Читаем без скачивания Как знаю, как помню, как умею - Татьяна Луговская

Москва. 27.03.39.

Дорогой Лёня! Пожалуйста, не думайте, что я хоть на минутку забыла о вашем существовании. Этого не было, просто мне очень солоно пришлось это время. (На бедного Макара все шишки валятся. Н.Ш.) Почему у вас мрачное настроение? Вы все еще расстраиваетесь по поводу этой литературной кутерьмы? Полно, не первый и не последний раз все это случается. Я уже вам говорила когда-то, что за битого двух небитых дают.

И потом в некоторых случаях жизни нужно быть похожим на черепаху. Важно только главное, основное — и если в этом главном вы чувствуете себя правым — все остальное — чепуха. Плюйте на все и приезжайте скорее в Москву, я очень жду вас.

Я хотела послать вам фототелеграмму (накануне получения вашей) и даже написала ее и встала в очередь, чтобы сдать, но потом передумала. Тоже очень мрачно была настроена. Да потом я решила, что это ведь тоже не утешение: не огорчайтесь, да не обращайте внимания и все такое прочее. Утешение должно быть действенным. У меня были трудные времена. Сейчас все более или менее образовалось.

Приезжайте, обо всем на свете поговорим. Ремонт мой тоже уже подходит к концу, и я сижу уже в «своей» комнате и пишу вам письмо за «своим» столом. Шлю вам привет, милый.

Т. Л.

Москва. 14.04.39.

Вы стали требовательны, нетерпеливы, заносчивы и небережливы. С колоссальным трудом я отмахиваюсь от ваших недостатков и берегу достоинства. Мне иногда кажется, что вы любите не меня, а свою любовь… Есть у меня любимое письмо от вас, прошлогоднее. Я его люблю не только потому, что оно хорошее, а еще и потому, что после этого письма вы уже перестали относиться ко мне бескорыстно. Вы стали требовательны и забыли про меня… Мне безумно больно, что вы там где-то страдаете, и мне кажется жестокой несправедливостью — если вы так ждете моих писем — огорчать вас рассказами о моем состоянии и упрекать вас в чем-то. Только я это делаю от доброго отношения к вам и к нашей дружбе.

Так уж случилось, что я строю свои отношения с людьми на доверии. Я, доверяя вам, доверяю все как есть целиком — и горечи свои, и обиды, и свои недовольства вами, и разочарования, и трудности. Ничуть я не хочу забежать со спины и уколоть вас, унизить. Что мне таиться перед вами? (Ведь я ни на шутку считала вас своим другом.)

Вы же знаете, как я себя стыжу за многое и не считаю себя хорошей. И если я выговариваю вам, то это не по праву лучшего, а по праву любящего и, что уж совсем ответственно, по праву друга. Мне все-таки очень грустно и, знаете, милый, мне как-то нет никакой охоты жить…

Я подумала сейчас, что это ужасно противоестественно — во всех случаях жизни — что вы живете не в Москве. Даже, если бы мы не виделись неделями — все равно противоестественно. Даже если бы раздружились, хотя в это мне как-то не хочется верить. Неохота. Дружба это все-таки большое счастье.

Я предлагаю вам беречь всякие отношения, хотя бы мало-мальски похожие на дружбу. Это прочные и радостные отношения, и потом это отношения, которые кладутся в основу всем другим. Это база…

Я получила вашу фототелеграмму и все думала о ней. Дело в том, что мне показалось, что там проскользнула тень, знаете, такого тонкого юмора. А по-нашему — насмешка. Это правда? Или она была составлена простодушно, и все мои подозрения ни что иное, как плод больной фантазии? Меня, во всяком случае, это очень обескуражило, так как я очень привыкла доверять вам, а если вы не можете принять моей внимательности так, как надо, то, пожалуй, и слепому моему доверию — конец.

Разъясните мне все это, Лёнечка. Я все пишу и пишу и, кажется, скоро сойду с ума от этих страниц и чернил, и мягких знаков. Остановите меня. Очень хочу вас увидеть, хотя это письмо все же в какой-то мере заменило мне разговор с вами. Больше не буду писать такие письма. Не буду вас мучить… Что же вы находитесь так далеко?

Пойду лягу, а то душа расстается с телом. Очень уж я умучилась этим письмом. Пишите. Если от меня не будет писем — не огорчайтесь, и не корите меня — это не небрежность, я болею.

Т. Л.

05.08.39.

<…> И это не ересь, как вы пишите, а сущая правда. Это я не в том плане написала, кто из нас лучше или интереснее, а просто я хотела сказать, что вы заносчиво, небережливо относитесь к моим с вами отношениям и что вы поспешно и нетерпеливо требовательны. Вот и все. Разве это непонятно? С вашей встречей в Плесе — это тоже мура. Хотя гордячка, как вы изволили заметить, я, действительно, порядочная, но это не имеет никакого отношения к вашему приезду. И вообще, вы меня, как мне кажется, не поняли по всем основным пунктам, так что и бессонная ночь, и разные роскошные идеи пропали, временно, даром. Но это все дело поправимое. Приезжайте скорее, я гарантирую вам более спокойную жизнь.

Я много, очень много о вас думаю и искренне хочу помочь вам и позаботиться о вас. Какой бы вы не были нескладный — все-таки я ведь выбрала вас в друзья из многих других людей…

Я по-прежнему ни черта не делаю, но лежать на животе и кричать «караул» на всю вселенную мне тоже уже осточертело и я подыскиваю себе занятие более действенное и более достойное. С работой у меня на редкость безрадостные перспективы. Просто давно уже не было такого захолустного и убогого сезона. И это меня тоже очень расстраивает. Мне никто ничего не предлагает, а проявлять инициативу самой — как-то нет ни желания, ни сил.

Газеты и «Последние известия» приводят меня в трепет. А, в общем, жизнь — копейка… И я надеюсь еще когда-нибудь увидеть небо в алмазах. Но это уже по привычке и из озорства, а не от желания и уверенности.

Словом, Таня стала старая, мудрая, грустная и полоумная… В комнатах — холодно, на улице — тоже. А на сельскохозяйственной выставке и на стадионе уже настоящая осенняя осень. Солнце не греет, холод холодит, дождь мочит, ветер продувает и листья летят. Но, к счастью, мир устроен так, что имеет четыре времени года, которые в угоду нам — старым истерикам — меняются четыре раза в году (а не в жизни). И это очень мило. Пишите и приезжайте. Буду ждать вашего приезда.

Т. Л.

13.09.39.

P.S. Какие такие дела вы задумали? Меня разрывает на части от любопытства. Напишите уж поскорее. Статью посылать вам не буду — вручу самолично. Сегодня уезжает брат. Сейчас пришел прощаться в военной форме и не дает мне писать.

Милый Лёня! Здесь все на месте, все по-прежнему, вот только вас нет, но… вы сами виноваты в этом. Я обежала всю округу — немного пустынно, запущено, домики стоят холодные, и желтая листва без конца летит по ветру. В доме, где вы снимали комнату в первый год, из вашего окна выглядывала бледненькая девочка и звала козу Мурку. Дом же, как и был, — половина белая, половина желтая — только лавочки уже нет.