Читаем без скачивания Книга мёртвых - Эдуард Лимонов

Еженедельные же сборища проходили весело и шумно. Обычно Луиза готовила что-нибудь простое: макароны с мясом, обязательный салат в огромном тазу, выпитые бутылки вина исчислялись десятками. Кроме членов редакционного совета, приходили все авторы, какие-то спецприглашённые. Один раз был Пьер Карден, часто бывал Франсуа Хилсун, глава издательства «Мессидор», бывали адвокаты, члены Французской академии, даже был человек, поменявший крышу в замке Аллиеров в Бретани. Сам чрезвычайно остроумный, любитель пряных выражений и очень литературный, «Vieux» не выдерживал всеразрушающего скепсиса тандема Патрик Бессон – Марк Эдуард Наб. Этим удавалось заставить нас хохотать постоянными шквалами. Хотя газета называлась «L’Idiot International», на самом деле я был самый international, были, правда, и американцы, некая Мэри Мортимер, помню, но они появлялись и исчезали. Я был постоянен, как и сейчас. Мое постоянство в выборе дела, которому ты служишь, и людей, с которыми ты идешь, уже доставили мне в жизни немало неприятностей. И ещё доставят. Но я горжусь, что участвовал в авантюре L’Idiot и был там «не из последних удальцов», а из первых. Как сейчас восхищаются авантюрой «сюрреалистов», или экзистенциалистов, или «ситуационистов» (Ги Дебор стал легендой), так не меньшее право на легенду имеем мы, ребята из L’Idiot. Мы шли впереди своего времени. Нас будут изучать в школах.

Дверь на балкон бывала всегда распахнута. На балконе под пальмой сидел деревянный, в натуральную величину негр. Внизу туристы с подобострастным обожанием подымали головы на наш балкон. О, где вы, златые дни! Сейчас тоже златые, но всякий раз нужно чуть-чуть расстояния, чтобы дни заблистали.

Ещё один эпизод с ним, когда в машине маленького, как Мук из сказки, ужасного фракционера, члена компартии Марка Коэна (он тогда стал главным редактором L’Idiot, а Жан-Эдерн стал директором) мы поехали в Бретань, в замок Аллиеров. Мы, потому что поехала и Наташа Медведева. Это было в 1992 году, в короткий перерыв между войнами. В авантюре L’Idiot Наташа не участвовала (или мало участвовала: кажется, одна или две её статьи всё же были опубликованы) из ревности. Я думаю, она и сама не могла бы и не может ответить на вопрос, почему не участвовала. А вот я могу. Там никто не занимался женщинами. Там высмеивали весь мир, пили винищу, хохотали и обращались с женщинами, как с «копэнами», то есть с товарищами. Наташа же хотела старомодного поклонения или желания её со стороны «мужиков», поэтому, что ей там было делать?

Генералы и священники выходили из семьи Аллиеров. Деревушка Эдерн, попавшая в имя «Vieux», была как бы их наследственным доменом. Правда, защищаясь от обвинений в антисемитизме, яростный Жан-Эдерн однажды бросил своим обвинителям, что у него мать еврейка и что якобы у Аллиеров был обычай брать в жёны евреек. Но пресса проинтервьюировала его отца, генерала, и тот в гневе отвечал, что выпорет сына, а все мужские предки, предполагает он, перевернулись в гробах от кощунственного заявления его сына.

Близ деревушки Эдерн находился замок Аллиеров. Он стоял, как ни странно, в низине. И представлял собой этакий массивный комод, по двум сторонам сохранились остатки вала, всё это обильно поросло различной, как сейчас говорят, «зелёнкой» и шелковицей. Там были даже грибы во дворе! Как утверждал хозяин, над замком – микроклимат – собираются облака и постоянно идёт дождь. Бретань страна суровая и красивая, постепенно превращённая цивилизацией в курорт. Однако каменистая почва, суровые каменные надгробия, окружающее Бретань суровое море сообщают ей нахмуренный и неприветливый вид. Южная Бретань чуть приветливее.

В замке нас встретила Луиза. Из каменной прихожей каменная винтовая лестница вела вверх. Слева и справа – были два здоровенных зала с такими циклопическими каминами, что в каждом внутри по сторонам были две скамейки. Обжитым был только зал слева. Там мы нашли Луизу, Омара, Жан-Эдерна в очках, который в этот вечер ожидал в гости соседа Ле Пена. Денег у него никаких не было, поэтому он уговорил Луизу занять ему денег. Ле Пену нужно было устроить обед. Нормальная история – обнищавший, разорённый социалистами аристократ занимает деньги у служанки. Мы похлопали друг друга по спинам, Жан-Эдерн поцеловался с Наташей (30 марта случилось это несчастливое нападение на неё, рука у неё была на перевязи и в дощечке, лицо в шрамах, пить ей было нельзя – чувствовала она себя дерьмово).

Нам показали замок. Везде дичайшим образом дуло – перманентный сквозняк. Многие стёкла в гигантских, состоящих из отдельных рамок, как пчелиные соты, окнах отсутствовали. Жан-Эдерн сказал, что нужно, по меньшей мере, 800 тысяч франков только на замену дряхлых рам и окон. Под спальню нам отвели огромную залу на втором этаже, над гостиной и кухней. Чудовищного размера постель, какие-то шкафы, портреты и холод плюс перекатывающиеся под ногами гигантские половицы – всё это походило на пещеру бабушки людоеда. А в остальном это был настоящий замок. Было даже привидение – толстый Альберт, участник одного из Крестовых походов. Я, правда, сознаюсь, так его и не увидел. Мы выпили несколько бутылок и отправились в рыбацкий городок, куда ожидалось прибытие траулеров с лова. Ле Пену решили приготовить рыбу. Траулеры вышло встречать всё население. В дымном море из светлого неба моросил дождь. Показались вначале мачты, продетые сквозь тучи чаек. Эти прожорливые паразиты ором возвестили о кораблях раньше, чем мы их увидели.

С траулеров стали свозить рыбу прямиком на рыбный оптовый рынок. Какой-то местный начальник не хотел нас пустить, и Жан-Эдерн устроил с ним французский скандал. С удовольствием вспоминаю его, бронзоволицего, высокого, клок волос треплется у очков, холщовые брюки, рубашка, сандалии, и сквозь них – ужасные роговые жёлтые ногти. Слова «республика», «французская литература», «семья», «Бретань» так и летели у него со слюной в сторону чиновника, хотя речь шла, как оказалось, даже не о рыбе, не о рынке и не о нас. Оказывается, свой автомобиль (наш мы запарковали поодаль) Жан-Эдерн запарковал на паркинге местных рыбных чиновников. На самом рынке: розовые чудные креветки, скользко-серебряные рыбищи, древние крабы – все это покоилось в пластиковых белых корытах, и некие типы с блокнотами и карандашами за ухом, в фартуках, орали цифры. Толпа покупателей подымала пальцы. Торговля не шла, но летела. Луиза выбрала нужную нам рыбу.

Ещё один эпизод, на пляже, спустя несколько дней, когда вышло солнце, жёлтое, как маргарин, и не горячее. Лежа у воды, глядя на меня, Vieux сделал мне комплимент. «Он отлично сложён, твой мужик», – сказал он Наташе. При этом он употребил два жаргонных словечка: «вашман», которое я перевёл как «отлично», на самом деле было модным тогда эпитетом, оно бессмысленно, «ваш» – это корова. Примерно как у нас говорят «пиздатый». Второе словечко «мэк» – я его перевёл как «мужик». То же, что и «мэн» по-английски.