Читаем без скачивания Возможная жизнь - Себастьян Фолкс

Следующий день был воскресным. Мы исследовали окрестности отеля, нашли всего в получасе ходьбы от него продуктовый магазин и отправились на Венус-Бич, поглазеть на тамошних чудиков. А в понедельник, в десять утра, явились в студию.

У Ларри Бреккера были длинные бесцветные волосы, корректирующие очки, похожие формой на «авиаторы», и усы, закрывающие нижнюю губу. Коротковатые расклешенные джинсы хлопали по сапогам на уровне лодыжек. Он прослушал присланную «Эм-Пи-Ар» ленту с записями Ани, и мы приступили к обсуждению, в каком порядке писать композиции. Ларри считал, что начать лучше с «Дженевив» – вещь сольная и придаст Ане уверенности. У стены студии сидели выделенные нам музыканты – контрабас, ударные, сакс и электрогитара. Бреккер полагал, что с клавишными, если они понадобятся, справимся и мы с Аней. В студии стояли электропиано и орган Хаммонда. На всякий случай имелась также девушка для бэк-вокала.

Для второго трека, который будет записываться после того, как мы покончим с «Дженевив», он предложил попробовать песню, которая ему по-настоящему понравилась, «Бульвары в снегу», – возможно, добавив в нее органное звучание.

– Возможно, – согласился я.

– Ни в коем случае, – отрезала Аня.

– Попробовать-то можно, – сказал я. – Орган мы всегда убрать сумеем.

– Это ваше дело, – сказал Бреккер и ушел за свою стеклянную перегородку.

Я знал, что дело окажется трудным, Аня будет против любых добавлений к голосу и единственному инструменту. Я видел, что она нервничает, поэтому мы сыграли для разминки короткий двенадцатитактный блюз. Потом она попела, чтобы разогреться, гаммы и кое-что из Берта Бакарака, а я осваивался с пианино, оказавшимся намного лучше, чем те, к которым я привык. К трем часам после примерно пятидесяти перенастроек и подтягиваний струн мы получили устроившую всех запись гитарной партии «Дженевив». Бреккер отправил своего ассистента, паренька по имени Расс, за сэндвичами, а мы в сидели в ожидании и старались расслабиться.

Бреккер вернулся за перегородку, я спросил у Ани, не хочет ли она свой полуденный бокал вина. Аня, обняв меня за плечи, прошептала:

– Чего я на самом деле желаю, так это моего обычного полуденного. его.

И провела рукой по моей ширинке.

– Я бы тоже не отказался. Так послать Расса за вином? Красное или белое?

– Без разницы. Красное. Ты прости меня, Фред. Я очень стараюсь.

Наши лица разделял дюйм, не больше, от Ани пахло пастилками для горла.

– У тебя отлично получается. Дальше все пойдет легче.

Для записи вокальной партии ей пришлось усесться в кабинке и надеть наушники, чтобы слышать собственный гитарный аккомпанемент. Мучилась она там долго. И даже взяла неверную ноту, чего на моей памяти не случалось ни разу.

Мы устроили перерыв, выпили травяного чаю. Аня чуть не плакала.

– Мне кажется, – сказала она, – записав эту песню, я убью ее. А она многое для меня значит. Да тут еще город этот. Жарища. Я просто не могу увидеть здесь Дженевив.

Я положил руки ей на плечи.

– Ты ведь знаешь слова наизусть, верно?

– Конечно.

– Так не заглядывай в бумажку. Закрой глаза. Думай о зиме. Пусть тебя дрожь проберет. А как будешь готова, подними руку. И постарайся влезть в шкуру этой девушки.

– Я попробую. Ради тебя.

Она поцеловала меня. Никогда я не видел ее такой слабой.

Аня стояла в кабинке, прижимая ладонями наушники, пока Бреккер не сделал мне знак из-за стекла: «Что происходит?» – а я отсемафорил: «Не стрелять!» Наконец Аня подняла руку, и я кивнул Бреккеру – запускай аккомпанемент.

Центральное восьмистишие, в котором песня переходила от тоски к надежде, было таким:

Сглотнет монетку автомат,Как шесть недель тому назад,И ледяной рукой морозКоснется корней волос.Но она войдет в промозглый мрак,И запишет номер кое-как,И эту жизнь, что в руки легла,Переменит, и все дела.

Глаз Аня не открывала, дышала ровно, диафрагмой; казалось, она словно куда-то отпустила себя – и вот наконец зазвучал ее голос, он точно покрывал ледяными узорами разделявшее нас стекло.

Сидевший за пультом Бреккер приподнял брови: «Откуда это?» Я испытывал и гордость за Аню, и огромное облегчение. Теперь миру откроется хотя бы частичка ее таланта.

Боже ты мой, те дни на бульваре Сансет! Возвращаясь в отель, мы просили таксиста остановиться у продуктового магазина рядом с кампусом Калифорнийского университета, но уставали настолько, что, добравшись до «Звезды Пасадены», обнаруживали: сил на готовку у нас попросту нет. Аня, не любившая джин, теперь пристрастилась к нему. «Я сделаю этот проклятый альбом на джине и только на джине», – как-то ночью сообщила она заплетающимся языком, лежа голая в постели и размахивая матовым стаканом. Когда мы проходили мимо стойки портье – обычно часов в девять, – Сэмми Дэвис-младший спрашивал: «Хорошо поработали в студии, ребята? Вам ведерко льда и два свежих лимона, так?»

Мы останавливались, чтобы поболтать с ним. Он называл нас «молодоженами»; Аня спрашивала, как поживают остальные члены «Крысиной стаи».

– Фрэнка и Дино давно видели?[37] – поинтересовалась она как-то вечером. Я затаил дыхание, но он засмеялся, совершенно как койот, и я понял: портье уже говорили, на кого он похож, и ему это нравится.

Мы перекусывали в шумном «фасадном» номере, выкуривали немного травки, потом переходили в 289-й, более прохладный, поскольку окно его всегда оставалось открытым. Аня нежилась в ванне, я смотрел по черно-белому зернистому телевизору старые ковбойские фильмы. В одиннадцать мы уже крепко спали – голые и в обнимку.

Альбом понемногу выстраивался, обращаясь не просто в подборку песен, приобретая определенную форму. И благодарить за это следовало Ларри Бреккера. Еще в самом начале он, отведя меня в сторону, сказал: «Старик, эта птичка поет, блин, как ангел, но любому на моем месте хотелось бы слышать не только два голоса в верхнем регистре – ее и гитару. Нужны басы, многоголосие, клавиши – все что угодно».

Я и сам всегда так думал. И все же главным, особенно для первой записи, казалось это хрупкое звучание голоса и гитары. Альбому требовалось нечто, присущее менестрелям: слушайте, вот она – одинокая женщина, переезжающая из города в город. Мода на авторов-исполнителей шла на спад, но я не хотел, чтобы продюсеры перестарались с Аниными треками. Мне нужен был средний путь, а может быть, и два сразу: чистота и богатство звука.

За что еще нужно было сказать Бреккеру спасибо, так это за его веру в некоторые песни. Выбор их зависел от Ани и от меня, однако Ларри дал нам ясно понять, что отказаться от четырех из них может только сумасшедший. Ими были «Джулия», «Дженевив» и две помещенные нами в список возможных кандидатур – «Потребность быть тобой» и «Я не гибну». Первая, обращенная к возлюбленному, демонстрировала поразительное понимание слабых сторон мужчины, вторая нравилась Бреккеру, потому что была, как он выразился, антилюбовной – «А таких в нашем бизнесе кот наплакал».