Читаем без скачивания Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Толща воды колыхнулась, как кофейная гуща на дне опрокидываемой чашки. Ил поднялся со дна бурыми копьями. Волна подхватила Ромку и вместе с грязью и водорослями выбросила наверх, где его молотом по барабанным перепонкам настиг грохот взрыва.

В короткую подзорную трубу Кортес озирал разрушения, которые учинила его артиллерия. Он искал фигуру, на миг мелькнувшую в проломе стены. Даже невооруженным взглядом ему показалось, что это дон Рамон.

Да, точно он. Кортес вздрогнул, увидев, как по-обезьяньи ловко перескакивает он через развалины, пробегает по песку и рыбкой ныряет в озеро. А вокруг густо ложатся пули и болты.

— Не стрелять по плывущему! — закричал он, хватая цевье ближайшего арбалета и задирая его вверх. — Это дон Рамон! Прикрыть его огнем. Стену под прицелом держать!

Где же он? Почему так долго не выныривает? А вот, показалась над водой темная голова, облепленная мокрыми волосами. Снова исчезла.

Палубу под ногами капитан-генерала тряхнуло. Стены города качнулись, от пляжа к стоящим на якоре кораблям, разрастаясь ввысь и вширь, побежала волна. Мягкой рукой подняла она скорлупки бригантин на огромную высоту. И сверху, с какой-то невероятной точки, увидел Кортес длинный драконий язык пламени, вырывающийся из пещеры в скале. Потом скала вздрогнула и лопнула, как тыква под ударом топора. Брызнула во все стороны валунами величиной с дом. Взлетела в небо мириадами камней. Южный район города — Теночтитлан — перестал существовать вместе со всей мешикской артиллерией, не успевшей сделать ни одного выстрела по врагу. Теперь Мешико с разрушенными стенками, незащищенными дамбами и без тяжелых орудий сам ложился под ноги завоевателей. Время было отдавать приказ для последнего штурма.

Над мачтами взлетели сигнальные флажки. Закованные в броню испанские солдаты, поддерживаемые тысячами талашкаланцев в ярких одеждах, вступили на дамбы.

Глава пятнадцатая

Бои вокруг города шли третий день без остановки. Грохотали пушки, сухо щелкали аркебузы, ревели боевые кличи и орали песни идущие в атаку отряды, кричали раненые. Ветер подхватывал и разносил грохот и крики над водной гладью, усиливая многократно. А вокруг временного лагеря великого правителя шла обычная суета. Толпились свитские, сновали служанки и наложницы, разнося еду и напитки. Повара десятками забивали кур и маленьких собачек. Многочисленная стража внимательно вглядывалась в даль.

Терзаемый болезнью Куаутемок, скособочась восседал за широким столом, заваленным доставляемыми со всех концов империи сообщениями. Правитель наугад вытаскивал одно, пробегал глазами и разжимал пальцы. Упавший на пол листок тут же подхватывал специально приставленный мальчик.

Но смысл посланий все время ускользал от правителя, его глаза то и дело соскакивали на картину разрушенного Теночтитлана, которая, как в рамке меж двух колонн и парапета, виднелась с его места. Перепаханная земля, вывороченные камни, обрушенная стена, широкий канал, некогда отделявший островок от архипелага. Во время строительства города он был засыпан, а теперь вскрылся от вызванных взрывом пороха потрясений. И везде обломки, обломки, обломки… Обломки былого могущества. Куаутемок специально повелел организовать свою ставку здесь, чтобы эта страшная картина не давала ему ни на минуту забыть о грозящей его стране опасности.

Однако не было худа без добра. Эта страшная трагедия сплотила и народ Мешико. Подняла его боевой дух до невиданных высот. Городские жители сами сколачивали отряды самообороны и выбирали касиков. Организовывали ночное патрулирование и школы обучения владения оружием. Армия рвалась в бой. От военачальников регулярно поступали просьбы отправить их на дамбы, где их товарищи смогли остановить проклятых teules. Жрецы рассказывали о людях, которые сами приходили в си Уицлипочтли и просили принести их в жертву богу войны, чтоб он смилостивился и послал им победу. И он пошлет. Бог войны обычно покровительствует тем, на чьей стороне больше войск, подумал Куаутемок, глядя, как маршируют на дамбы новые отряды.

Кортес сидел за большим круглым столом на корме «Сантьяго» и задумчиво смотрел поверх голов шушукающихся кабальерос из недавно пришедшего пополнения. Ромка откинулся на стуле и из-под полуопущенных век смотрел на донью Марину, присевшую на подлокотник кресла капитан-генерала.

С самого возвращения в испанский лагерь с ним происходило что-то странное. Раньше ему случалось интересоваться девушками — и московскими, и польскими, и индейскими. Иногда они вызывали благородное томление в его груди и желание совершить какой-нибудь подвиг, как рыцарю ради прекрасной дамы из героических сказаний.

С доньей Мариной было не так. Ему хотелось подойти поближе, чтоб вдохнуть запах резеды, исходящий от ее волос, тот самый, что врезался в память вместе с коричным перегаром от ночного убийцы. Просто прикоснуться к платью, почувствовать идущее сквозь ткань тепло ее тела. Чувство было для него новое и… Неожиданно приятное.

Мирослав выковыривал грязь из-под ногтей небольшим ножиком и тоже поглядывал на донью Марину. С женой капитан-генерала творилось что-то неладное. Она ерзала на подлокотнике. Оценивающим взглядом женщины, принимающей для себя важное решение, окидывала она то Кортеса, то Мирослава, то… Ромку?! Да она… У Мирослава захватило дух. Он даже не заметил, такого с ним не случалось с молодых ногтей, как лезвие соскочило и впилось в подушечку пальца.

Не заметили этого и остальные. Агильяр, чавкая и вытирая руки о полу домотканой рубахи, догрызал очередную куриную ногу. После аскезы мешикской тюрьмы он все никак не мог насытиться. Андрес де Тапия, недавно отправленный в тыл доложить о состоянии дел и подлечить многочисленные раны, почесывал зудящее под окровавленными тряпками тело. Казалось, его все время едят вши. Настроение у всех было мрачное и подавленное.

Ни один из трех корпусов не смог продвинуться по своей дамбе дальше первой развилки. Отрядам, занявшим очередной участок днем, ночью приходилось отходить за последний взятый мост, иначе их могли окружить и перебить. К тому же на озере стали появляться ловушки. Под десятком коников из отряда Олида неожиданно обрушился мост, через который они еще вчера атаковали очередную мешикскую баррикаду. На барахтающихся в воде людей в тяжелых доспехах налетела туча индейцев. Если бы не решительные действия пехотного капитана Франсиско де Луго, который, рискуя головой, пробился на помощь сквозь сомкнутые ряды неприятеля, погибли бы все. А так всего двое, они захлебнулись, прежде чем подоспела помощь. Мешики же успели убить четырех лошадей.

Сандоваль три дня возился под Истапаланом, не в силах выбить местную армию из речных кварталов. В конце концов он набрал несколько бочонков черной горючей жидкости из бурлящих на поверхности луж, облил ею часть строений и поджег. Дьявольская природа жидкости была такова, что она могла гореть даже на воде, растекаясь по ней тонкой пленкой. От нее занялся и недавно поврежденный потопом город, и через два дня от него осталось только дымящееся пепелище с уродливо торчащей вверх башней дворца верховного касика. Надеявшимся хотя бы денек отдохнуть в сносных условиях, солдатам пришлось ночевать в болоте.

У Альварадо дела шли ни шатко ни валко. Кортесу хотелось бы его похвалить, но тот все время устраивал какие-то неуместные на войне шутки. В первый же день выступления, еще не дойдя до дамб, успел поссориться с де Олидом из-за того, что войска последнего заняли под ночлег все дома в селении Акольман, и даже самому дону Педро пришлось ночевать на подстилке из пальмовых ветвей. Утром Олид отпустил по этому поводу какую-то беззлобную шутку, а горячий Альварадо схватился за меч. Подчиненные едва растащили своих начальников, а капитаны с тех пор больше промеж собой не разговаривали. И зная характер обоих, можно было опасаться, что в случае попадания одного в трудное положение, второй может не поспешить ему на помощь.

От бригантин было мало толку. Озеро изобиловало мелями, и подойти к дамбам на расстояние пушечного выстрела было не всегда возможно. Мешики же придумали по ночам вбивать на промеренных фарватерах заостренные колья, и два напоровшихся на них корабля чуть не были взяты на абордаж. Только ураганный огонь с соседних судов помог отбить эту атаку.

Да еще и Шикотенкатль Молодой, прослышав о болезни отца, оставил талашкаланские отряды и направился домой. И отнюдь не из сыновей любви, просто боялся, что, если с Шикотенкатлем Старым что-то случится, один из многочисленных родственников, скорее всего его сводный брат Чичимекатекутли, тоже направится в Талашкалу, чтобы захватить там власть.

Кортес сейчас же отрядил пятерых знатных из Тескоко и двоих из Талашкалы, друзей Шикотенкатля, чтобы уговорить его вернуться, но тот решительно отверг их предложения. К тому же он прилюдно заявил, что под Мешико всех ждет погибель и война бессмысленна. Что с Куаутемоком лучше не воевать, а договариваться, а пришельцам бы вообще неплохо сесть на свои острова-крепости и отплыть восвояси. Многие талашкаланцы, основные союзники конкистадоров, возроптали, после того как лихой наскок на Мешико не удался и войска завязли на дамбах. Раньше их войны заканчивались одной битвой, теперь же им пришлось полгода участвовать в непрерывных стычках и побоищах. А без Талашкалы Кортесу было не одолеть Куаутемока.