Читаем без скачивания Борцы - Борис Порфирьев

В Кишинёве цирка не оказалось. Предлагать свои услуги хозяину кинематографа Никита не решился. Оставив штангу на вокзале, он отыскал ресторан и, сидя над скудной двойной порцией беф–строганова, думал о том, что у каждого знаменитого борца имеется специальный человек, который заключает все сделки. Вот именно такого человека ему сейчас и не хватало.

Пересчитав деньги, он не решился заказать лишнюю порцию и, вздохнув, поднялся из–за стола. Однако есть хотелось нестерпимо, и он направился на рынок. Взял там десяток печёных яиц, облупил их и уничтожил вместе с караваем хлеба и дюжиной помидоров; затем взболтал четверть молока и, к радости босоногих мальчишек, опорожнил её из горлышка.

Пока он пил молоко, какой–то потрёпанный господин в пиджачной паре ходил вокруг него.

Скосив глаз, Никита наблюдал за ним — было такое впечатление, что тот принюхивается.

Когда Никита поставил пустую четверть на прилавок, потрёпанный господин приподнял фетровый котелок и поинтересовался нерешительно:

— Если ошибусь — простите… Ваша фамилия не Сарафанников?..

— А что? — подозрительно спросил Никита.

— Меня зовут пан Сапега, — сказал господин, не опуская котелка, и Никита заметил, что у него один глаз вставной.

— Откель, — спросил Никита и поправился: — Откуда вы меня знаете?

— Я — известный борец… в прошлом… И лишь злой рок забросил меня к этим мамалыжникам… Чистая случайность… Я здесь снимаю номер в гостинице… Прошу быть гостем… Там и поговорим обо всём.

«Хоть гостиница где — узнаю, — подумал Никита. — А то ведь на вокзале бы пришлось ночевать». И согласился:

— Пошли.

Сапега всю дорогу приглядывался к нему, спросил ещё раз:

— Так я не ошибся — вы Сарафанников?

Никита вздохнул:

— Да.

— Вероятно, сидите на якоре?

Никита промолчал.

В гостинице Сапега показал альбом вырезок о борцовских чемпионатах и пачку открыток; среди них было несколько с изображением Никиты.

Никита открыл свой чемодан. Сапега с любопытством заглянул туда и, увидев верзилинские медали и жетоны, всплеснул руками:

— Матка боска, какое богатство! Недаром о вас так много писали в прессе… Сколько вам лет!

— Скоро двадцать, — неохотно сказал Никита. В том, что награды не его, признаваться не стал.

Пан засуетился, забегал по номеру, потирая руки.

— Хорошо бы сбрызнуть наше знакомство… Вы не богаты?.. Ссудите взаймы… Выпьем на мой счёт… Я прогорел в этой чёртовой Бессарабии, воспетой Пушкиным… Не рад, что приехал сюда…

— Нету у меня денег, — угрюмо признался Никита.

Сапега не поверил, но больше просить не стал. Однако, увидев, что Никита не может заказать номер, приказал поставить рядом со своей вторую койку и обнадёжил:

— Ничего. Это бывает с нашим братом атлетом. У меня есть план, который поможет нам сняться с якоря… Бороданов с цирком застрял сейчас в задрипанном городишке (то ли Липканы, то ли Липкана — сам бог не разберёт)… задолжал всем артистам… Из кожи вон лезет — а сборов нет… Дамы бесплатно, двое на один билет, лотерея — ничего не помогает. В цирке — хоть шаром покати… Бороданов — сам известный в прошлом борец — организовал чемпионат: борются все — клоуны, акробаты, конюхи, директор, управляющий… Но публика знает, что они — борцы ряженые, и не идёт… Мы сделаем так: приезжаем вместе, но я остаюсь инкогнито; выпускаем афишу с вашим портретом, расписываем в газете ваши победы… Вы выступаете с атлетическими номерами… фурор!.. Через день я являюсь в цирк и спрашиваю, на каком основании вы написали в афише, что победили меня… Происходит скандал… Я вызываю вас и кладу…

Никита тяжело задышал.

Сапега поторопился его успокоить:

— А вы на другой день меня кладёте… А третью схватку кончаем вничью… Сборы полные… В цирке — негде яблоку упасть… Никаких «двое на одно место» и «дамы бесплатно»… Я снова побеждаю вас, потом вы меня…

— Комедь, — кратко сказал Никита и усмехнулся.

— Матка боска! Ещё какая комедия, — обрадовался Сапега, — сделает честь самому профессору атлетики Коверзневу!.. Но зато условия диктуем Бороданову мы, а не он нам!

— Вы вот что… — сказал Никита. — Придумали интересно, только я ложиться не намерен…

— Но это для пользы дела! Ради денег, матка боска… Потом вы меня кладите, сколько вашей душе угодно…

Никита захлопнул крышку своего чемодана, сказал, поднявшись:

— Ну вот что… Я иду — прогуляюсь. А что вы сказали — подумать надо.

— Да что тут думать, что думать? — снова засуетился Сапега и начал уговаривать Никиту.

Никита молча слушал, потом неожиданно согласился:

— Будь по–вашему. А сейчас — спать; утро вечера мудренее.

Наутро Сапега купил билеты на поезд, и они отбыли в Липканы.

— Это оказалась маленькая станция, и брезентовое шапито цирка, стоявшего на базаре, было видно с вокзала.

Сапега разыскал Бороданова; тот сидел, насупившись, и пил пиво. Кивнув на моросящий дождь, сказал:

— Окончательная гибель моя.

Угрюмо выслушав пана, отрезал:

— Не выйдет. Не признают борьбы тутошние обыватели.

Сапега прикладывал руки к груди, вскакивал со стула, убеждал.

Бороданов с любопытством измерил взглядом Никиту, отмахнулся от вырезок и открыток, подсовываемых паном, произнёс:

— Не мельтеши, пан, перед глазами. Знаю я Сарафанникова, а с учителем его — Верзилиным — неоднократно боролся… Пошли к управляющему.

Артисты с радостью встретили предложение приезжих борцов — появилась маленькая надежда на жалование. Они застряли здесь с середины мая и совершенно прожились, не получив ни копейки от Бороданова.

Ни у директора, ни у артистов не нашлось денег на афишу. Видимо, ожидая получить большой барыш, Сапега сам ассигновал средства на рекламу.

Закрывшись в номере, чтобы не попадаться на глаза будущим зрителям, он послал Бороданова в типографию, а Никиту — в редакцию газеты.

Никита, выслушав наставления пана, развеселился, под дождём пошёл по указанному адресу, рассказал редактору, что в Липканах застрял случайно, даст несколько гастролей в цирке, для убедительности сломал захваченную с собой подкову, чем вызвал изумление всех сотрудников.

Ночью артисты цирка расклеивали по липканским заборам афиши с портретом Сарафанникова, в которых был убедительный список его побед. Никита с удовольствием перечитал знакомые имена; было приятно, что среди перечисленных побед нет ни одной липовой; даже имя Сапеги не кололо глаза — Никита был сам себе на уме… Афиша выглядела совсем по–столичному, и только одной деталью отличалась от таковой–внизу стояла приписка: «В первый день дамы допускаются бесплатно». На этом настоял Бороданов — он не очень верил в затеянное.

А к полудню вышла маленькая газетка, в которой сообщалось, что «вчера в редакцию зашёл г. Сарафанников, известный русский атлет, и в присутствии гг. сотрудников сломал огромнейшую подкову».

К началу представления больше половины билетов было распродано. После небольшой программы Никита выступил со своими номерами. Публике, видимо, это понравилось, потому что на следующий день цирк был почти полон.

Сделав всё, что положено, Никита вызвал любителя на борьбу. Воспрянувший духом и от этого слегка переложивший за воротник, директор цирка совершенно искренне, без предварительной договорённости, принял вызов, и Никита положил его на одиннадцатой минуте. Пока они боролись, в цирке появился Сапега и, тоже совершенно искренне удивившись происходящему и решив, что за его спиной Бороданов и Сарафанников вступили в сделку, стал требовать прекращения схватки. Бегая от борцов к публике и от публики к борцам, он размахивал руками и кричал, что, проезжая через Липканы, увидел на вокзале афишу, которая вынудила его отстать от поезда и на сутки задержаться «в этой дыре».

— Это возмутительно! — вопил он, потрясая афишей. — Кто дал право господину Сарафанникову заниматься фальсификацией?! Я знаю, что он очень сильный борец, но где и когда он побеждал меня?! Прекратите матч, я сам с ним буду бороться! И мы ещё посмотрим, кто будет протирать лопатками этот дурацкий ковёр!.. А если он откажется от схватки со мной, я возбужу против него уголовное преследование!..

И пока они продолжали бороться, он выкрикивал нечто подобное.

— Ставлю пятьдесят рублей, что он не устоит против меня до полицейского часа!

Вытерев пот, одутловатый, ширококостный Бороданов сказал, что он директор цирка и сам опытный борец, а поэтому может, положа руку на сердце, заявить, что ничего позорного в проигрыше Сарафанникову нет.

— К мировому! — снова завопил Сапега. — Бороться! — и начал снимать пальто и пиджак.

Директор, нелепо выглядевший в борцовском костюме, призвал его к спокойствию.