Читаем без скачивания Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.) - Арутюн Улунян

Тем временем, как отмечалось в одном из опубликованных американскими СМИ материалов, представленном в виде утечки информации из НАТО, «хотя детали этих новых докладов держатся в секрете, однако, тот факт, что министры обороны и иностранных дел НАТО будут обсуждать положение в странах, находящихся традиционно за пределами альянса, ясно показывает серьезные изменения, которые претерпела эта организация за последние годы»[833]. Более того, был обнародован ещё один факт, очень важный с точки зрения оборонных перспектив для обоих блоков на балканском направлении: жесткая позиция Греции и Турции, требовавших предупредить СССР от имени альянса о недопустимости действий в отношении суверенных государств и особенно в так называемых «серых зонах», т. е. на периферии ответственности НАТО, к которой относился Ближний Восток и часть неевропейского Средиземноморья. Однако по мнению ряда обозревателей, «сделанные со стороны НАТО недавние предупреждения Советскому Союзу являются, в свете достаточно серьезных оценок сил альянса, не больше чем игрой, рассчитанной на то, чтобы воспрепятствовать советским действиям до того момента, как военные позиции Запада улучшатся»[834]. Осенью 1968 г. ещё раз была продемонстрирована исключительно сложная ситуация, складывавшаяся во взаимоотношениях ФРГ и Франции. Президент Ш. де Голль давал понять своему коллеге – канцлеру К. Кизингеру, что французская поддержка Западной Германии будет оказана лишь в случае неспровоцированной агрессии со стороны Варшавского пакта. Атмосфера, в которой проходила франко-германская встреча, была столь накалена, что «когда де Голль обвинил немцев в том, что они вызвали советскую интервенцию в Чехословакию,.. Кизингер рассердился и заявил де Голлю, что не глава Западной Германии, а глава Франции, посещавший Польшу и Румынию, призывал народы Восточной Европы сбросить иго советской гегемонии»[835].

В середине сентября 1968 г. по каналам американской дипломатии Государственный Департамент получил информацию из Белграда о том, что югославское руководство после чехословацких событий надеется реанимировать Балканский пакт, рассматривавшийся им как «черный вход» в НАТО[836]. В этой связи руководство Госдепа предусматривало предпринять действия, направленные на поддержку Югославии. Среди них было предложение о предоставлении Белграду военно-технической поддержки, проведении срочной встречи с югославским руководством, повышении степени готовности НАТО в Европе и Средиземноморье[837]. Со своей стороны, руководство Югославии через СМИ в жёсткой форме выступило против усиления присутствия советских ВМС в Средиземноморье, рассматривая действия Кремля в данном регионе как фактор дестабилизации, так как, прибыв туда для поддержки арабских союзников, они в действительности являлись инструментом советской политики[838]. Активизация ВМС СССР в Средиземноморье осенью 1968 г. подтверждалась официальными шагами Москвы, выступившей фактически с претензией на то, чтобы заявить об СССР как о средиземноморской державе[839]. Уже зимой 1969 г. консул США в Любляне сообщал о том, что ряд словенских руководителей прямо заявили ему: «Югославия и США имеют серьезные взаимные интересы в ограничении последовательно предпринимаемых советских действий и, одновременно, что США, рассматривая вопрос о том, как действовать в отношении усиливающейся напряженности в северной части Восточной Европы, не должны упускать из виду потребностей Югославии из-за созданной Советами напряженности на Балканах»[840].

В октябре 1968 г. американские дипломаты в Бонне пришли к выводу о том, что «несмотря на некоторые румынские опровержения (включая одно перед посланником ФРГ Стретлингом неделю назад), есть сведения, что Советы продолжают оказывать давление на Бухарест по поводу проведения учений Варшавского договора в Румынии. Румыны продолжают отвергать возобновившееся советское требование, но решили не предавать это гласности»[841]. Влияние интервенции Варшавского пакта против Чехословакии на две другие коммунистические страны – Болгарию и Югославию – также было достаточно серьезным и находилось в центре внимания дипломатических и военных кругов НАТО. По мнению дипломатов ФРГ, которые работали в двух названных балканских странах, с одной стороны, не было доказательств наличия «большого количества советских войск в Болгарии», а с другой, как они отмечали, «Югославия – вот кто по внутриполитическим причинам распространяет слухи о военной опасности со стороны Болгарии»[842]. Более того, делался вывод о том, что именно югославы, а не болгары, поднимали «македонский вопрос». Германский МИД сомневался в наличии «какой-либо военной опасности для Югославии» и придерживался мнения: «Тито просто драматизирует данный вопрос, так как это является полезным для него способом сплотить свою многонациональную и децентрализованную страну»[843]. Тем не менее в Вашингтоне не отрицали неблагоприятного варианта развития событий, в связи с чем среди мер военной поддержки в США рассматривались в начале октября 1968 г. доставка в Югославию тяжелого вооружения и другого снаряжения, но при условии обращения Белграда за помощью и без прямого участия военнослужащих США и НАТО в этой операции[844]. В Госдепе США точка зрения на происходящее формулировалась в следующем виде: «Стратегические соображения и проблемы безопасности, вызванные советским вторжением, являются важными и возможно жизненными для обороны Европы по следующим причинами: а) баланс военной силы в Средиземноморье на южном, а также юго-восточном направлениях зон ответственности НАТО окажется перед серьезной угрозой; б) будет создана прямая угроза Италии и Греции»[845].

Эти общие, стратегические по своему характеру выводы тем не менее не были подтверждены информацией о конкретных намерениях Москвы в Европе и её балканском секторе. Они базировались в основном на выстраиваемых экспертами-аналитиками моделях вероятного поведения Кремля с учётом имевшейся информации и традиций советской внешней политики. Такой подход сказывался на качестве аналитических материалов Госдепа и ЦРУ (хотя и во многом точно определявших алгоритм советских действий, но без их детализации), представляемых руководству США и, в частности, президенту Л. Джонсону[846].

Взаимоотношения между союзниками по ОВД в Балканском регионе в данной связи являлись важным фактором не только внутриблокового положения в Варшавском пакте, но и элементом военно-стратегической ситуации на полуострове. В Вашингтоне приходили к выводу о том, что если советское руководство сочтёт ситуацию на Балканах угрожающей советским стратегическим интересам, то прибегнет к военным методам «решения проблемы»[847]. В отношении Румынии делались предположения относительно попыток СССР оказывать на неё давление с целью получения от Бухареста согласия на размещение советских войск на румынской территории[848]. Поэтому предполагалось предпринять ряд шагов, которые были призваны усилить влияние Вашингтона на ситуацию. Главными из них могли стать, во-первых, получение гарантий от Москвы отказа от интервенции против Румынии; во-вторых, максимально возможное жёсткое заявление американского президента о недопустимости подобных действий против Бухареста; в-третьих, разработка возможных ответных мер НАТО; в-четвертых, срочный созыв Совета безопасности ООН и, в-пятых, консультации с лидерами американского конгресса[849]. Тем временем, на состоявшемся 15-16 ноября 1968 г. в Брюсселе заседании Североатлантического Совета с участием министров иностранных дел, обороны и финансов было принято коммюнике. В нём осуждались действия СССР и его союзников, нарушивших суверенитет независимого государства – Чехословакии; одновременно Москве отказывалось в праве решать международные вопросы с помощью ссылок на внутренние дела «социалистического содружества».

Балканский аспект последствий интервенции против Чехословакии заключался в том, что, как достаточно точно это отмечали американские дипломаты, «Советы, со своей стороны, не отказались от давления в отношении Балканских коммунистических стран… Вне всякого сомнения Москва помнит отсутствие поддержки со стороны Румынии и возмущена критикой её действий со стороны Тито. Критика Белграда продолжает оставаться неослабевающей, а со стороны Бухареста она сократилась, вероятно, после признания советского давления и из-за желания не дразнить Советы… Бухарест, таким образом, очевидно, обеспокоен советской чувствительностью ко всё более изменчивой ситуации, развивающейся в Балканском регионе, и похоже, что Румыния, в конечном счёте, настроена на то, чтобы избегать действий, которые Москва найдёт провокационными».