Читаем без скачивания Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть - Айдын Шем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что интересного можно обнаружить в этом историческом захолустье! - воскликнул он однажды в присутствии молодого, но уже обладающего опытом полевых работ, научного сотрудника Володи. - Я понимаю, если бы мы проводили бы раскопки в Бахчисарае!
Володя посмотрел на Февзи сверху вниз, потому что был на полголовы выше своего собеседника, который тоже не страдал от малого роста, затем, осознав, что новичок командирован под его руководство совсем недавно и, пожалуй, не успел ничего узнать об объекте работы, спокойно возразил:
- Бахчисарай по сравнению со Старым Крымом как Петербург в сравнении с Москвой. Как ты думаешь, где для археологов интересней работать, на островах невской дельты, или в Китай-городе в Москве?
- Ну, конечно, в Москве! - ответ даже для человека, не окончившего исторический факультет, был очевиден.
- Так вот, Старый Крым - это древний Солхат…
- Ну, знаю, конечно! - Февзи уже понял, что опростоволосился своим неуместным замечанием.
- Знаешь, да только очень мало! - трудолюбие и тщательность, которые успел продемонстрировать этот бывший студент-вечерник, уже были замечены многими в экспедиции, поэтому Володя и не чертыхнулся в ответ на услышанную от Февзи глупость, а решил, насколько это возможно в полевых условиях, ознакомить его с историческими реалиями.
- Вот у меня выписка из Истории Государства Российского Карамзина, - Володя однажды достал из коробки, засунутой под его раскладушку, тетрадь в затрепанной обложке. - Вот том…, глава третья. Слушай: "Город столь великий и пространный, что всадник едва может на хорошем коне объехать его в половину дня. Главная тамошняя мечеть, украшенная мрамором и порфиром, и другие народные здания, особенно училища, заслуживают удивления путешественника". Это, Февзи, написано о Старом Крыме в начале девятнадцатого века. Древняя мечеть, на территории которой мы сейчас находимся, была не самым богатым строением древнего города. Дело в том, что от караван-сараев, от медресе, от дворцов ничего на поверхности земли не осталось. Также нет никаких следов от упоминаемой Карамзиным Главной мечети, украшенной мрамором и порфиром. Ничего не осталось, увы…
- Почему? - Февзи нынче явно был не в самом лучшем состоянии своего интеллекта.
- Все когда-нибудь подвергается разрушению, - рассмеялся Володя.
Февзи задумался, потом перевел свой дилетантский вопрос в другую плоскость:
- Но мраморные стены сохранились даже со времен древних Афин!
Тут младший научный сотрудник посерьезнел:
- Есть самые разные толки на этот счет. Некоторые из приводимых историками сведений сейчас запрещено упоминать.
Он подумал, что так или иначе надо будет обсудить все эти вопросы со своим новым коллегой, но сейчас было не самое подходящее для этого время и место.
- Давай оставим обсуждение такого рода вопросов на другое время. Вот вернемся осенью домой. Ты ведь зачислен в мою группу? Вот и займешься в Ленинграде историей Солхата - Старого Крыма.
- Эски Кырыма, - со значением произнес Февзи.
- Да, так этот город называется по-татарски, это ты уже знаешь, хвалю. В Публичной библиотеке есть книги о Старом Крыме в открытом доступе. Ознакомишься с литературой по программе, которую я для тебя составлю, сделаешь доклад на семинаре. После этого нам будет с тобой легче вести беседу.
Февзи задумался, следует ли сказать сейчас своему руководителю, что его новый сотрудник - крымский абориген? Подумал, и решил повременить, полагая, что эта информация в какой-то степени ограничит свободу высказываний его шефа.
- Но если у тебя будут здесь возникать вопросы, то ты спрашивай меня, не стесняйся, - добавил Володя, который уже много лет был увлечен крымскими древностями. Будучи ровесником Февзи, он закончил Университет пять лет назад и любил свою работу в этом древнем городе, между тем как многие полагали более престижным участвовать в раскопках, например, на развалинах Херсонеса. Володя же считал, что открытия, которые можно сделать в греческом полисе, во многом предсказуемы, в то же время здесь, в долине у горы Агармыш, не только непочатый край работ, но и тьма удивительных загадочных сюжетов.
…Февзи вышел наружу. Глаза после света яркой электролампы, висящей под куполом шатровой палатки, ничего не видели в темноте летней южной ночи. Он присел на обломок стены и долго смотрел в черноту пространства, пока глаза его не стали различать белые стены приземистых домиков. Луны на небе не было, она должна была появиться позже из-за невысоких плоских гор, окружающих долину речки Серен-Су, прежде даже в летний зной остававшейся многоводной и холодной, а ныне почти полностью высыхающей уже в июле. Вскоре зрение его адаптировалось, и он стал даже различать на щербатой черепице старых татарских домов отражение света звезд, усеявших ясное крымское небо. И всколыхнулись в его душе давние и, казалось бы, забытые воспоминания о рисунке созвездий, которые он знал с детства. Он вспомнил, как по стоявшим в зените светилам умел определять время, как давал свои названия особо ярким и красивым звездам, некоторые из которых блуждали странным образом по небосводу, порой исчезали с него и появлялись только много месяцев спустя. Февзи иногда смотрел на звездное небо и в свою бытность в Узбекистане, но там оно было другое. Знакомые, казалось бы, рисунки созвездий, виделись ему на азиатском своде смещенными со своих мест и вследствие этого искаженными, поэтому он не полюбил тамошнее небо. И вот сейчас, по истечении стольких лет, над ним опять родной небосвод! Как он мог потерять десять ночей, проводя их под искусственными лучами электрической лампы, вместо того, чтобы лежать под звездами и узнавать каждую из них!
Он вытащил свою раскладушку из палатки, и отныне все ночи проводил только под звездами, которые, кажется, тоже потихоньку начинали узнавать его, чтобы под конец окончательно признать.
Однажды несколько лаборантов и младших научных сотрудников в день заслуженного ими отдыха пешком через горы отправились к морю. Володя, считающий себя знатоком Восточного Крыма, вел путешественников по живописнейшим долинам и горным склонам, держа путь к поселку Коктебель.
В Старом Крыму в ту пору негде было "культурно" отдохнуть, расслабиться. Функционировала в разрушенном и униженном за два века городе одна чахлая столовая, где подавали нечто похожее на котлеты с гарниром из серого цвета макарон, да еще вечером открывал двери так называемый ресторан, где подавали те же самые лжекотлеты, но с жареной картошкой. Ни шашлыков не было, ни, тем более, чебуреков, которые, возможно, были запрещены как злонамеренное напоминание о крымских татарах.
А здесь в малолюдном Коктебеле у самого моря готовили и шашлыки, и чебуреки, которые поглощались женщинами и мужчинами, выходящими из расположенных неподалеку немногочисленных домов отдыха. Ну и наши путешественники имели твердое намерение заказать себе после принятия соленных морских ванн и шашлычок, и чебуреки. Володя, между тем, объяснил своим товарищам, что эти пузатые дяденьки и громкоголосые тетеньки, гурьбой вышедшие из столовой, окнами глядящей на море, люди не простые, а писатели! И дом отдыха этот не просто дом, а Дом Творчества Писателей! Творят они здесь, значит.
О! О! - непритворно восклицали археологи, тараща глаза на творцов, в надежде узнать среди них дядю Степу Михалкова, увидеть чекистский прищур Фадеева, к тому времени, между прочим, уже покинувшего юдоль земную, или, на худой конец, Корнея Чуковского, такого же длинного и тощего, как и дядя Степа. Больше, пожалуй, даже цивилизованные ленинградцы никого в лицо не знали, так как еще не наступила эра всеобщей телевизоризации.
А писатели, которые в те времена, действительно, составляли большинство в Доме Писателей, завершив процедуру приятия пищи в своей столовой теперь с аппетитом ели чебуреки и шашлыки, запивая все поедаемое вином из полулитровых стеклянных банок, которое покупали тут же рядом в сколоченном из досок сарайчике.
Разумеется, и путешественники наши побежали в маленький дощатый сарайчик за крымским вином. Февзи же было поручено решить вопрос с чебуреками. И когда он стоял в ожидании своей очереди у пышущего жаром казана, он вдруг услышал знакомый говор!
- Бар айт бабана кыйма тартсын, - говорила немолодая женщина в длиннополом платье, какое носят татарки, парнишке лет четырнадцати, в то время как две по современному одетые девушки ловко раскатывали кружочки теста, накладывали в них мясной фарш, разбавленный, как и положено, водой, быстро залепляли края, обрезая их колесиком на деревянной рукоятке, а та самая немолодая женщина бросала белые полумесяцы в кипящее масло, большой шумовкой вынимая из него полумесяцы золотые. В то же время она успевала брать у каждого из жаждущих горячего чебуречного сока деньги, сдавала сдачу и вручала алюминиевые тарелки с готовым продуктом, да еще и давала указания своим помощникам: