Читаем без скачивания Мифы и легенды Древнего Востока - Александр Немировский

Началось строительство храма на четвертом году царствования Соломона и длилось, ни мало ни много, тринадцать лет. Вся страна от Дана до Вирсавии превратилась в строительную площадку и мастерскую. В горах Ефраима и Хеврона вырубали камень и вытесывали из него прямоугольные блоки и плиты. Железные молоты били по камням день и ночь, оглушая людей, разгоняя диких животных и птиц. Но в самом Иерусалиме было тихо. Блоки и плиты доставлялись на Офел в готовом виде, и только выбитая на дороге глубокая колея оставалась на память горожанам и их потомкам. На побережье слышалось уханье топоров и визг пил, превращавших стволы в гладкие столбы, доски — в дверные и оконные рамы. Деревянные заготовки также доставлялись в город в готовом виде, и аромат кедра вытеснял запахи харчевен, разбитых прямо под горой Офел, чтобы кормить строителей.

В потаенном месте под охраной воинов потомки Тувалкаина корпели над золотом, присланным тестем Соломона из Мицраима{235}, где золота было столько же, сколько речного песка. В каменных формах отливались золотые цепи и цепочки. Из тончайших золотых нитей на серебряных пластинах выкладывались распускающиеся цветы, настолько похожие на живые, что не только людям казалось, что они источают ароматы роз, лилий, шафрана, но даже пчелы, обманутые сходством, слетались, чтобы брать с них взятки.

Тут же неподалеку колдовали гранильщики драгоценных камней. Горный хрусталь, малахит, корунд, аметист, были известны и ранее. Среди неведомых камней более всего удивлял солнечный камень, привезенный мореходами Тира с далеких берегов Холодного моря, которое выбрасывало его на песок. Называли его, как и все, что привозилось с Запада, таршишем.

После того, как были заготовлены все части храма и его внутреннее оборудование, быстро воздвигли фундамент и начали собирать храм, собрав же, стали наряжать, как Божью невесту, чистить его медную кровлю, устанавливать мебель и светильники, развешивать пурпурные, шитые золотом завесы.

Так была кончена вся работа, которую производил царь Соломон для дома Божьего.

Царица Савская

Была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов Востока, выше египетской мудрости. Был он мудрее всех людей, и имя его стало прославлено у всех соседних народов. Три тысячи притчей изрек он, тысячу пять песен сложил. И многие из царей земных приходили к Соломону, чтобы насладить свой слух его мудростью.

Также и царица Савы{236}, услышав о славе Соломона, пришла, чтобы проверить Соломона с помощью загадок. Она двинулась в Иерусалим с огромной свитой и дарами, с верблюдами, навьюченными благовониями, великим множеством золота и драгоценных камней. И беседовала с царем обо всем, что вздумалось ее душе.

Соломон же дал на все ее вопросы ответы. И не было ничего, что не знал бы царь. И познала царица мудрость Соломона до самых глубин, увидела дом, построенный им, и жизнь в этом доме: пищу на его столе, распорядок дня придворных его, содержание его слуг и их одеяние, виночерпиев, равно как и всесожжения, которые он совершал в храме. Удивление царицы не знало границ. И сказала она царю:

— Много я слышала о земле твоей, о делах твоих и мудрости твоей и не верила тому, что говорили. Теперь же вижу, что мудрости и достоинств у тебя много больше, чем их разнесла молва. Блаженны приближенные твои и слуги, стоящие все время перед твоими очами и открытые для твоей мудрости. Благословен Яхве, Бог твой, благоволящий к тебе, водрузивший тебя на престол Израиля. О как же он должен любить Израиль, если поставил тебя над ним царем!

И подарила она царю сто двадцать талантов{237} золота, великое множество благовоний и драгоценных камней.

Также и корабль Хирама доставил золото и невероятное количество сандалового дерева и драгоценных камней из страны Офир. Царь сделал из этого дерева помост для храма и для своею дворца, кифары и арфы для певцов. Никогда еще не приходило столько этого дерева в страну и не видано было до сего дня.

Соломон дал царице Савы сверх того, чем он обычно одарял являвшихся к нему царей, все, что она хотела и просила. И возвратилась она со всей свитой в свою страну довольная и счастливая.

Мифы поздней Иудеи

Мифы не всегда порождаются ранними эпохами исторического существования. Они роятся над каждым народом на всем его историческом пути, принимая самые невероятные, причудливые очертания. Часть поздних мифов была включена в библейский канон, другая же осталась за его пределами в виде апокрифов. Поздние мифы отражают перипетии эпохи, наступившей после крушения колоссальной державы Александра Македонского.

Первоначально Иудея попала в орбиту птолемеевского Египта и вращалась в ней на протяжении столетия с лишним (301–198 гг. до н. э.). Иерусалим попал в зависимость от юной Александрии, платя ее царям дань, посылая на службу воинов-наемников. Александрийская еврейская община стала центром еврейской диаспоры (рассеяния). Греческий язык наряду с арамейским становится разговорным языком евреев, многие из которых принимают греческие имена, усваивают греческий быт и культуру. Именно тогда осуществляется перевод Священного писания на греческий язык. Этот перевод сохранился до наших дней под названием Септуагинта (Перевод семидесяти).

После одержанной в 198 г. до н. э. победы царя Антиоха III над Птолемеями, Иерусалим переходит под власть другой госпожи — Антиохии. И если сам переход был безболезненным, господство Селевкидов оказалось одной из самых трагических страниц истории Иудеи. Терпя одно поражение за другим в схватках с Римом, Селевкиды возложили бремя своих неудач на подданных. Подати становятся невыносимыми. Время египетского владычества показалось благословенным. Иерусалим оказывает Александрии явную и тайную поддержку.

Это приводит к оккупации Иерусалима войсками Антиоха IV, к водружению в храме статуи Зевса, к запрету исполнения еврейских религиозных обрядов. Эллинизованное население Иерусалима и Иудеи частично поддерживало сирийскую оккупацию, частично с нею смирилось. Однако она вызвала сопротивление ревнителей старой веры и культуры хасидов во главе с верховным жрецом Маттафием. Сыновья его, возглавившие вооруженную борьбу, получили имя маккавеев («молотобойцев»), поскольку наносили по оккупантам сокрушительные удары. Иудея была объята пламенем гражданской религиозной войны, в которой хасиды взяли верх. Селевкидам пришлось отступить, восстановив независимость храма, разрешив исполнение еврейских религиозных обрядов. В условиях новых военных неудач Антиохии в войнах с Римом, усиления распада огромной державы Селевкидов и политического хаоса движение евреев за религиозную независимость переросло в борьбу за политический суверенитет, завершившись в 140 г. до н. э. созданием государства Хасмонеев, просуществовавшего менее ста лет, до захвата и разграбления Иерусалима римским полководцем Гнеем Помпеем в 63 г. до н. э.

Таковы главные исторические вехи, позволяющие понять некоторые тенденции религиозно-мифологической литературы поздней Иудеи — ее обращенность в прошлое для отыскивания образцов гражданственности в сходных исторических ситуациях, пророчества о будущем, исступленная вера в наступление суда Божьего и воздаяние каждому по заслугам, надежда на появление избавителя — мессии, сына человеческого. Таков же круг идей, которыми питались и религиозные сектанты различных толков, в том числе и те, которые стали называть себя христианами.

Руфь

Не знаю я, невестка и свекровь,Что вас спаяло — смерть или любовь?Иль сделали особенно близкиВас нищенская пища — колоски?Но как же человечен ваш пример:Различие презреть племен и вер!

В новелле «Руфь» развертывается трагедия семьи, потерявшей кормильца. Ее героини — две женщины, Ноэми и Руфь, израильтянка и моавитянка, свекровь и сноха. С потерей близкого им человека формально их ничто не связывает, но они едины. С ними вместе одерживает победу женская солидарность и человечность. Над чем? Над религиозным запретом на брак людей разной веры, над племенными предрассудками, над идеей избранного народа, над вековой материнской ревностью, над самой природой.

Можно часто слышать удивленные голоса: «Как такая вещь попала в канон?» Но это удивление опиралось и в известной мере продолжает опираться на миф XIX в. о «редакторах» Библии, которые мыслились учеными сухарями, догматиками, своего рода цензорами, строго следившими за тем, чтобы, не дай Яхве, в священное писание не попало что-либо неподобающее. Вопреки этому расхожему мнению, составители канона были людьми, не лишенными чувства прекрасного и к тому же понимавшими, что для упрочения веры мало назиданий, что необходимо воздействовать не только на разум, но и на чувства.