Читаем без скачивания Семь жизней - Нонна Монро

В животе урчало, в горле пересохло. Элеонора старалась не всхлипывать, но обида захлестнула ее. Ведь мама уделяла внимание не ей, а странным мужчинам, что сменялись каждый день.

– Кто тут плачет? – рыжий мужчина, с огромным пивным животом, покачиваясь, зашел в комнату и направился к Норе.

Она покачала головой, наспех вытирая слезы. Его красное лицо и заплывшие глаза пугали. Элеонора сильнее прижалась к стенке, не отпуская из рук куклу.

– Такая красивая девочка не должна плакать, – он навис над ней, слегка склонив голову. – Хочешь, я развеселю тебя?

– Мам, – тихо позвала Элеонора, поджимая к себе колени.

– Отойди от нее! – тетя Эмма швырнула пакет на пол и уверенным шагом направилась к Элеоноре.

– Я всего лишь хотел поднять ей настроение, – заплетающимся языком ответил он.

– Вон из квартиры! – крикнула Эмма, прижимая к себе девочку.

– Что здесь происходит?

– Мам! – Элеонора высвободилась из объятий Эммы и ринулась к матери. Прижимаясь к ее ноге, она боязливо взглянула на мужчину.

Женщина бережно поправила девочке прядь волос, заправляя ее за ушко. А дальше комната наполнилась криками. На кухне все также звенела посуда, пока тетя Эмма разбиралась со своей сестрой. Элеонора зажала уши ладошками и зажмурилась. Ей не нравилось, когда мама и тетя ругались, но и убежать ей было не куда.

* * *

Эта крохотная деталь запечатлелась в памяти, но вспоминала она о ней лишь в те моменты, когда кто-то прикасался к ней. Элеонора боялась перебить это прикосновение чужими. Словно событие заменится на другое, и тогда она забудет ту малую заботу мамы. Но, запомнив легкое прикосновение, Нора совершенно не обратила внимание, что в тот день ее спасла не мама, а тетя Эмма.

Элеонора

С наступлением выходных Элеонора полноценно выдохнула. Именно в эти два дня она могла выспаться и отдохнуть, несмотря на то что ложилась ближе к утру. Вот и сегодня Элеонора мирно сопела в кровати. Ей снова снилась мама. Она была на кухне, в старой квартире, и мыла чашки. Нора пыталась приблизиться, но каждый шаг давался с трудом. Словно в замедленной съемке, шаг за шагом она приближалась к ней, но мама все отдалялась и отдалялась.

Элеонора пыталась кричать, но звук застревал в горле. Отчаявшись, она протянула руку в попытках прикоснуться. И мама, словно почувствовала ее тягу, обернулась. Та же прическа, тот же халат, но лицо было замылено.

– Не время, – услышала девушка и проснулась.

На часах два часа дня. Голова раскалывалась, а в горле пересохло. На кухне гремела посуда – у тети Эммы выходной. Нора не спешила вставать. Приоткрыв один глаз, она достала телефон из-под матраса и открыла социальные сети. В Facebook прилетела заявка в друзья от пользователя Одилия и Орест. Элеонора удивилась креативности, но добавила.

Любопытство взяло верх, и она зашла на аккаунт. Ни одного поста, ни единой записи, лишь одна фотография, на которой Одилия крепко обнимает брата. На ее лице красуется счастливая улыбка, в отличие от Ореста – на его лице испуг и отчаяние.

В груди защемило. Элеонора приблизила фото, пытаясь впитать в себя выражение его лица. На картинке они были без линз. Карие глаза. И что-то в нем напоминало ей о матери. Тот же печальный взгляд, то же отчаяние и страх. От переполняемых эмоций Нора готова была разреветься, но вовремя свернула страницу.

Девушка начала злиться. Злиться на саму себя. Она никогда не испытывала ни к кому сострадание.

Что-то в этом парне напоминало ей о матери. Эта отстраненность и пустой взгляд – именно так она выглядела перед смертью. Именно так она смотрела на нее.

Я не выдерживаю этого взгляда даже сквозь экран. Меня бьет мелкая дрожь, а по спине пробегает холодок. Я отчетливо помню, как она смотрела сквозь меня. Как отмахивалась, упираясь в стену. Я пропитывалась ее болью и страдала вместе с ней, в своем углу. Мне так хотелось обнять ее, прижимаясь всем телом, но, как бы тяжело это не было бы признать, в тот момен, я ей была не нужна. Она умоляла ее забрать. Умоляла этот кошмар закончиться. И он закончился, но следом начался мой.

Чем старше я становилась, тем больше анализировала ее мечту. Почему она захотела уйти? Почему так не мила была ей жизнь? И каждый раз на ум приходит лишь один ответ – тетя Эмма. Именно она отравляла наше существование своими бесконечными придирками. Именно она днями и ночами отчитывала маму, заставляя чувствовать ее виноватой во всем. Именно она подливала бензин в этот костер. И когда мы вспыхнули, она оставила ее сгорать, но не заметила, как погорели мы все.

Эмма коварная и хитрая. Она смогла убедить акушерок указать ее, как мою мать. Я не знаю, какие доводы Эмма использовала и заплатила ли она им, но те охотно пошли на преступление. Интересно, как мама отреагировала на эту выходку? И как смогла ее простить? Я никогда не смогу задать этот вопрос. Никогда не узнаю этих ответов. В моей реальности есть лишь тетя Эмма и ее гребанная забота.

Вспоминаю сон и жалею, что так рано проснулась. Мама снится не так часто, как хотелось бы, но каждый сон с ней наполнен теплом и одновременно холодом. Я радуюсь, когда вижу ее лицо, но расстраиваюсь, что не могу к ней прикоснуться. Так хочется прильнуть к ней и не выпускать. Крепко-крепко обнять, и уловить ее запах. Я так старательно меняла воспоминания, что для меня мама пахнет не алкоголем и сигаретами, а мятой и корицей. Так проще и легче.

Живот урчит, но я не хочу идти на кухню. Эмма опять состряпала дрянную пищу, от которой меня воротит. Ее умение сглаживать углы и создавать идеальную картинку выводит меня из себя. Я хочу стукнуть по столу, швырнуть тарелку в стену и высказать ей все, что думаю. Вылить все, что копилось во мне годами. Скинуть груз с моих плеч на нее. Пускай хоть на секунду она прочувствует все, что чувствую я каждый гребанный день.

Бессонница – это ее вина. От начала и до сегодняшнего дня это ее вина. Она не заметила, как все началось и игнорирует этот факт. Но я помню. Все помню. Помню, как не смогла сомкнуть глаза после смерти мамы. Всю ночь я проплакала в кровати, прижимая одеяло к своему лицу. Будучи ребенком, я воспринимала все