Читаем без скачивания Фамильный оберег. Закат цвета фламинго - Ирина Мельникова

У нее чуть не слетело с языка, что же она на самом деле видела, но грозный окрик отца вовремя остановил ее.

– Айдына! – рявкнул бег. – Не мешай разговорам старших!

И выразительно погрозил камчой.

– Я выполнил волю небесных богов, – скривился Ирбек. – А боги мне сказали, что Быргена одолели айна. Они съели его душу. Это уже не Бырген был. Айна в его тело забрался и…

Ирбек еще что-то бормотал, но Айдына уже не слушала его. Обидевшись на отца, она вскочила в седло Чильдея. Ее Когдей околел накануне, и Теркен позволил дочери пересесть в седло своего запасного коня. К всеобщему удивлению, жеребец подчинился Айдыне беспрекословно. Видно, вспомнил ночные похождения!

Девочка свистнула Адая. Отец разрешил, чтобы пес сопровождал их в походе. Но тот гавкнул где-то в кустах, вероятно, охотился. Айдына оставила его в покое и поднялась на пригорок, откуда стала наблюдать, как бывшие пленники Тайнаха чуть ли не бегом преодолевают подвесной мост и направляются к крепостным воротам.

Айдына знала их имена – Никишка, Фролка и Гаврилка. Но подходить близко к ним не решалась. Чудно они говорили и чудно вели себя. Но язык кыргызов немножко знали и быстро сдружились с Чайсо. Беседы велись за чашкой араки длинные, но больше на жестах и криках. Видно, думали, так легче понять друг друга.

Она несколько раз пыталась подслушать, о чем Чайсо толкует с орысами. Те, кажется, выспрашивали, что за курганы разбросаны в степи вокруг аала, но Чайсо разводил руками. Даже Салагай говорил об этих курганах, что они древнее человеческой памяти. Никто не знал, кто в них похоронен, в какие времена. Тайны старых могильников хранили каменные изваяния с грубо вытесанными ликами и красноватые плиты с непонятными знаками…

За изломанной грядой дальних сопок пылала огненно-алая полоса заката. Острог потемнел, затаился, лишь сторожевые огни на башнях подсвечивали его стены тусклым красноватым светом. Острые колья крепостного тына издали походили на копья, которыми ощетинилась неведомая черная рать.

Внизу на поляне суетились ее сородичи. Поставили два походных шатра, разожгли костер. Ирбек покормил местных духов. Айдына спешилась, сняла с Чильдея седло, стреножила его и отправила пастись. Затем постелила на траву попону, в изголовье подложила седло и улеглась, подумав, что здесь, на свежем ветерке, спать гораздо приятнее, чем по соседству с полудюжиной пропахших конским потом воинов. Изредка она бросала взгляд на лагерь. Там весело галдели мужчины. Видно, хорошо перекусили, хлебнули араки…

Айдына проголодалась, озябла, но странная сила удерживала ее на месте. Она лежала на спине, смотрела в черное звездное небо, где царствовал Ульгер, слушала далекий говор из острога, смех, ржание лошадей и перекличку часовых на башнях – звуки хорошо разносились по воде, и чувствовала, как сами по себе опускаются веки, как закрываются глаза… Но заснуть мешала непривычная тяжесть в ушах.

Стоило Ончас узнать, что Теркен вздумал взять с собой в поездку дочь, как она пришла в неописуемое волнение. Айдына никогда не видела, чтобы тетка так бушевала.

Девочка по обычаю пережидала ссору отца и тетки за стенами юрты, проколупав ножом дырку в войлоке, чтобы услышать все до последнего слова.

– Не пущу! – кричала Ончас. – Не отдам девчонку на съедение орысам!

Теркен, похоже, улыбался в ответ:

– Ты видела орысов, сестра? Они точно такие же люди, как мы! Если я возьму на встречу с ними дочь и брата, они поймут, что я пришел к ним с миром! Мы – небольшой народ, нам невыгодно воевать! Миром все вопросы решаются намного быстрее, чем в битвах…

Айдына так и не узнала, удалось ли отцу уговорить Ончас не беспокоиться. Возле юрты ее заметил Чайсо и отогнал, как проказливого щенка. Но накануне отъезда Ончас вдруг подозвала ее к себе и сунула в руки красивый кисет, вышитый шелком.

– Возьми, – сказала тетка, стараясь смотреть в сторону. – Это серьги и перстень твоей матери. Арачин принесла их незадолго до своей гибели и велела отдать тебе, когда ты повзрослеешь. Наверно, она чувствовала, что скоро умрет…

Голос у тетки осекся, и впервые в жизни Айдына увидела, что по ее щекам ручейком потекли слезы.

– Тетушка! – кинулась к ней Айдына и, обняв, прижалась к плоской старушечьей груди. – Не плачь! Мы скоро вернемся!

Но Ончас, обхватив ее голову руками, продолжала всхлипывать. И сквозь эти всхлипы Айдына разобрала:

– Обещай, что не снимешь их, пока не вернешься домой…

Теткин наказ Айдына выполнила. За три дня пути ни разу не сняла тяжелые серьги с фигуркой богини Имай и перстень с кусочком коралла. Но с какой стати Ончас вдруг решила, что пришла пора расстаться с ними? Неужто и впрямь поняла, что Айдына выросла?

Где-то рядом фыркал Чильдей. Айдыне показалось, что сначала Чайсо, затем отец позвали ее по имени. Но она промолчала, так как совсем не осталось сил на то, чтобы откликнуться. Сон окутал ее плотной пеленой, и она забылась, успев представить, как отец рассердится поутру за то, что дочь не ночевала со всеми в шатре.

Она проснулась мгновенно, словно от удара камчой. И не сразу поняла, что случилось. Адай лежал рядом и глухо, угрожающе ворчал. Все вокруг купалось в густом молоке. Проглядывали лишь ближние елки да мокрые черные камни.

Айдына поднялась со своего жесткого ложа и протерла глаза. Она еще не отошла от сна и поэтому соображала медленно. Рассвет едва-едва пробился сквозь сумрак. Легкий ветерок пробежался по верхушкам деревьев. Туман поднялся с воды, проступили огромные камни, валежины, пни… Висевшую меж деревьев огромную паутину будто вышили бисером – капельками росы, и она обвисла под их тяжестью. Внизу показались шатры. Кострище чуть курилось сизым дымком.

Адай не спускал с нее глаз, но ворчать перестал. Айдына подняла седло и окликнула Чильдея. Но конь не заржал, не фыркнул в ответ. Тишина кругом стояла необычайная. Не стучали и не осыпались камни под копытами лошадей, хотя они должны были пастись поблизости. И костер почти потух, и дозорных почему-то не видно. Неужто спят? Но куда исчезли спутанные лошади? Куда пропал Чильдей? Кони не могли уйти далеко…

Из-за реки глухо закуковала кукушка и осеклась, словно напугалась чего-то. Ударил по звонкой сухостоине дятел и тоже смолк, будто кто его одернул. Айдыне стало не по себе. К тому же Адай опять повел себя странно. Чем ближе они подходили к стану, тем больше он жался к ее ногам. Огромный пес, который ничего и никого не боялся, поджав хвост, сгорбился и уже не лаял, а коротко, по-щенячьи взвизгивал. Тяжелое седло мешало ей подкрасться незаметно. Айдына оставила его среди камней и, пригнувшись, двинулась к шатрам, перебегая от кустика к дереву, от дерева – к камню… И когда до костра оставалось шагов десять, она увидела первого дозорного. Он лежал навзничь с перерезанным горлом. И под ним чернела большая лужа застывшей крови.