Читаем без скачивания Неприкосновенный запас - Юрий Яковлев

— Это вам… Возьмите.

Артистка удивленно посмотрела на девочку и неторопливо развернула пакет. В нем лежал аккуратно выглаженный белоснежный халат.

— Халат? — удивилась Вера.

— Мамин, — сказала Инга. — Я, когда вырасту, буду его носить. А пока ты… Он не с чужого плеча.

«А пока ты… Пока ты… ты…» Инга не заметила, как стала называть артистку на «ты». Это получилось само собой, помимо ее воли. Словно это родное «ты» произнесли не губы, а отстучало сердце. Ты. Ты. Ты.

Вера взяла халат в руки и осторожно, словно боясь повредить, надела. Он пришелся ей впору. В самый раз. Вера скрестила руки и обняла себя за плечи, чтобы своим телом согреть принесенный с холода халат.

— Тебе не жалко?

Инга покачала головой.

— Я пойду гримироваться. А то Карелин будет сердиться.

Она выбежала. А Вера все стояла посреди комнаты, обнимая себя за плечи. В таком положении ее застал Карелин.

— Пора, пора, — сказал он, — через десять минут…

— Павел, войди в комнату и закрой дверь, — сказала Вера. — Ты видишь, что на мне?

— Халат. — Карелин стал наматывать бородку на палец.

— Этот халат мне принесла Инга… из дома.

— Ну вот, — весело сказал Карелин, — а ты хотела Брусничкину.

И они оба засмеялись.

— Роль вышла из берегов, — сказала Вера.

— Вышла из берегов, — согласился Карелин.

Роль вышла из берегов, но наводнение наступило в тот момент, когда Инга совершенно случайно узнала, что по сценарию — а в кино все делается по сценарию — Вера должна была умереть.

Девочка читала сценарий и раньше. Но тогда ей была безразлична судьба «матери». Теперь «матерью» была не чужая женщина, а Вера… Она должна будет броситься в ледяную воду, чтобы спасти мальчишку, провалившегося под лед. Она тяжело заболевает. Напрасно врачи будут биться за ее жизнь. Смерть окажется сильнее…

Инга сидела одна в комнате Карелина. На столе лежал режиссерский сценарий. Сперва Инга просто листала его, чтобы познакомиться со своей ролью в новом эпизоде. Потом заинтересовалась и стала читать. Странная книжка — режиссерский сценарий! Например, написано на странице: «Девочка подошла к окну и полила цветы», а рядом на полях обозначено — «5 метров». Вся книжка разбита на метры! Это забавляло Ингу до тех пор, пока она не прочитала: «Врач склоняется над матерью. Слушает ее. Потом подносит ко рту зеркало. Говорит: «Все! Смерть победила!» А рядом написано — «20 метров». За двадцать метров побеждает смерть…

Инга захлопнула книжку и подошла к окну. Она увидела, как медленно падают перышки снега. Множество белых перьев. За двадцать метров побеждает смерть!.. Из окна было видно, как красная черепица постепенно блекла, угасала и наконец совсем пропадала в снегу, как огонь пропадает в пепле. Снег налип к проводам, превратил их в толстые белые канаты. У прохожих на шапках появились белые круги. Шел основательный, не собирающийся таять зимний снег. За двадцать метров побеждает смерть… Как она могла победить за двадцать метров? И что такое двадцать метров? Может быть, двадцать больших взрослых шагов?

Инга отошла от окна и направилась к двери. Она пошла по коридору, считая шаги. Насчитала двадцать. Оглянулась. Пошла дальше. Она не замечала встречных. Мимо шел целый полк солдат — не настоящих, а переодетых, загримированных. Инга прошла сквозь строй. И осталась одна. Перед ней был какой-то темный закуток. Она свернула в него. Остановилась. Ей стало нестерпимо горько. Она закрыла глаза и увидела девочек, бегущих в желтых платьях. Обгоняя друг друга, они мелькали между белыми стволами берез. Девочки убегали от чего-то неудобного и трудного, от чего сама Инга не могла убежать, словно ее ноги приросли к земле. Потом выплыли старушки, которые подбрасывали и опускали половичок, и каждый раз раздавался выстрел и поднималось облачко порохового дыма. Потом появился усатый грязный человек. Он потер ладонью щетину на щеке и уставился на Ингу холодным стеклянным глазом. Инге стало страшно, она открыла глаза, но тот день не исчез, как исчезает тьма, когда в комнате зажигают свет. Он был вокруг нее, плотный до боли, ощутимый. Он стал невидим, но он звучал, шептал в самое ухо разными голосами.

«Мамы больше нет!» — слышался голос папы.

«Почему мамы больше нет?» — отзывался голос Инги, голос, не зависимый от нее самой.

«Мама умерла».

«Как умерла?»

И тут что-то горько сжалось, подступило к горлу, обожгло глаза, и, чтобы заглушить голоса того тяжелого дня, Инга крикнула:

— Мама! Ма…

Неожиданно рядом с ней появилась Вера. Откуда она взялась в этом пустом, бесконечном студийном коридоре? Как разыскала Ингу в закутке, где стоят метла и ведра?

— Инга, что с тобой?

Девочка ничего не ответила, молча боднула артистку в плечо, прижалась к нему и жалобно пролепетала:

— Не хочу, чтобы ты умирала… Лучше я умру. Пусть они придумают так, чтоб я умерла. А ты будешь прощаться со мной.

— Зачем же тебе умирать, доченька?

— Чтобы ты не умирала.

— Но ведь это не на самом деле, Инга.

— Все равно.

Вера обняла Ингу и еще крепче прижала ее лоб к своему плечу. И сквозь одежду чувствовала, как девочка горячо дышит.

— Пусть Карелин спасет тебя. Он может спасти тебя?

Вера молчала, не зная, что ответить девочке, в сознании которой стерлась граница между искусством и жизнью. Для нее все было жизнью — даже нарисованное, загримированное, придуманное, освещенное не солнцем, а софитами и юпитерами. В этом было ее существо. Сказка уживалась с настоящим горем.

— Я поговорю с Павлом. Я тебе обещаю, Инга.

И вдруг артистка почувствовала, как сквозь ткань пробились слезы. Она почувствовала их плечом. Девочка не всхлипывала и не дышала учащенно, как дышат, когда плачут. В темном закутке ничего не было видно. Но Вера как бы слышала плечом, видела…

На другой день Инга не пришла на съемку. И тут произошел настоящий скандал. Режиссер кричал на второго режиссера:

— Где Инга?

Второй режиссер спрашивал у ассистента:

— Почему нет Инги?

Ассистент подбежал к директору картины:

— Найти Ингу!

Осветительная аппаратура была приведена в боевую готовность. Рабочие стояли на местах. Оператор со своими помощниками выкатил тяжелую кинокамеру «Дружба», как орудие на прямую наводку. Артисты нервно курили в стороне, ожидая начала съемки.

А маленькой героини фильма не было.

Поехали к ней домой. Дома Инги не оказалось.

Поехали в школу. Не приходила она на уроки.

Позвонили в милицию, дежурному по городу. Никаких происшествий с девочкой отмечено не было.

Все ходили мрачные. Никто не смотрел в глаза друг другу, словно каждый чувствовал себя виноватым.

Но больше всех переживала Вика. Она вдруг забыла, что является «девушкой из кино», ей казалось, что пропала ее сестренка, родной человечек. Что с ней могло случиться?

— Ребята, она найдется! — говорила Вика товарищам. — Она появится. Все будет в порядке.

Она подбадривала других, а у самой время от времени на глаза наворачивались слезы и на скулах появлялись две черные полоски — «текли» глаза.

В тот же день Вера и Павел сидели в студийном кафе за круглым столиком у окна. Оба были расстроены. Оба думали об одном. Об Инге.

Павел почему-то вспомнил, как Инга разыгрывала сцену с зелеными яблоками и как он, внимательно наблюдая за игрой девочки, чувствовал в ней не только дарование, но и внутреннюю силу. Она тогда заставила его поверить в эти «зеленые яблоки». Он даже почувствовал во рту оскомину. Он и сейчас, вспоминая, как девочка естественно морщилась и закрывала глаза, чувствует прилив слюны.

А Вера думала о темном закутке в нескончаемом коридоре и о том, как она плечом почувствовала горячие Ингины слезы. Это был не обычный детский каприз. Тревога и… любовь двигали Ингой, когда она, сорвав съемку, не пришла в студию.

— Что-то с этой девчонкой происходит, — вдруг заговорил Павел. — Может быть, она больна?

Вера молчала. Она отхлебывала из белой чашечки кофе и молчала.

Студийное кафе, чем-то похожее на привокзальное, жило своей суетливой жизнью. Кто-то входил, кто-то, глянув на часы, убегал. В дверь просунулась голова.

— Потехина здесь нет? — спросила голова. — Потехина вызывают к директору.

Не было в кафе Потехина, и голова исчезла.

Неожиданно Вера сказала:

— Павел, я виновата перед тобой. Я не предупредила… У девочки умерла мама.

Павел резко повернулся к артистке.

— Как умерла мама? Когда?

— Еще до съемок.

— И ты знала?

Вера покачала головой.

— Никто не знал. Узнали… случайно.

Павел отодвинул стул, словно собирался куда-то бежать, но не побежал, а стал расхаживать у окна. За окном шел снег, белые хлопья пролетали совсем близко, и казалось, они сейчас опустятся на волосы, на бороду и на плечи режиссера.

Потом Павел повернулся к столику, сел и заговорил возбужденно: