Читаем без скачивания Самый синий из всех - Екатерина Бордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тор с нежностью приобнимает Анну Викторовну, а затем наклоняется к Андрею и что-то шепчет ему на ухо, кивая в зал – туда, где стоит невысокий мужчина с круглой лысиной на макушке. Лицо Андрея расцветает в радостной улыбке: он крепко пожимает руку Тора, а тот хлопает его в ответ по плечу.
Возле сцены толпятся гости. Я замечаю Марину и других одноклассников, маму Леры, ее принцессу-сестренку… Большинство зрителей мне незнакомы, но парня с букетом ромашек я узнаю еще до того, как вижу угрюмое лицо – по бритой голове с сороконожкой шрама. Конечно, это Егор.
Он протягивает цветы Оксане. Она присаживается на корточки, чтобы принять букет, но встать не успевает. Перехватив ее за запястье, Егор что-то шепчет – горячо, почти яростно. Оксана взволнованно качает головой, вырывает руку, вскакивает. Они смотрят друг другу в глаза. Побелевшими пальцами Егор стискивает край сцены. Его губы шевелятся, почти беззвучно произнося какие-то слова. Наконец Оксана нерешительно кивает и, спрятав лицо в ромашках, убегает за кулисы.
Мы оба – я и Егор – шумно выдыхаем с облегчением. Он бросает на меня удивленный взгляд, а затем кривит губы в полуулыбке и протягивает одинокую ромашку на коротком стебельке: наверное, один из цветков в букете сломался.
– Ну спасибо, – смеюсь я.
– И тебе, – неожиданно серьезно отвечает Егор.
Он быстро уходит, а я стаскиваю с головы черный старушечий платок и втыкаю трофейную ромашку в волосы. Здесь ей самое место.
Андрея на сцене нет. В зале его тоже не видно, зато Тор, размахивая руками, идет прямиком ко мне и тащит на буксире того самого лысого мужчину. Я успеваю быстро заглянуть за кулисы: справа только куча реквизита, а слева… Это же Каша и Лера! Они стоят так близко, что почти касаются друг друга, но Лера не пытается отодвинуться. Напротив, она сама кладет ему руку на грудь. Стискивает пальцами галстук, тянет на себя и…
– Саша!
Я с трудом отрываю взгляд от кулис и оборачиваюсь на зов Тора.
– Не видели Андрея? Мне нужно срочно передать ему хор-р-рошие новости! Он кое-кому понравился, и этот кое-кто зовет его на пробы в наш театр. Ха! Ну а я что говорил!
Тор довольно смеется, хлопая себя по бедрам, а я немедленно спрыгиваю со сцены.
– Я поищу его в вестибюле и на первом этаже.
Мне отчаянно хочется быть первой, кто сообщит Андрею эту новость. Первой, кто скажет, что все это было не зря!
В вестибюле меня перехватывают счастливые родители. Даже странно видеть их без Ксю: за ней согласилась присмотреть мамина подруга. Папа стискивает мои плечи.
– Я так горжусь тобой, – в уголках его глаз блестят слезы. – Ты такая смелая, ты… Что ж, думаю, мне пора брать с тебя пример.
Кажется, я знаю, что он имеет в виду. Вижу по тому взгляду, каким он смотрит на маму. Ох… Я крепко обнимаю их обоих. Мы так и стоим втроем, прижавшись друг к другу, пока вестибюль почти полностью не пустеет. Я хлюпаю носом, а мама быстро целует меня и, смеясь, оттирает пальцами отпечаток помады.
– Мам, пап, я вас люблю.
– И мы тебя, Сашенька.
По ступенькам я скатываюсь почти кувырком. Пробегаю главный холл, заглядываю в раздевалку, коридор возле столовой и спортзала, даже под лестницу! Андрея нигде нет.
Сорвав с крючка куртку, я толкаю дверь на улицу и набираю в грудь побольше воздуха, чтобы позвать его по имени. Но это и не нужно: Андрей стоит на заснеженных ступеньках.
Вместе с отцом.
Они оба оборачиваются на звук хлопнувшей двери. Скользнув хмурым взглядом по моему лицу, Игорь Юрьевич молча натягивает перчатки. Нетерпеливо теребит концы шарфа и, неопределенно хмыкнув, уходит. В тишине слышен только скрип снега под его ботинками и оглушительный грохот сердца у меня в ушах. Я что, опять все испортила?
Из школы выскакивает шумная толпа незнакомых старшеклассников. Кто-то из них случайно толкает меня плечом, и я спускаюсь на несколько ступенек, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Андрей задумчиво смотрит отцу вслед.
– Он видел спектакль? – осторожно спрашиваю я и тут же торопливо добавляю: – Прости, что я вас прервала. Мне так жаль, просто Тор просил тебя найти и сказать про пробы в театре. Они хотят, чтобы ты пришел!
– Правда? – Андрей несколько раз рассеянно дергает себя за нижнюю губу и отрывает взгляд от поворота, за которым скрылся Игорь Юрьевич. Серые глаза вспыхивают от радости. – Черт, ради такой новости можно и прервать! Хотя… Честно говоря, мы минут пять, если не больше, стояли тут и молчали. Просто пристально друг друга рассматривали. Может, в первый раз вообще.
– И он совсем ничего не сказал?
– Совсем.
Я разочарованно вздыхаю.
– Эй, иногда ничего – это неплохое начало для чего-то. – Андрей шутливо подталкивает меня плечом. – Но даже если нет… пусть. Это больше неважно. – Он небрежно взмахивает рукой и, помедлив, добавляет: – Что гораздо важнее, так это… Это ведь правда, да? Про цвета.
Его серьезный взгляд пристально изучает мое лицо. Голос подводит, поэтому я тоже смотрю на него и просто киваю.
Да, это правда.
– И тогда, в начале года, когда ты сказала, что я синий…
– Синий – цвет одиночества.
– О-о-о…
Дверь снова хлопает. Последние зрители расходятся по домам, нам пора собираться. И все-таки мы не двигаемся с места.
– А ты? – спрашивает Андрей с любопытством. – Какого цвета ты?
– Понятия не имею. Даже смешно, правда? – Я пытаюсь изобразить беззаботную улыбку, но Андрея не обмануть. Он не смеется. И я, не сдержавшись, признаюсь: – Я не вижу свои цвета, только чужие. И думаю иногда, вдруг это оттого, что я… ну, бесцветная. Такая посредственная или ужасная или что-то похуже, что во мне вообще никаких цветов нет. А если их нет… Вдруг это значит, что меня как будто бы… как бы и не существует?
Я зажмуриваюсь, но тут же снова распахиваю глаза, когда теплая ладонь Андрея ложится на мою щеку.
– Чувствуешь?
Кивнув, я пытаюсь отвернуться, но Андрей удерживает меня, ухватив за подбородок. Большим пальцем он обводит контур моих губ.
– А это чувствуешь?
Не в силах ответить, я снова киваю.
– Значит, ты существуешь, – выдыхает Андрей, прижавшись губами к моим губам.
Я чувствую соль, но это не море. Не одиночество. Просто слезы текут и текут по моим щекам, а он собирает их ртом и снова меня целует. Я не могу сдержать рыданий, а все потому что…
– Эй, я
