Читаем без скачивания Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

Но особо любимым…

Произвести впечатление, обескуражить, обязать… Ольга Павловна решала сразу все эти три задачи. Она купила в подарок Леониду перстень с черным топазом. Этот подарок не вмещался ни в какие рамки партийной этики и идеологии, отдавал сильным привкусом снобизма, вычурности и мещанства, но кто же о нём узнает? Дарили же ей немецкое кружевное нижнее бельё на восьмое марта? Да, некоторые могут себе позволить всё. Главное, чтобы это осталось в узком кругу допущенных.

— Всё равно на всех не хватит, так и нечего гусей дразнить, — усыпляла окончательно свою дремлющую совесть Ольга Павловна. — Меньше знают — крепче спят, как говорится. Видели бы эти маргиналы, что есть в распределителях! Совсем бы спать перестали, гоняются тут, как шальные, за золотишком дешевым… «Народ и партия едины — раздельно только магазины», как говорится. И что же теперь мне ждать в ответ? Вот сразу, дружочек, мы тебя и проверим за двести целковых. Каков ты на самом деле? И почему мне так жестко жить с тобой кажется, когда ты, вроде, мягко стелешь? И если ты мне не кольцо, а вазу какую-нибудь для цветов подаришь, то я эту вазу о твою голову и разнесу! — заранее «заводилась» Ольга Павловна, не получая от Воротова никакого намёка на серьёзные отношения. — Он всегда так мил, сволочь! Уже три месяца — просто очаровательно мил!

На концерт в N-ской части Ольга Павловна, конечно же, приехала, была начальственно важна и снисходительно принимала лёгкие знаки внимания: от просто заинтересованных мужских взглядов до галантного «прикладывания к ручке». Здесь же были ещё несколько товарищей из обкома, с которыми Ольга Павловна была неплохо знакома, но эти приехали по другому поводу, не просто на концерт. Как-никак, это был государственно-важный праздник, идеологическую значимость которого надо всемерно поддерживать, поднимать настроение защитников Отечества. Собрался, так сказать, небольшой круг лиц, в компетенции которых было если и не принятие, то уж точно подготовка, многих решений.

С Леоном Ольга держалась здесь подчеркнуто независимо и холодно, как с коллегой, не более того. Но на концерте они сидели рядом, необходимо было обсудить всё, что они сегодня увидят. В какой-то степени это было экзаменом и для Ольги Павловны, многие были наслышаны об её инициативе.

Закончилась торжественная часть с приуроченными к празднику повышениями, назначениями, представлениями и поздравлениями. Для военных людей — это особый праздник, и здесь, может быть впервые, Ольга почувствовала, как неуместны эти «бабские подарочки» мужчинам. Здесь самым дорогим подарком были слёзы гордости и признательности на глазах жен военных чинов части, матерей и невест, допущенных к торжественному концерту. Здесь всё было иначе, чем в городе, где поздравляли всех мужчин без разбору. Там это был отчасти просто «мужской праздник», здесь — это был праздник доблести и долга, и по духу нечто сродни торжественному концерту в Кремлёвском Дворце Съездов.

— Леонид, я вот думаю, почему репертуары многих ансамблей очень похожи? Ведь столько песен есть! Неужели нельзя быть разными совсем?

— Почему нельзя? Можно. Только осторожно. Я думаю, что на всенародном празднике уместны любимые, известные песни, они тепло встречаются, подпеваются и не обманывают ожиданий. И их не так много по большому счёту. Абсолютно новое могут и не принять в такие моменты. Или уж это должно быть нечто из ряда вон выходящее, сразу прилипающее. Как «Смуглянка», например. Есть такие вещи — стопроцентное попадание в душу. Музыка — это чистая энергия эмоций без переводов и объяснений попадающая прямо в сердце. Поэтому ошибиться нельзя. Нельзя обмануть людей, хорошее старое лучше, чем сомнительное новое, по-моему. А вы как думаете, товарищ Синицына?

— А я думаю насчёт вашего репертуара, товарищ Воротов. Это же полная противоположность тому, о чём вы только что сказали. Я и названий этих не знаю, — Ольга Павловна раздраженно ткнула рукой в список, данный ей Леоном. — Я правильно понимаю?

— Да, разумеется. Но мы, ведь, из деревни. Не пуганые пока. Самородки неизвестные, так сказать. Кстати, этот наш специальный репертуар тоже годами отбирался и копился, только все забыли про это. Вот мы и напомним. Но мы же и по патриотическим песням перевыполняем план, согласны, суровая Вы наша?

— Поживём, увидим. Но если ты меня подведёшь… — прошипела Ольга обещающе и зло.

— Ну-ну. Ничего. Если тебя уволят, я тебя на работу в наш клуб устрою, — Леон, улыбаясь одним уголком губ, скосился на Ольгу, и чуть не поперхнулся своей шуткой. На него уставились бешено злые глаза.

— Чего это она сегодня такая злющая и надутая? Из-за знакомых что ли? — то тут, то там с ней постоянно здоровались и раскланивались. — Может быть, мне от тебя отсесть, пока не поздно? Я компрометирую тебя своим присутствием? — полуутвердительно спросил Леон.

— Не говори глупостей. Мы здесь работаем.

— А-а. Ну ладно тогда. Тогда работаем.

Концерт двух хоров напоминал скорее шутливую и праздничную дуэль песенных фейерверков. Такая игра сложилась внезапно и всеми была принята. Весело и охотно. Один хор, исполнив две-три песни, уходил за кулисы, и его сменял соперник. Вопреки опасениям Ольги оба хора принимались одинаково тепло, несмотря на то, что свой, армейский, был, конечно, гораздо проще, но роднее большинству присутствующих. После перерыва с бесплатным ароматным чаем и пирожными началось второе, лирическое, отделение концерта.

Когда на сцене в первый раз появились «пыталовцы», у Ольги вытянулось лицо. Она никак не ожидала увидеть «это». Она представляла себе фольклорный ансамбль в шароварах, рубахах и сапожках гармошкой, мужиков, ладно оправляющих вышитые пояса на талии. А женщин, если таковые окажутся, непременно в сарафанах и с косами. Так было принято, везде и всегда. А тут в кружок встали одни мужики в синих казацких гимнастерках и штанах, перетянутые в талии и наискось, через плечо, ремнями и портупеями, в черных лохматых папахах, с красным перекрещенным донцем и в хромовых сапогах, ладно пригнанных по ноге, явно военного образца.

Когда неожиданно, под звуки негромкого задумчивого наигрыша Тимохиной гармошки запел Роман Лавров своим сильным и твёрдым баритоном: «Как за Черный ерик, на высокий берег…» — и тут же Ванятка подхватил густым и негромким басом, явно сдерживаясь, как бы задумчиво: «…выгнали казаки …», и тут подхватил влёт Серёга Бердников сухим, жестким тенором с хрипотцой: «сорок тысяч лошаде-е-ей….» — зал замер…

И тут все дружно протянули тоскливо и безнадежно: «… и покрылся берег, и покрылся бере-ег…» — и вдруг один голос молодой, высокий и отчаянный оторвался и взвился, как от удара кнута «А-а-а а-а-аа» и зашелся в стоне, в смертельном почти восторженном стоне конца