Читаем без скачивания Если в сердце живет любовь - Сабрина Бродбент

— Так рано? Останься, пожалуйста, Перл, и позавтракай с нами.

— Не могу. К сожалению, спешу. — Встаю, чтобы уйти. — Но полицейские непременно захотят с тобой поговорить.

— Объяснишь, где и как меня найти.

— У тебя все в порядке? — спрашивает Белла.

— Все отлично, — коротко отвечаю я.

— Выглядишь не очень. Да и говоришь как-то странно. Чем-то расстроена?

— Нет, что ты! Конечно, нет. Просто пора ехать. Стивен будет ждать на работе.

Глава 27

Стучаться в дверь папиного дома непривычно. Здесь я выросла и раньше всегда приходила со своим ключом. Но теперь чувствую, что надо постучать. Без папы это уже не мой дом. Стою на крыльце под безжалостным дневным солнцем. Смотрю, как нежится на теплом камне ящерица. Вот заметила меня и, вильнув длинным хвостом, шмыгнула в клумбу. В дальнем конце сада, где я так любила играть в детстве, кричат вороны — наверное, скандалят из-за добычи.

После несостоявшейся во вторник ссоры с Беллой всю оставшуюся часть недели я чувствовала себя как солдат на посту: спасало только чувство долга. Но сегодня пятница, и с работы удалось улизнуть уже к ленчу, потому что Стивен поехал на студию. Дожидаюсь, пока Хизер откроет дверь, и размышляю, чем займусь в выходные и что сделаю, чтобы подавить до сих пор бушующее в душе негодование. Тэкери нужна новая одежда, так что предстоит поход по магазинам. На следующей неделе уже запланирована консультация у доктора Гринблата. Хочу посоветоваться относительно аборта. Никогда не думала, что придется думать об аборте: для этого я слишком люблю детей. Но поговорить все-таки следует. Может быть, доктор знает какую-нибудь новую технологию определения отцовства. Если отец — Бретт, то прерву беременность, а Адаму скажу, что случился выкидыш. Ну, а если окажется, что Адам все-таки добился своего, то оставлю. В любом случае пока еще ничего не решено.

Дверь открывает Рассел Андерс. Неожиданное появление постороннего мужчины мгновенно сводит на нет всю предварительную подготовку к встрече с Хизер. Разумеется, я сразу узнаю того, кто стоит передо мной в дверях папиного дома. Рассел — вокалист группы «Стьюпид лаки догз», которую постоянно крутят на радиостанции «Стар-98». В Лос-Анджелесе знаменитости встречаются на каждом шагу, а теперь даже открывают дверь в доме Гевина Сэша. Интересно, что здесь делает этот лохматый тип?

— Чем могу помочь? — спрашивает он официальным тоном.

— Видите ли, я Перл Сэш. Пришла, чтобы забрать кое-что из папиных вещей.

Рассел щедро улыбается, широко открывает дверь и показывает сложенные в коридоре коробки, из которых беспорядочно торчат книги, вешалки, кроссовки, крикетные биты, бумаги, свитера, рубашки, географические карты. Все это добро едва помещается и грозит вывалиться на пол.

— Вот, пожалуйста, — добродушно приглашает он.

Переступаю порог. Лаллабел и Перди радостно бросаются навстречу, дружески машут хвостами и лижут туфли. Наверное, тоже скучают по хозяину.

— Дорогой, кто там? — доносится из кухни голос Хизер. «Дорогой»? Папина вдова выходит, держась за поясницу: беременность уже очень заметна.

— Привет, Перл, — здоровается она как ни в чем не бывало и смотрит на коробки. — Бери, что нужно. Хорошие вещи я отобрала для аукциона, а все, что останется, заберет благотворительный магазин. Кстати, ты знакома с Расселом?

Хизер льнет к Расселу Андерсу, и он обнимает ее так, что не остается никаких сомнений относительно их отношений. Чтобы найти замену папе, потребовалось меньше двух месяцев. Его ребенок еще даже не родился.

— Привет, — сухо отвечаю я и отвожу взгляд. Не могу смотреть на сладкую парочку. Может быть, Рассел существовал и при жизни папы? Как-то подозрительно близко они знакомы.

— Может быть, помочь разобрать? — любезно предлагает Рассел.

— Нет, спасибо, справлюсь. — Опускаюсь на колени и приступаю к делу. Передо мной остатки папиной жизни. Вытаскиваю деревянную фигурку кота. Кот дружески мне улыбается, но я его почему-то не узнаю. Следующим оказывается старый фотоаппарат. Чтобы достать его, приходится преодолеть сопротивление пластмассовой вешалки. Выясняется, что объектив разбит. Рядом лежит кружка в виде Микки-Мауса, полная шариков для настольного тенниса. Бесполезный хлам.

На дне коробки обнаруживается ремень, который папа постоянно носил. Откладываю в сторону. И на том спасибо. Неожиданно вижу коробочку с золотыми запонками — должно быть, Хизер случайно пропустила ценный лот. Быстро прячу находку в карман. Целая коробка заполнена фотографиями, большей частью нашими детскими. Сразу отношу ее в багажник машины и попутно делаю неожиданное открытие: оказывается, там до сих пор стоят коробки с бумагами из папиного стола. Черт возьми, забыла вынуть. Места не хватает.

И все же постепенно в багажник переезжают теннисная ракетка и крикетная бита, а через полчаса еще четыре коробки с памятными вещицами. Главным образом в них собирается всякая ерунда: несколько дисков, старый свитер, в котором папа играл в крикет, бейсболка, туфли на платформе: помню, как он в них выступал. Настроение почему-то заметно улучшается. То, что не влезло в багажник, складываю на заднее сиденье. Не заходя в дом, формально прощаюсь и поспешно уезжаю.

Неужели можно засунуть человеческую жизнь в четыре картонные коробки и поставить в багажник? Понятия не имею, что буду делать с этими вещами. Скорее всего сложу на чердаке. Может быть, Хизер права и материальные остатки значения не имеют? Может быть, важны лишь воспоминания?

Из папиного дома еду за Тэкери. Забираю сына из школы и везу домой. Адам уже нас ждет.

— Папа дома! Папа дома! — с восторгом пищит малыш.

Я тоже радуюсь. Наконец-то сможем вместе пообедать. В холодильнике припасены отличные стейки, сейчас устроим в саду барбекю. Погода прекрасная: тепло, но не жарко.

Однако Адам явно не в себе. Всю неделю он искрился от восторга: даже успел накупить кучу детской одежды и несколько книг на тему «Как выбрать имя ребенку».

— Как тебе нравится Абрахам? — спросил он сегодня утром, пока за завтраком читал одну из книг. — Или Адриан, Адонис. Или Адольф. Интересно, сейчас кто-нибудь сможет назвать ребенка Адольфом? — Он весело рассмеялся.

Но сейчас определенно не до смеха. Когда Адам расстроен или взволнован, он ведет себя очень тихо. Перед совещаниями на студии всегда молчит. А еще суетится. Руки постоянно движутся и что-то делают: приглаживают волосы, трут подбородок, залезают в карманы и тут же снова вылезают, барабанят по всем доступным поверхностям. Захожу в кухню и вижу оставшиеся с утра кофейные чашки: он их до сих пор не вымыл. Что-то определенно произошло.