Читаем без скачивания Анжелика и дьяволица - Анн Голон

То же самое сказала и госпожа Каррер.

Не было никаких сомнений. Всему виной кофе. По-видимому, в нем оказалось снотворное, из-за которого обе женщины погрузились в долгий, тяжелый сон.

Вдруг Анжелика все поняла, и холодный пот заструился по ее спине.

Она мысленно представила себе, как госпожа Каррер входит и говорит: «О! Какой ароматный у вас кофе!» «Возьмите мою чашку», — ответила она тогда.

Если бы госпожа Каррер не пришла, кофе достался бы ей самой, и она не проснулась бы, когда Абигель нужна была помощь. Ее бы будили, звали… И Абигель пришлось бы остаться один на один со своим испытанием, с чувством вины и тревоги, с грозовыми раскатами. Ее ждали бы долгие часы нечеловеческой боли и отчаянья, в окружении беспомощных, смятенных соседок. Мог погибнуть ребенок. А может быть, и мать!

Значит, это правда! «Кто-то» хотел смерти Абигель! Но почему? Не для того ли, чтобы причинить кому-нибудь горе?

— Что с вами? — Амбруазина все еще стояла перед ними в ночной сорочке. — У вас нездоровый вид. Но что случилось? Какое-то несчастье?

— Нет, нет! Слава богу! Амбруазина, рам нужно лечь, вы едва держитесь на ногах.

— Я очень голодна, — по-детски пожаловалась герцогиня, поднеся руку к желудку.

— Тетушка Анна, не найдется ли у вас какого-нибудь бульона для госпожи де Модрибур? Чего-нибудь горячего.

— У меня есть щавелевый суп!

Анжелика снова захотела убедиться, что кругленькая, розовая малышка Элизабет, похожая на сахарного рождественского младенца, мирно посапывает возле своей мамы. Все прошло благополучно. Анжелика была рядом с Абигель, сделала все, что было необходимо. А когда утром она заглянула к Бернам, то почувствовала у них атмосферу райского блаженства. Каждый, кто пересекал порог их дома, проникался счастьем этой семьи.

Но при мысли о том, что могло бы быть, если бы… Анжелика не могла прийти в себя. И еще эта гроза, которая разразилась словно лишь для того, чтобы довершить катастрофу…

«Но кто может вызвать грозу ради того, чтобы нам повредить?» — повторяла она про себя.

Ей вдруг вспомнились слова отца де Вернона: «Когда наступает черед дьявольских козней, судьба и даже сама природа словно помогают тому, кто замыслил злое дело».

Гроза! Еще и гроза! Здесь не обошлось без помощи лукавого!

— И все-таки, что с вами? — настаивала Амбруазина. — Вы так бледны… Прошу вас, скажите мне… Почему я проснулась так поздно? Случилось какое-то несчастье?

— Нет, нет! Напротив! Большое счастье! Родилась маленькая Элизабет… Дочка Абигель.

И, помимо собственной воли, она добавила, с вызовом глядя на стоящую перед ней хрупкую молодую женщину;

— Она не умерла! Вы слышите?

— Слава Богу!

Амбруазина де Модрибур сложила ладони, склонила голову и усердно прочла благодарственную молитву. В тонкой ночной сорочке она вдруг показалась Анжелике падшим ангелом.

— Но отчего вы так взволнованы?

— Пустяки! Наверное сказываются ночные переживания и усталость. Да и вы напугали меня своим долгим сном…

«Нужно выбросить этот кофе», — подумала Анжелика.

Она обернулась и увидела позади котенка: шерсть на нем стояла дыбом, он выгнул спину и угрожающе шипел, словно видел что-то незаметное для окружающих.

Анжелика взяла его на руки и поднесла к лицу, будто хотела прочесть тайну в расширенных агатовых зрачках:

— Что ты видишь? — прошептала она. — Что ты видишь? Скажи мне! КОГО ты видишь?

Глава 6

Священник… Нужно посоветоваться со священником.

Эта мысль не оставляла Анжелику все то время, пока она поднималась на холм в поисках отца де Вернона. Ей казалось, что человек, принявший святой сан, отмеченный печатью избранности, которая отличает служителей Господа от остальных смертных, скорее разберется в том, что с ней произошло. Она чувствовала потребность все ему рассказать, но не знала, хватит ли у нее решимости.

Что толкало Анжелику на такой поступок? Отец де Вер-нон появился здесь, потом исчез, но она постоянно ощущала его присутствие в Голдсборо. На самом деле он никуда не исчезал, а только порой углублялся в лес, чтобы проповедовать христианство в индейских поселениях, но его дом остался на побережье.

На высоком обрывистом берегу, мысом уходящем в море, между портом и маленькой бухтой, заросшей водорослями, появились исповедальня, домик из древесной коры и бревенчатый алтарь, у которого отец де Верной каждый день служил мессу.

Впрочем, вряд ли иезуит был дома в такой час. И чего она ждала от разговора с ним?

На самом деле Анжелика знала, что ей было достаточно лишь увидеть этого человека, с которым она некоторое время прожила бок о бок. Возможно, она и не расскажет ему о своих сомнениях, но воспоминания о своем монастырском детстве, прошедшем в молитвах и религиозных шествиях, настойчиво влекли ее навстречу отцу де Вернону. Он был настоящим священником. Ценой своего аскетизма, целомудрия, уединения он научился постигать таинственные законы, управляющие человеческими поступками.

Видимо, собираясь надолго обосноваться в этих краях, отец де Верной водрузил возле дома крест, словно желая отметить таким образом свои владения. Жилище иезуита находилось, как между молотом и наковальней, между католической и протестантской общинами Голдсборо. Кроме того, с мыса открывался вид на лагерь Шамплен и на поселение индейцев. Деревянный крест поднимался ввысь, отчетливо выделяясь на фоне неба, которое просвечивало между деревьями. Зажатую между морем и лесом хижину окружали несколько темно-зеленых кедров, вязов и дубов, уходящих стволами в заросли пурпурного иван-чая — все это могло бы послужить отменной декорацией для шекспировской трагедии. Площадка, на которой расположились домик, крест, исповедальня и алтарь, густо заросла можжевельником и какими-то цветами с горьковатым запахом.

Выйдя из кольца деревьев, можно было услышать шум моря, а когда временами волны достигали подножия берегового утеса, снежная пена вздымалась до самой его вершины, словно какой-то любопытный зверь хотел на миг заглянуть в неведомый ему мир.

У порога дома сидел маленький швед и вырезал свирель.

Анжелика увидела, что отец де Верной стоит на самом краю скалистого обрыва.

Его черная сутана выделялась на фоне темно-синего неба с белыми барашками облаков. Босой, он стоял у обрыва крепко и уверенно, не обращая внимания на брызги волн, разбивавшихся о камни.

Подходя к нему, Анжелика заметила, что его лицо обращено в сторону Голдсборо, который был виден отсюда как на ладони — со своей бухтой, портом и домами из светлого дерева.

Иезуит был неподвижен: он напряженно вглядывался вдаль, словно стараясь разгадать тайну поселка, повторяющего своими очертаниями береговую линию.