Читаем без скачивания Новый директор - Герман Матвеев

— Да, да! Вот когда вы всё обдумаете, составите схему, план, список, тогда мы и будем советоваться: где взять деньги, что купить в первую очередь, сколько вам понадобится помощников. Я думаю, что вы привлечете и других… Работа очень большая!

— Константин Семенович, мы посоветуемся, с Риммой Вадимовной. Можно?

— Ну конечно! Делайте как найдете нужным. Вы возглавляете технический отдел. А сейчас пойдемте наверх. Комната длинная… Мы там отгородим радиостудию, места хватит, — говорил Константин Семенович, выходя из канцелярии.

— Константин Семенович, а мы сделаем так, что передачу можно будет производить из любого класса.

— Очень хорошо! Великолепно! Это как раз то, что нужно… Архипыч! — позвал директор Степанова, возившегося в раздевалке. — Вот наши радисты: Валерий Цыганков, Иван Журавлев и Сергей Линьков. Передай им ту комнату… Помнишь, в конце коридора на третьем этаже!

— Есть передать комнату!

— А потом нужно будет им помочь перенести туда радиоаппаратуру из моего кабинета… Ну, а если у вас встретятся какие-нибудь затруднения или вопросы, — обратился он к мальчикам, — сразу же приходите. Не стесняйтесь. А то я смотрю, вы какие-то робкие…

41. "Глаза и уши"

В окнах задрожали стекла. Глухо урча мощным мотором, перед зданием остановился бульдозер. Из кабинки вылез Михаил Петрович Куприянов и, крикнув что-то водителю, направился в школу.

Константин Семенович видел в окно, как вокруг машины быстро начали собираться ребята, как из кабинки вылез водитель в синем комбинезоне, в военной фуражке и, закуривая, о чем-то говорил со школьниками. Не понимая, зачем прислали на пустырь бульдозер, он забеспокоился. «Уж не начинают ли здесь какое-то строительство?» — мелькнула в голове тревожная мысль. Тревога исчезла и всё стало понятным, как только он увидел входящего Куприянова.

— Здравия желаем, товарищ директор!

— Михаил Петрович, пропащая душа! А я всё поглядываю кругом: куда, думаю, вы исчезли?

— Не исчез. Раздобыл бульдозер на с-сегодня и завтра.

— Предупредили бы…

— Не хотелось обнадеживать. Вдруг бы сорвалось!

— Где вы его раздобыли?

— В своей части. Т-трудно было добираться: по одной улице нельзя, по другой нельзя… К-кружили, кружили. А ведь скорость-то у него не реактивная. Хотел утром поспеть, и вот столько времени впустую… Так что разрешите приступать к делу?

— Михаил Петрович, — беря под руку летчика и подводя его к окну, сказал Константин Семенович, — начальником строительства стадиона назначен Женя Байков. Вон он справа подходит, в зеленой рубашке! Очень хороший мальчишка! Щадите его самолюбие. Важно, чтобы все остальные ребята видели, что с ним считаются… мы с вами, честно говоря, закладываем основу их самостоятельности. До сих пор ребят здесь только опекали, делали за них…

— Я понимаю, Константин Семенович, — улыбнулся Куприянов. — Бульдозер пришел в распоряжение начальника строительства. Так, что ли? Пускай командует.

— Пускай дает задание, — поправил директор. — А если пропадут лишние полчаса-час по нераспорядительности… черт с ними! Пускай пропадут. И еще одно: они должны сами позаботиться о водителе.

— Это хорошо. Ему надо где-то переночевать. Правда, он человек военный…

— Ночевать он будет в школе.

— Отлично. Ну не буду мешать…

«Да. Этот кажется подойдет, — подумал Константин Семенович, проводив глазами летчика. — Умеет работать».

В дверь постучали.

— Войдите!

— Константин Семенович, это к нам пришел бульдозер? — спросил Клим, как только закрыл за собой дверь.

— К нам. А вы его не хотели пускать?

— Нет, почему же…

— Я не знаю, почему вы решили никого не пускать в школу, — шутливо заметил директор. — У дверей поставили такого строгого мальчика…

— Ну, это просто недоразумение, — смутился начальник штаба. — Он не узнал химичку, а она… Ну, она всегда такая!

— Я не упрекаю мальчика. Он очень хорошо, несет наряд, но стоит ли ему вообще стоять у дверей? Почему вы решили затруднять всем доступ в школу?

— Константин Семенович, там столько сырых и диких набралось!

— А кого вы называете дикими?

— Дикие? Это которые болтаются без дела… ходят, смотрят.

— Дикие, потому что не организованы… Ничего, меткое определение! Садитесь, Клим, нужно посоветоваться. Мы должны найти общий язык. Ведь вы мой заместитель! Хороша будет работа, если мы в разные стороны потянем. Согласны?

Вместо ответа мальчик кашлянул в кулак.

— Как-то очень давно я прочитал в «Правде» заметку приблизительно такого содержания: «В ответ на наш фельетон «Плохой буфет» на станции такой-то, редакция получила из управления железной дороги письмо. Помещаем его без комментариев: «Комиссия проверила на месте работу буфета. Все факты подтвердились. Меры приняты. Буфет закрыт…» Вы понимаете, — продолжал Константин Семенович, когда Клим перестал смеяться, — что подобный метод работы нам не подходит. Если появилось много «диких», как вы говорите, то нужно их не выгонять, а организовывать. То есть исправлять то, что делает их дикими. Контроль за приходящими, конечно, нужен, но все ученики, все до единого, являются полноправными хозяевами своей школы. Это не только красивые слова. Так оно есть и так будет… Хорошенько подумайте, Клим!

— Я думаю, Константин Семенович.

— Палочный метод, так сказать, дубинка — это самый примитивный метод. Дубинкой орудуют те, кто иначе не может. Мозгов не хватает. А я более высокого мнения о вас. Вы можете совсем по-другому наводить и поддерживать порядок: умно, просто, тонко и даже весело…

То, что Константин Семенович не приказывал, а разговаривал, как равный с равным, так восхищало юношу, что он готов был улыбаться даже тогда, когда для этого вовсе не было причин. Так и сейчас, как он ни крепился, а засмеялся и спросил:

— Значит, «дубинку» долой?

— Почему долой? — огорошил его директор. — Нет, я думаю, что иногда и «дубинка» пригодится. Мало ли какие случаи могут быть в нашей жизни! Чувство меры — великое чувство…

Договорить не удалось. В дверях, предварительно постучав, появилась учительница химии.

— Извините, пожалуйста! Я помешала? — бойко спросила Лизунова, посмотрев на юношу.

Клим в свою очередь вопросительно взглянул на директора.

— Нет. Я уже всё сказал, — ответил Константин Семенович, поднимаясь. — Идите… Вы ко мне, товарищ Лизунова? Я не ошибаюсь, вы Лизунова?

— Совершенно верно! — заулыбалась учительница, проводив взглядом школьника. — Здравствуйте, Константин Семенович! Позвольте от всей души приветствовать вас и выразить свое восхищение вашей деятельностью!

— Какой деятельностью? Никакой деятельности еще нет.

— Ах, какая скромность! Но я сама, своими глазами видела, что у нас делается… Ученики строят спортивную площадку, наверху красят парты, прибирают в столовой и вообще… под вашим руководством… — Она остановилась, перевела дух и с новой силой восторженно продолжала: — Общественно полезный труд под вашим руководством сыграет решающую роль в деле воспитания подрастающего поколения. Указания партии и правительства о политехнизации учебно-воспитательной работы обязывают нас, педагогов…

Этот набор штампованных фраз Константин Семенович почти не слушал. Он внимательно смотрел на говорившую, и в памяти его встал образ другой учительницы… У Лизуновой были такие же тонкие губы, острый носик, покрытое мелкими морщинками, словно высыхающее лицо, и даже странная прическа походила чем-то на прическу Лидии Андреевны Орешкиной — сплетницы, с которой ему когда-то пришлось иметь дело.

— Марина Федотовна прекрасной, изумительной души человек, — говорила Лизунова. — Я искренне, и горячо любила ее, но… как директор, как руководитель такого большого коллектива, она безусловно не справлялась, Я искренне желала ей добра…

Константин Семенович видел шевелившиеся губы учительницы, но слов не понимал, словно смотрел немое кино. Он думал о другом… Месяца полтора тому назад, вернувшись домой с работы, он узнал, что к нему заходила одна из бывших его учениц — Иванова. Не дождавшись, она ушла, оставив свой телефон. Тогда было некогда, и кроме того, мало ли учениц с такой фамилией учились в школе… И вдруг сейчас он вспомнил об этой Ивановой.

«Да ведь это, наверно, была Катя из школы имени Ушинского, — догадался он. — Выпускница сорок восьмого года. Первого послевоенного года его педагогической работы. Катюша Иванова, комсорг и руководитель воспитательной тройки, верный помощник учителя химии. Она как будто поступила в институт, а потом…»

— А почему вы стоите? — спохватился Константин Семенович. — Садитесь, пожалуйста.

Лизунова села и, по-прежнему улыбаясь, продолжала. Молчание директора ее поощряло: