Читаем без скачивания На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917 - Валентин Левицкий

Огонь артиллерии противника ежеминутно увеличивался.

– Со вьюком в цепь, по первому пулемету, за третьей ротой! – скомандовал я, и через полминуты четыре пулемета, снявшись со вьюков, нагоняли быстро удаляющиеся впереди цепи. Через несколько минут мы были под сильным ружейным и пулеметным огнем противника.

Все чаще и чаще стали попадаться на пути убитые и раненые. Но вот сквозь непрерывающуюся ружейную и пулеметную трескотню и частые взрывы снарядов до нас донеслись сначала одиночные крики, а потом мощное, громкое, неудержимое русское «ура». 3-я рота во главе с лихим командиром капитаном Балбашевским[114] пошла в штыки.

– Ваше благородие, командир полка приказали вам два пулемета послать на левый фланг к тринадцатой роте, – почти кричала мне в ухо связь, прибежавшая из штаба полка.

Я приказал идущему со мной подпоручику Кузнецову со взводом пулеметов нагнать 3-ю роту, а сам, с другим взводом, повернув налево, стал совершать облическое движение,[115] чтобы выйти на левый фланг наступающего боевого порядка. Левее меня и уступом вперед шли 13-я и 14-я роты, стремясь перевалить сравнительно большой гребень. Через несколько минут роты скрылись за гребнем, откуда начали все чаще и чаще посвистывать пули. Это был фланговый огонь противника, очень опасный для наступающих цепей и который во что бы то ни стало нужно было ликвидировать. Я поспешил подняться на только что пройденный ротами хребет, и тогда лишь понял, в чем дело.

Передо мной открылась большая, с крутыми скатами, высота, на которую наступали 13-я и 14-я роты, по которым турки открыли убийственный огонь. Еще вчера днем при разведке она была назначена для атаки 7-й и 8-й ротам, наступающим на левом фланге боевого порядка. Вследствие темноты наступающие, сбившись с указанного направления, приняли вправо, и поэтому занимаемая сейчас противником высота была глубоко за флангом продвинувшегося вперед нашего боевого порядка. Я немедленно открыл огонь по высоте, до которой было не больше 800 шагов. Огонь оказался очень действенным, вслед за ним 13-я рота с громким «ура» бросилась в штыки. Прекратив огонь, я последовал за 14-й ротой, начавшей спускаться в широкую каменистую лощину, что была левее атакованной высоты. Продвигаясь вперед по лощине, 14-я рота была встречена со всех изгибов ее частым ружейным огнем. Люди, карабкаясь с камня на камень, постепенно выгоняли засевшего противника.

Спустившись еще ниже, я увидел впереди себя шагах в ста капитана Хабаева. Несколько впереди его шли три солдата с винтовками наперевес. Один из них был сверхсрочным унтер-офицером с лихо закрученными бело-русыми усами, в другом я узнал скрипача, а в третьем гармониста доморощенного оркестра роты. Вдруг в упор идущим людям раздался выстрел. Бравый унтер-офицер, выпустив из рук винтовку, упал навзничь. Вслед за тем, не то из-за камня, не то из какой-то ямы, выскочил турок. Он был необычайного крепкого сложения, а широкая его черная борода до середины груди придавала его внешности еще больше мужества. Прыжками какого-то дикого зверя он вмиг очутился перед скрипачом и гармонистом. Едва последний успел отбить первый штыковой удар, как вслед за этим был пронзен насквозь широким турецким штыком. Скрипач хотел было нанести удар турку в грудь, но промахнулся и, не успев закрыться, получил удар прикладом в голову и замертво свалился на камни. Видя все это, штабс-капитан Хабаев выхватил шашку и побежал на турка; то же самое сделал и я. Но пока я подбежал, жестокая схватка была готова. Храбрый турок бросился на свою новую жертву с намерением ее заколоть, но штабс-капитан Хабаев, ловко вывернувшись из-под штыкового удара, левой рукой схватился за ствол винтовки турка, а правой нанес ему дагестанской шашкой сильный удар в плечо.

Турок закачался на ногах, выпустил винтовку и упал на спину. Герой-турок умирал среди трех своих жертв. На его груди оказалось несколько знаков военного отличия, а нашитые на рукаве шевроны указывали на то, что он был или фельдфебелем, или взводным командиром. Я еще раз взглянул на его лицо, и зародившееся во мне минуту тому назад чувство злобы и мести сменилось уважением к героизму неприятельского солдата.

Штабс-капитан Хабаев отделался на сей раз легким штыковым ранением в руку выше локтя.

Тяжелому положению 14-й роты пришла на выручку 13-я. Заняв высоту, она открыла по засевшим в лощине туркам меткий огонь, чем и заставила их отойти. Считая присутствие пулеметов в лощине ненужным, я отправился с ними на высоту, откуда начал доноситься частый огонь.

С высоты ясно была видна вся позиция, только что взятая полком, против которого противник перешел в яростную контратаку. Впереди меня противник был всего в 300–400 шагах. Я остановился на линии стрелков, дал знак рукой своим людям. С виртуозной быстротой они установили пулеметы и открыли огонь почти в упор подошедшим цепям турок.

Последним оставалось сделать еще одно усилие, но, не выдержав нашего огня, они повернулись, быстро начали отходить и, наконец, скрылись в глубоком Джилигельском овраге. Контратака противника была отбита на всем фронте полка. Воспользовавшись некоторым затишьем, начальник левого боевого участка подполковник Коломейцев оттянул 13-ю и 14-ю роты в участковый резерв, а высоту занял ротами своего батальона.

Около девяти часов противник усилил огонь артиллерии, обрушившись главной массой на центр нашего расположения, то есть на седловину, где находились 1, 3 и 5-я роты. Временами этот участок от густоты дыма часто рвущихся снарядов окончательно скрывался от нашего наблюдения. Находящиеся там роты стали нести большие потери. 3-я рота еще утром первой ворвалась в окопы противника, потеряв всего несколько человек; к 11 часам она насчитывала потери от огня противника больше половины состава. Такая же убыль была к вечеру в 1-й и 5-й ротах. Эта дыра смерти стоила кубинцам только в первый день около шестисот человек.

Поздно вечером назойливый до одурения гром артиллерии прекратился, и мы спустили в овраг охранение, связавшись слева с только что подошедшим Дербентским полком. Роты и команды приступили к рытью окопов, чего днем противник нам не позволял огнем. Ночь прошла тихо. С рассветом на 24 июля огонь артиллерии возобновился с обеих сторон. В вырытых окопах мы чувствовали себя тверже; кроме того, с середины полкового[116] участка роты были отведены вправо и влево за высоты с целью избежать новых и напрасных потерь. В случае же, если бы противник попытался занять очищенный нами участок, он подвергся бы удару с обоих флангов.

Занимаемая полком позиция в оборонительном смысле представляла нам очень мало выгод, но ее отличительным свойством было то, что она могла послужить отличным исходным пунктом для форсирования глубокого оврага и атаки Джилигельских высот с юго-востока.