Читаем без скачивания Зов Оз-моры - Андрей Хворостов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, вся в огне. И нутроба болит.
Бабка наклонилась над Варварой и осмотрела её живот, потом распрямилась и заахала:
— Да у тебя там сплошной синяк, дочка! Чего же стряслось-то с тобой?
— Били меня по животу, бабаня. Ногами били.
Знахарка опять ахнула.
— Вот изверги! А таперьча, дочка, дай пещерку твою поглядеть.
Варвара послушно раздвинула испачканные кровью ноги.
— Печаль у тебя, дочка! — прощебетала бабка. — Выкидыш будет.
— Знаю, бабаня, — простонала Варвара.
— Не горюй дюже, дочка. Баба ты ядрёная, ещё не раз понесёшь.
Знахарка вытащила из дорожного мешка деревянную баклажку и посмотрела на Василия.
— Дай корец, хозяин!
Тот принёс знахарке ковшик. Старушка влила в него какую-то мутную жидкость и протянула больной.
— Пей!
Варвара отхлебнула лекарство, но тут же выплюнула и скривила лицо.
— Не плюйся, дочка! — укоризненно покачала головой бабка. — Енто настой пороху. Пей, чтоб плод из нутробы поскорей выскочил.
— Пороху[2]? — пропищала Варвара. — Я что, ружьё? Или пушка? Не буду я твоё зелье пить. У тебя… эээ… ведь-авань панчф… эээ… русалкина цветка нету?
— Где ж одолень-траву взять-то? — запричитала знахарка. — Зима на дворе.
— Сухой нету, бабаня?
— Не слыхала, чтоб русалкиным цветком плод выгоняли.
— Я сама людей врачую. И мама была лекаршей. Разбираюсь в травах. Порох пить не стану. Ищи русалкин цветок.
«Эка хварья заковыристая!» — мысленно выругалась знахарка, но всё-таки побежала домой за сушёной водяной лилией.
Пока её не было, Василий спросил Дениса:
— Тебя казаки-то не звали к ним записаться?
— Приглашали, но я пришёл к тебе.
— Верно поступил. Стрельцом служить выгодней, особливо под моим началом. Поблажек же ж больше, нежели у казаков. Нам даже ж хлебное вино варить дозволяется. К праздникам. А кто умеет, скажем, горшки лепить, тот может продавать их на торге и десятинный сбор не платить. Но я-то думаю, нам с тобой сподручней заняться мёдом: у мордвы брать и в Тонбов возить. Твоя жёнка ведь лопочет по-ихнему?
— Как же нет? Она ж мордовка.
— Ну, вот! Ездить за медком начнём. Товарищами торговыми станем. Ежели чего, я тебя всегда прикрою. Биться тоже вмистях будем. Видел тебя в бою. Сколько ты злокоманов-то угомонил?
— Летось двух татар бердышом зарубил и одного застрелил, — начал рассказывать Денис. — А ещё юнцом дрался с запорожским черкасом. Убил я того казака отцовской саблей. Ну, вот и ногайца ныне обезглавил. Пятерых, значит, отправил на тот свет.
— С таким-то списком у нас в сыны боярские верстают, не то что в стрельцы записывают, — восторженно заулыбался Василий. — Берём с грабушками!
— Это не всё! — вдруг тихо простонала Варвара. — Ещё козловских то ли двух, то ли трёх…
«Кто ж тебя за язык тянул? Вот дура!» — выругался в усы Денис. Однако слово не вернёшь: Поротая Ноздря всё услышал.
— Каких ещё козловских? — насторожился он. — Неужто людей Путилы Борисовича?
— Неужто… — процедил Денис.
— Ну, это тебе не зачтётся в подвиги, — сказал Василий. — Со стрельцами о том не гутарь, но мне расскажи. Опосля…
Тут вернулась бабка с сухими цветами водяной лилии, заварила их кипятком, чуть остудила снадобье и дала Варваре.
— Пей, дочка! Не выплюнешь?
— Нет, — улыбнулась ей Варвара. — Спасибо, бабаня. Белый цветок поможет. В нём душа Ведь-авы.
— Чья? Енто хтой-то? — поинтересовалась бабка.
— Рожаница… — прошептала Варвара и вновь вскрикнула от боли.
Мучилась она весь остаток ночи. Поротая Ноздря всё это время оставался в караульной избе и время от времени участливо спрашивал у Варвары, как она себя чувствует. Та в ответ выла от боли. Лишь под утро знахарка приняла у неё маленький полупрозрачный плод.
— Таперьча потихоньку оклемаешься, дочка. Капусты побольше ешь да к животу её прикладывай.
Денис отсыпал старухе ещё немного серебряных копеек, и она убежала спать.
— Поесть нам надо да бабу твою накормить, — сказал Василий. — Слабость ведь у неё, а у меня дома шти с говядиной. Щас свистну стрельцам. Притащат.
Поротая Ноздря выбежал из избы и вскоре вернулся в сопровождении двух подчинённых. Один нёс большой горшок со щами, другой — кувшины с квасом и хлебным вином.
Василий налил в небольшую миску щей и отнёс Варваре:
— Ешь, беклеманься.
Другую, огромную, миску он поставил на стол рядом с кувшинами, корцами, чарками и блюдом с сухарями.
— Богато живёшь! — усмехнулся Денис.
— От праздника, от Крещения шти остались, — ответил Поротая Ноздря. — Много тогда наварил, так что вы с женой не робейте.
После третьей чарки он спросил Дениса.
— Почто же ж ты убил людей Путилы Борисовича?
— Хотел с друзьями перебраться в Тонбов, на службу записаться, а Быков погоню послал. Подручные его дюже опричились, над голубкой моей хотели насилие учинить, избить нас всех… Пришлось драться. Друзья мои полегли в схватке. Я один остался, весь израненный. Хорошо хоть супруга у меня мордовка. К своим отвела. Токмо её стараниями в живых я остался. Всё как на духу тебе рассказал. Не веришь?
— Почему же ж не верю? — ответил Василий. — Не ты первый такой. Многих, кто сюда ехал, избили подручные Быкова. И жён их опозорили. Некоторые из беглецов всё же ж добрались сюда, рассказали…
— Неужто нет никакой управы на Путилу Борисовича?
— Хлопочет здешний воевода о суде над ним… но что из того выйдет, Бог весть. За Быковым ведь Биркин стоит, а он как-никак в Боярской думе сидит… Но не время об этом гутарить. Скажи лучше, родом ты откуда.
— Из Рясска, — ответил Денис.
— А как в Козлове оказался?
— Поверил посулам, да вот…
Поротая Ноздря выдохнул с рыком и мычанием.
— Ох, уж этот Путила Борисович! Не по нраву, значит, пришёлся ты ему? Чем же ж?
— У него спроси.
— Не понравился, вот на службу тебя и не записали?
— Всё так, — кивнул Денис.
— Ничего, в Тонбове запишем. Нам бойцы нужны. Будешь под моим началом служить. Дом справишь. Даст Бог, твоя Толганя детишек нарожает. Как подрастут, барабанщиками их пристроим[3]. Семье будет прибыток.
Варвара безмолвно слушала мужской разговор, отхлёбывая квас из корца. «Ну, выкидыш… — утешала себя она. — Дело житейское. У всех баб он случается, и ничего: и зачинают потом, и рожают. Мне ещё двадцати нет. Десять раз успею понести. Ну, а Денясь не подкачает. Чай, не Паксяй. По горло меня своим семенем зальёт. Так чего ж я трясусь?» Однако сколько бы она себя ни успокаивала, тревога не ослабевала.
— Подремли теперь! — сказал ей Денис после ночного ужина. — Опосля баню истопим да помоем тебя, а то ты вся в крови…
Он вышел во двор, поставил сани под навес, покормил коня и вернулся в избу Василия. Тот уже храпел на