Читаем без скачивания Большой футбол Господень - Михаил Чулаки

За синими горами, короче говоря. На самом берегу чистейшей реки Семы, притока Катуни. Подтвердилось, что не случайна была встреча с Серёжей за мокрым столиком маленького кафе.

Самая фамилия встречного оказалась пророческой, указывала заранее путь к Спасенной Пустыни. Дионисий тогда не распознал столь ясное указание Божественных Родителей, да и неважно: Они как всегда всё предусмотрели за Него.

Когда-то там на берегу Семы была деревня, но жители её постепенно разбрелись, перебираясь поближе к местной цивилизации, а для Пустыни и нужно, чтобы без жилья кругом.

Мавра родила прямо в самолете. Она ехала в просторной картонной коробке, которая и сделалась домом для четверых новорожденных. Писку новорожденных почтительно внимали все пассажиры, которым выпало счастье путешествовать с Сыном Божиим. За всем таинством кроме Учителя неотрывно наблюдал любопытный Миша. Когда Мавра сожрала послед, он спросил коварно:

– А она своего котёнка жрёт, да?

Но более просвещённый в физиологии Дионисий осадил мальчишку:

– Не котёнка, а плаценту. Дорастешь – узнаешь.

– Будто не дорос, – буркнул упрямый Миша.

В полете произошел странный случай – смешной в конце концов. Вдруг раздался громкий удар – словно некто снаружи приложился молотом по обшивке. Потом ещё один, и ещё. Кто-то заголосил, кто-то упал на колени. Онисимов заорал: «Не хочу-у!» Наталья прижала к себе Мишу. Хорошо что Мавра уже родила, а то бы всеобщие нервы могли передаться и кошке, повредить котятам.

Среди паники Он оставался совершенно спокоен. Как король на корабле, знающий что буря не страшна, потому что корабли не тонут с королями на борту.

Он встал и сказал громко:

– Да успокойтесь, ведь Я же с вами.

Удары больше не повторялись, отчего к концу полета уверовала в Небесных Супругов половина пассажиров.

А на самом деле, в другом эшелоне истребители просто переходили звуковой барьер и удары воздушной волны били по обшивке. Не полагалось бы в одной зоне с гражданским самолетом находиться истребителям, хотя бы на разных эшелонах, но гражданские с военными ещё не совсем поделили небо. За Уралом вообще нравы проще, в том числе и в авиации.

Пустынцев встретил переселенцев и тотчас пересадил в заказанный уже вертолет. Дионисий лично нес коробку с Маврой и новорожденными: доверишь, а те будут размахивать как сумкой с картошкой!

В деревне сохранился центральный дом – не помещичий, помещиков никогда не было на Алтае, но, видать, какого-то местного кулака. Сюда Пустынцев и проводил Учителя с ближайшей свитой. Ремонт требовался, конечно, но не такой уж решительный. Да и в остальных домах можно было селиться, когда появятся другие ревностные переселенцы, которые захотят последовать за Учителем.

– Словно бы специально для нас приготовлена, – одобрил Онисимов. – Народ разошелся, а дома за собой не сжег, как принято.

– Почему – «словно бы»? – удивился Дионисий. – Просто – предназначена. Родители Мои знали всё заранее – и сберегли для нас.

Непривычно чистый воздух опьянял всех. Окрестные горы отливали сине-зеленой тайгой.

Клава вспомнила хижину в горах Чечни, где она выхаживала Виталика. (Господи, кажется, уже так давно и далеко!) Вот и сбылась её мечта: прекрасная красота вокруг, чистота и благодать, но без чужих чеченцев.

Дионисий торжественно привлек Серёжу, дал руку для целования, а потом облобызал в щеки.

– Хорошо ты приготовил, Серёжа, славно тут.

– Если чего не хватит, добавим в несколько рейсов! – Пустынцева переполняла энергия. – Вон Лыковы тут недалеко без ничего одним топором и пилой строились, и то чуть не семьдесят лет одни прожили. А мы-то!

Пустынцева особенно ободряло то, что деньги свои он успел удачно перевести в золото, в камушки, в баксы. Никаких акций, никаких бумажек и счетов в банке – на что может наложить лапу Зина с группой товарищей. А здесь в безопасности и сам Пустынцев, и его деньги. Да он уже и не может существовать без хороших денег – как без кожи.

В безопасности он прежде всего от Зины и прочих. Но и от государства – тоже в безопасности! Он не очень думал каждый день, но всегда глубоко сидел страх не только перед киллерами: ещё глубже сидел страх, что всё Это может кончиться, конфискуют у хороших людей все их финансы и вернется прежняя жизнь – без всяких финансов. А здесь – не достанут! Лыковы прожили семьдесят лет – и ни с какой властью не встречались.

Пример очень обнадеживал.

Во взятом у Клавы ещё в Питере анализе нашли СПИД, послали оповещение по указанному ею адресу, но там никакой гражданки Клавдии Кулешовой давно не было, а куда выбыла – неизвестно. Врачи развели руками – ещё одна разносчица ВИЧ-инфекции скрылась.

Дионисий блаженствовал в Своем пока ещё маленьком, но уже царстве. Он – царствовал, Серёжа с Оркестром занимались хозяйством и у Него не было ни малейшего желания вникать во всякие мелочи. Достаточно того, что Его желания они исполняли беспрекословно.

Даже Онисимов, сохраняя атеистический настрой, уверовал, что какие-то особенные способности у Дионисия присутствуют – после случая в самолете. И уже не только боялся маленького самодержца, но и почитал за ясновидящего, что ли.

Пустынцев просто отдыхал. И пил совсем мало, благостно принимал пару стопок – и больше не тянуло. Почти каждый вечер он пел под гитару. Далекие страсти, далекие разочарования волновали именно тем, что далеко.

И вдаль идёт уставший караван…

А их караван уже благополучно прибыл.

Олена побывавшая в нескольких скитах у разных староверов, рассудила беспристрастно, что их Пустынь – лучше. Тем более, что ей с Пустынцевым ничего не оставалось, как заняться друг другом – за неимением иных претенденток и претендентов. Онисимов рискнул было посмотреть не так на Олену, но Пустынцев его остудил сразу.

– Куда лезешь? Привези себе! Будто богомолок мало.

Онисимов отступил и послушался совета: привез в плацкартном вагоне пару десятков переселенцев из Питера для черной работы, поселил в пустующих избах. Туда же роздали подросших мавриных котят.

Так что образовалась уже полноценное государство с разделением на аристократию и народ.

Прелесть современного отшельничества – в спутниковой антенне. В Своей Пустыни Дионисий видел мир – и соратникам тоже показывал. Иногда мелькали сообщения о Нем Самом: особенно в Москве многие поклонялись Божественным Супругам, а тем более – Их чудесно воскресшему Сыну. Выйти живым и невредимым прямо из эпицентра, да потом здесь и сейчас на Земле, не откладывая до Страшного Суда, покарать взрывников – только так и мог поступить в наше время Спаситель хороших людей. Не всех – а только хороших. А спасать плохих – грех против Земли и Неба.

Дионисий любил гулять, сопровождаемый почтительной свитой. Он ступал – и помнил, всё время помнил: Моя земля, Моя земля! И земля отвечала покорной упругостью. Он раньше и догадаться не мог, какое это счастье – чувство своей земли.

Чувство, известное любому медведю в тайге, занимающему и хранящему свою территорию – но утраченное городскими людьми.

Волосы у Натальи уже закрывали груди. Следующим этапом было: натянуть до пупка.

Мавра, выкормив котят, пристрастилась убегать в тайгу.

Там она охотилась, в ней тоже оживали древние инстинкты – и она все реже возвращалась домой погреться и покормиться.

Миша просил и дядю Оркестра, и дядю Серёжу купить ему ружье: он тоже хотел ходить охотиться в тайгу. Да и без тайги можно было стрелять каких-то птичек прямо около дома. Но Дионисий запретил: вспомнил о прежних подвигах упрямого мальчишки. Кто его знает, в кого он прицелится однажды?!

Так все и жили счастливо, но никто не знал, что СПИД уже перешел к ребенку, которого Клава ещё только должна была родить через месяц. СПИД зреет медленно но неуклонно – куда медленнее, чем Клавин живот, но куда более неотвратимо: никакой выкидыш СПИДу не грозит. И сколько продолжится незримое деление колонии на больную и здоровую части – не знало и Само Господствующее Божество. А врачей в Пустыни нет, тем более – сложной лаборатории, чтобы сделать анализ. Значит, течение обещает быть классическим – не искаженным и не отсроченным новейшими лекарствами.

Восход Солнца над горизонтом совершенен и смотреть на него никогда не надоест. Но каждый восход – немного другой, что и заметит внимательный наблюдатель. И волны, разбивающиеся о берег – похожи одна на другую, но каждая и чуть-чуть другая: и смотреть на них никогда не надоест одинокому путнику, если он открыт для внимательного созерцания. Страшен только Хаос, только одиночное заточение в Себе Самом, где нет ничего кроме мысли, вихрем несущейся по постылому кольцу. А когда перед Господствующим Божеством бесконечно накатывают сменяющие друг друга варианты космосов – тогда бесконечное череда разнообразных мгновений никогда не сможет Ему наскучить.