Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки - Король-консорт - Гай Орловский

— Неисповедимы пути Господа. Возможно, Он понимает, что брат паладин все же наденет корону Темного Мира... и потому наслал Маркус, чтобы люди увидели, от чего Господь очищает землю...

— Эх, — сказал отец Велезарий с досадой, — почему Он просто не заберет у брата паладина ту корону?

— Не может, — пояснил аббат. — Все века дурачки дразнили христиан: если Бог всемогущ, но может ли создать такой камень, который не сможет поднять?.. Так вот этот камень — свобода воли человека. Господь ее дал человеку и не отменит, ибо свобода воли — краеугольный камень его творения.

— Жаль, — пробормотал отец Ансельм сурово. — Когда смотрю на брата паладина... скажу честно, меньше всего хотелось бы, чтобы судьба мира оказалась в его руках хотя бы на мгновение.

Аббат медленно пошевелился в кресле. Я замер, он посмотрел прямо на меня, и в его лице было что-то очень страшное. Верхние веки, тяжелые, как само небо, поднялись, я вздрогнул от прямого взгляда в упор.

— Полагаю, — произнес он ровным голосом, — нам стоит взглянуть на корону, созданную для такой чудовищной цели...

Отец Велезарий вскрикнул испуганно:

— Но как же...

— Втроем, — прервал аббат, — сможем удержать брата паладина... если он не совладает с искушением... Не так ли, отец Ансельм?

Тот подумал, вздохнул.

— Надеюсь. Но я бы на всякий случай пригласил и отца Ромуальда.

Аббат сказал устало:

— Согласен. Брат паладин, покажи нам ту черную корону.

— Она в сумке, — сказал я торопливо, — сейчас сбегаю...

— Не торопись, — ответил он. — А мы пока отыщем отца Ромуальда.

Глава 2

Через несколько минут я снова предстал перед ними с объемистой кожаной сумкой, где храню самые ценные и негабаритные вещи, от самых мелких, как зерна Гугол, или средних вроде клетки с меняющимися размерами, где все еще томится пленник, до этой короны, что занимает треть пространства.

Отец Ромуальд уже в комнате, все четверо сразу вперили взгляды в сумку, а отец Бенедерий сказал строгим ясным голосом:

— Брат паладин... прочти молитву, очисть свою душу и... с мыслью о Господе достань корону.

Я закрыл глаза, вспоминая с трепетом и холодом в груди, как прорывался с окровавленным мечом в руке к трону, где на сиденье черная корона Повелителя Двух Миров. Тогда мне казалось, что она вся черная, за исключением одного-единственного горящего диким огнем рубина, но наяву обод весь усеян впритык черными бриллиантами, а рубин зловеще горит в том месте, что над лбом. Бриллианты, как понимаю, либо не бриллианты вовсе, либо не только бриллианты, как и этот зловещий рубин...

Словно с другого континента донесся искаженный голос, в котором я с трудом узнал голос аббата:

— Брат паладин... пора...

Я расстегнул ремни, волна сладкого ужаса прокатилась по телу еще до того, как пальцы коснулись короны. В кончики стрельнул мучительно острый, отвратительно приятный холод. Задержав дыхание, я ухватил за обод и потащил наружу, и снова то странное ощущение, словно в руке горный хребет, а то и вся тяжесть Земли, и в то же время у меня на ладони абсолютно невесомая вещь.

Аббат напрягся, отец Велезариус вскрикнул в ужасе, а отец Ансельм закрыл глаза ладонью и присел, втянув голову в плечи. Только Ромуальд попытался сделать шаг в мою сторону, но его отшвырнуло к стене.

— Нет, — услышал я слабый голос потрясенного аббата, — это слишком для нас... брат паладин... положи обратно... сейчас же!

Последние слова он почти выкрикнул, ибо мои руки сами по себе поднимают корону выше и выше, пока не оказались на уровне головы.

— Верни обратно, — проговорил аббат хриплым голосом. — Верни... мир погибнет...

— Нет, — прорычал я, могучее и никогда не испытываемое наслаждение тугими волнами вдет от кончиков пальцев, прокатывается по телу и наполняет все мое существо мрачным ликованием. — Нет... Это мое!

Отец Велезарий беззвучно открывал рот, но неведомая сила прижимает его к полу, где уже распростерся, словно лишенный костей, отец Ансельм.

— Клянусь, — донесся сквозь грохот кипящей в моих жилах крови голос аббата, — завтра ты возложишь на себя корону... Потерпи... и позволь приготовить торжество...

— Зачем это мне, — проревел я так мошно, что погасли свечи, а по келье пронесся ледяной ветер, — когда я уже сам...

Ладони с короной пошли вниз, я чувствовал неизъяснимое древнее наслаждение и предчувствовал сладостный момент, когда обруч плотно сядет на голову, и вся мощь и власть Повелителя Двух Миров войдет в меня и наполнит восхитительным счастьем всеобщего разрушения...

Я не услышал рычания и не увидел стремительно мелькнувшего тела, но острая боль заставила вскрикнуть. Я упал, подмятый чудовищно сильным зверем, что вжал меня в пол и тянется острыми клыками к моему горлу.

Рядом слышались испуганные крики, шум, грохот, лязг, я с трудом перевернулся на живот и спрятал горло, но чудовище не стало прокусывать мне шею и становую жилу, как обычно делают хищники, догнавшие жертву, и я наконец понял, что это Адский Пес снова помешал мне надеть темную корону.

Он часто и хрипло дышит, прямо передо мной зияет распахнутая дверь в коридор, скособочилась и висит на одной петле, аббата не видно, а отец Велезарий и отец Ансельм со странно закопченными лицами, словно весь день раздували затухший костер, горестно смотрят на остатки посохов: у отца Велезария осталась половина, у отца Ансельма и того меньше, древки почернели, а концы обуглились.

Отец Ромуальд усадил аббата обратно в кресло и приводит его в чувство. Я протянул руку, чтобы потрепать с благодарностью Бобика, но рука прошла сквозь его тело. Он лизнул мне пальцы, я успел ощутить горячий язык, но в следующее мгновение растворился в воздухе.

— Где, — прошептал я, — корона?

Оба часто и хрипло дышат, хватая воздух широко распахнутыми ртами, ответить не в силах, зато от противоположной стены раздался суровый голос отца Ромуальда:

— В твоей сумке.

Я оглянулся в удивлении, прямой и напряженный, как тетива на композитном луке, он держит ладони на плечах сидящего в кресле аббата, а тот выглядит там полным сил полководцем, а не дряхлым старцем.

Отец Велезариус, отдышавшись, прохрипел:

— Спасибо твоей божьей собачке... как только выбила корону из твоих рук, мы посохами в твою сумку...

— Кто бы поверил, — сказал отец Ансельм зло, — святое дерево посоха, выструганного из креста, на котором распяли Христа, не выдержало прикасания к этому... этой...

Я отстраненно подумал, что никто даже не среагировал на призрачную собаку, что каким-то чудом на короткое время становится реальной.