Читаем без скачивания Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер - Василий Звягинцев

Николай хотел было двинуться вперёд, но Бекетов придержал его за рукав.

— Обожди. Дальше не пойдём, — он бросил свой рюкзак на третью от входа нижнюю койку, сел, указал товарищу на соседнюю. Возбуждённые всем происходящим, несколько даже напуганные и подавленные несовпадением воображаемого с действительностью (как будто на самом деле ожидали, что их повезут на круизном лайнере), иммигранты потянулись в глубь кубрика.

— К выходу ближе, — он указал Николаю узкий трап на левой торцовой переборке, — всегда спокойнее.

Трап заканчивался не люком, а узким тамбуром с небольшой овальной дверью.

— Что, ребята, — спросил тоже не пошедший дальше, крепко сбитый, непропорционально широкоплечий парень лет двадцати восьми, наверное, с коротким рыжим ежиком волос. В таверне они его за всё время пребывания не видели, — не в первый раз на коробке?

Юрий неопределённо дернул плечом, всматриваясь в желтовато-зелёные глаза. Спокоен, уверен в себе и, пожалуй, добродушен. Как бы тоже не бывший морпех, или просто флотский, не ниже, чем сверхсрочный унтер. Не озирается удивлённо, как другие, всё вокруг знает и понимает, непоколебимо уверен в себе.

— Мы с вами, если не против. — Парень оттолкнул кого-то, нацелившегося занять место возле Карташова, присёл. — Ваня, Саня, сюда, — указал на второй ярус двум очень похожим на него и друг на друга ребятам, года на три-четыре моложе. Те послушно взобрались наверх. — А третий ярус — для салаг и дураков, — философски сообщил он.

— Братья, что ли? — осведомился Юрий.

— Близнецы. Меня Егором зовут. Кузнецовы мы.

Бекетов назвал себя и Николая.

— Будем вместе держаться, не против? — почти утвердительно сказал Егор, отказа его тон как бы не предусматривал. Точно — унтер, боцманмат, а то и боцман[106].

— А чего ж — против? В компании веселее.

— Где б тут покурить? — полез в карман новый знакомец.

— Небось укажут. И где курить, и куда травить, как в море выйдем.

— Точно, братишка, — обрадовался Егор. — Я на ЧФ служил, на крейсере «Адмирал Лазарев», старшиной трюмного дивизиона живучести. Два года, как уволился.

— А Ваня-Саня?

— Территориалы, — пренебрежительно махнул рукой старшина. — Батя у нас сильно болел тогда, а воинский начальник — его кум. Вот и оставили в уезде, в комендантской роте. Вы сами из каких?

— Тихоокеанцы. Я — морпех, ротный фельдфебель, Коля — электрик с БДК.

— Пойдёт дело, — обрадовался Егор, — выпить за знакомство не желаете? У нас есть.

— Да и у нас тоже. Только не спеши, успеется.

В течение следующего часа кубрик набился под завязку. Несмотря на вентиляцию, отчётливо потянуло густым казарменным духом. Во многих местах сразу закурили. А чего бояться? Того боцмана, что ли? Что он сделает полусотне мужиков, ему никак не подчинённых.

Чтобы сразу начать ориентироваться в обстановке, Юрий предложил «пройтись по округе», посмотреть, что здесь как и почём. К друзьям присоединился Егор, а молодых оставили присматривать за вещами.

За левой дверью, ведущей в корму, располагались гальюны на три десятка мест (явно общие на несколько кубриков), разделённые на секции по пять традиционных на всех флотах унитазов типа «Генуя», длинные, сразу на полсотни человек умывальники и всего шесть душевых кабинок. Бойлерная с холодной пресной водой и кипятком (в душе и умывальниках вода пока из опреснителей, мерзкая на вкус, а на походе будет забортная, штатским наверняка не понравится). И еще вдоль переборок несколько задраенных дверей, в палубе четыре окружённых высокими комингсами люка, ведущих в низы, три почти отвесных трапа к большим, снабжённым кремальерами крышкам в подволоке. Такие же люки и трапы наверх имелись и в кубрике.

Через узкий и длинный поперечный коридор, проходящий, скорее всего, над турбинным отделением, исследователи попали во второй кубрик, такой же, как у них. Два трапа на площадке посередине коридора вели в жилые отсеки, переделанные, по словам Николая, из снарядных погребов для казематов противоминной артиллерии. Тем, кого направили сюда, совсем не повезло: через переборки гул машин и вибрация ощущались гораздо сильнее, и воздух казался более спёртым. Но это уже психология — чем отсеки ниже под ватерлинией и теснее, тем отчётливей проявляются симптомы клаустрофобии даже у привычных людей.

— Грамотно место выбрал, — похвалил Егор Бекетова, когда они вернулись к себе. — Если что — выскочить успеем.

— Что — «если что»? — с интересом спросил Николай.

— Торпеда в борт или мина. Не слышал, что ли, про подводные лодки?

— Так те, как у нас писали, вроде английские и были?

— Мало что пишут. Да если и так. Тот раз английские, сейчас чьи-то другие могут объявиться. Кстати, неизвестно, под чьим флагом мы сейчас идём…

Они расположились за столом прямо напротив своих коек. Егор выложил из матросского парусинового чемодана литровую алюминиевую фляжку, кое-какую закуску на расстеленную газету. Все люди опытные, не англичане, чай. У всех привычный русскому человеку дорожный НЗ — копчёная колбаса, сало, сыр, крутые яйца, вместо хлеба — ржаные галеты, у братьев даже куры-гриль, зажаренные на кухне таверны перед самым отправлением. Имелись и консервы, но это уже совсем на крайний случай. Чай, сахар — само собой.

Народ, кто поопытней, привычнее к жизненным коллизиям, кроме самых слабохарактерных, уже разбивался на компании, знакомился, определялся, кто с кем будет дружить и «вместе кушать», — без этого нельзя. Одиночкам везде плохо.

Вдруг объявился неизвестно где пропадавший Слава Сотников, то бывший как бы «организатором» группы, а теперь объявивший, что назначен на весь переход старостой кубрика, и все возникающие вопросы и претензии следует решать только через него. Похоже, он не первый состав завербованных сопровождал — распоряжался умело, конкретно, при этом вежливо, пожалуй, даже уважительно. А попробовал бы иначе…

Сотников если и был русским, то местным уроженцем, акцент характерный ощущался. Он рассказал о распорядке дня, правилах поведения и безопасности, показал, где хранятся спасжилеты, каким образом выбегать на палубу, в какие шлюпки садиться. Всё, как положено.

— Наверх выпускать будете? — выкрикнул кто-то с другого конца стола.

— Обязательно. Завтра с утра. По очереди. На палубе всем сразу места не хватит.

— А какими-нибудь дисциплинарными правами ты располагаешь? — с места выкрикнул Юрий, входя в роль битого жизнью, слегка приблатнённого парня, которую решил исполнять хотя бы до прояснения обстановки.

— Какие права? — заулыбался Слава. — В карцер вас не посадишь, уже сидите. Гальюны драить и так и так придётся. Просто вот тут, — он достал из кармана бумажку, — я её сейчас на переборку наклею, перечислены все действия, которые на переходе не разрешены, и суммы штрафов за каждое. Чем вас ещё проймёшь? А на берегу баланс подведут, и к общей сумме аванса приплюсуют. Кормёжка тоже за плату, под запись, из судового матросского котла. Сытно и недорого. Имеется судовая лавочка — курево, даже выпивка, нитки-иголки и всё такое прочее. Как везде.

За курение вне специально отведённых мест, к примеру, — провел староста пальцем по строчке «прейскуранта», — штраф пять фунтов или двенадцать рандов. За дебош в пьяном виде — двадцать пять фунтов и ещё карцер, если с дракой и телесными повреждениями…

Бекетову показалось, что сказал он это с плохо скрываемым удовольствием.

— А стукачи, бывает, до конца срока не доживают. Закон… — пробасил весьма веско звучащий голос с одной из коек. Откуда — Юрий не заметил, но решил взять на заметку присутствие в команде такого «законника». Глядишь — и пригодится.

— Столкновение двух и более законных интересов, — рассудительно сказал староста, — называется «правовой коллизией». Постараемся находить разумные компромиссы. Зря стучать никто не будет, кому это нужно?

— Чтобы штрафов побольше намотать, — ответил тот же голос.

В положенное время машины загудели по-настоящему, пароход начало покачивать, и довольно ощутимо. Значит, вышли из устья Темзы в Северное море.

«Часов через четыре-пять, — прикинул Бекетов, — должны сворачивать почти на восемь румбов вправо, если правда в Атлантику направляемся…» Куда и зачем их могли повезти ещё, он не представлял, но с момента посадки на судно испытывал непреходящее чувство тревоги, вообще какой-то неправильности происходящего.

Большинство обитателей кубрика уже спали, день выдался длинный и нервный. Гулкий металлический объём заполнил многоголосый храп. Яркий свет погас, остались только синие плафоны у трапов, дверей и люков.

Бекетов с Егором легли головами друг к другу. Так можно перешёптываться, из-за работающих движков, прочих сопровождающих идущее судно звуков с трёх шагов никто ничего не услышит. Да и некому подслушивать, рядом и сверху свои.