твоё личное счастье важнее сотен тысяч жизней?

—  Нет.

—  И я —  нет.

Я разжимаю пальцы, моя рука обессиленно падает на колени. Я смотрю на Феликса, всматриваюсь в его черты, словно пытаюсь запомнить как в последний раз. Мне больно, очень больно. Феликс не попытался задержать прикосновение. И если раньше я знала, что между нами преграда, то теперь я её вижу —  прозрачная стена.

Феликс обозначает лёгкий поклон, отворачивается и уходит. Он идёт ни медленно, ни быстро, спокойный прогулочный шаг. И от этого почему-то ещё больнее. Я смотрю ему вслед не моргая, но Феликс скрывается в густых тенях Дикого сада, как я ни вглядываюсь в просветы между деревьями, не вижу.

Что я наделала?!

Я ведь могла рассказать правду только папе, и Феликс был бы моим, а я… Я впервые в жизни хочу провести ночь в компании бочки вина. Но я не позволю себе даже бокал. Запивать проблемы —  наклонная дорога в пропасть.

Оттолкнувшись, я поднимаюсь на качелях в воздух, чтобы тотчас полететь к земле.

Не знаю, сколько я так качаюсь. когда я прихожу в себя, вокруг кромешная тьма. Холод давно пробрался под распахнувшуюся накидку. Я оглушительно чихаю и одновременно слышу тихие шаги. Среди веток скачет отблеск фонаря. Кто-то приближается, и я интуитивно понимаю, что сталкиваться не хочу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стараясь ступать бесшумно, я ухожу по тропинке глубже в сад. Увы, меня выдаёт светлая одежда, но если человек с фонарём всё же не заметит… Я прибавляю шагу. Человек с фонарём тоже.

Я выбираю узкую тропку, скорее декоративную, чем предназначенную для ходьбы. Она ведёт в самую густую часть Дикого сада, но оттуда я выйду на широкую освещённую аллею и либо позову гвардейцев, либо сама вернусь.