Читаем без скачивания Чужой огонь - Сергей Палий

На диване, забравшись на него с ногами, сидела Маринка. Она тоже была чистенькая, и черные волосы уже не выглядели паклей, как в последние несколько дней. Скорее всего она успела помыться, пока Максим был на допросе.

Глянув из-под челки, девушка приветливо улыбнулась. На ее щеках еще остались красноватые пятна от обморожения, но теперь они скорее походили на румянец, а в глазах снова горел огонек жизни. В этот момент она показалась Долгову самым прекрасным созданием на всем свете.

– Привет, – сказал он, тоже улыбнувшись. – Отогрелась?

– Да, – ответила Маринка, сдувая со лба волосы. – Сначала около тепловой пушки сидела, а сейчас уже на диван переместилась.

– Маринка, ты такая красивая… Ее глаза округлились.

Но Максим даже больше девушки опешил от собственных слов, так неожиданно слетевших с губ.

– То есть… я хотел сказать… Где Егоров? – чувствуя себя кретином, пробормотал Долгов. После того, что он устроил в ту ночь в Ишиме, Максим не имел никакого права даже думать о хрупкой Маринке.

– Егоров? – переспросила она, будто забыла, кто это вообще такой. – Юра… он… Ой! А ты разве не знаешь? Его увел какой-то военный! И Фрунзика тоже!

– Понятно. На допрос, – сказал Максим, подходя к окну, словно можно было разглядеть что-то сквозь плотные жалюзи. – Меня уже допрашивали.

– Тебя пытали?!

– Да нет, что ты! Они вроде бы не хотят нам зла.

– А кто они?

– По всей видимости, военная разведка. Я сказал полковнику про Торика, попросил помочь нам добраться до него. Слушай, Маринка…

– Да?

– Тебе не кажется, что Фрунзик не тот… э-э… за кого себя выдает?

– А за кого он себя выдает? Максим задумался ненадолго.

– То-то и оно. Он ведь ни за кого себя и не выдает. Мы абсолютно ничего о нем не знаем. Я как-то спросил Юрку – давно ли он знаком с Фрунзиком? Он сказал, что года полтора, но, мол, парень в доску свой и все такое… А сам Герасимов о себе никогда и не рассказывал. Подумай, постарайся вспомнить, что мы знаем о его прошлом?

– Я… я не могу припомнить точно. Кажется, он работал… Хм… то там, то тут.

– Видишь.

– Ты думаешь, что Фрунзик…

– Я пока ничего не думаю… Да и то, что он себя педиком позиционирует, – туфта. Я однажды – мы еще в Москве были – застукал незнакомую девушку, выходящую из квартиры, когда там был только он. До последнего времени я не придавал этим мелочам особого значения, но после случая с доносчицей эллинес обратил внимание, что Герасимов прячется под какой-то личиной.

Позади Долгова скрипнул диван.

– Ты видела его глаза в тот момент, когда он разговаривал с этой девчонкой? – продолжил Максим. – Если бы в них не было столько ненависти, я бы подумал, что Герасимов заодно с богами. Но он так смотрел на нее…

– Как? – тихо спросила Маринка, обнимая Максима сзади за шею.

Он повернулся. Опустил голову, касаясь лбом ее лба. И все мысли вылетели из его головы от этого прикосновения.

– Почему я столько лет не замечал тебя. Ведь ты была совсем рядом. Боже, какая же ты красивая…

Маринка усмехнулась, глядя на Долгова своими огромными карими глазами снизу вверх.

– Я-то уж точно не бог, – прошептала она. – В этом можешь не сомневаться.

– Не сомневаюсь.

– А помнишь тот день, когда ты впервые пришел к нам в пресс-службу? Народ был в курсе, что за тебя батя хлопотал. Многие косо смотрели на тебя. А я почти сразу поняла, что ты не чванливый протеже, которого ждали.

Максим смотрел на Маринку почти в упор, но взгляд почему-то отказывался фокусироваться.

– А когда Зевс меня за горло схватил, помнишь? Ты бросился на него, а он тебе в грудь как шарахнет, по ребрам…

– До сих пор побаливает, если погода резко меняется, – сказал Долгов, машинально прикасаясь к левой стороне груди.

– Сейчас не болит? – совсем тихо спросила Маринка, кладя свою маленькую ладошку поверх его.

– Просто раскалывается…

Внутри будто взорвался заряд, аккумулировавшийся очень долго. Долгову показалось, что на мгновение на планете снова вспыхнуло пламя – жгучее, рвущееся вверх. Он сам не заметил, как принялся расстегивать непослушными пальцами химзащитку на груди у Маринки. Девушка тоже стала дергать пуговицы на его одежде, путаясь в движениях. Спустя несколько чрезвычайно длинных секунд они прильнули друг к другу огненными телами…

…подошел к ее лежанке в дальнем углу. Уперся взглядом в комочек желанной плоти, прожигая его насквозь налитыми кровью глазами. Сорвал сначала одно одеяло. Затем второе. Она села на лежанке, не понимая спросонья, что происходит. Химза слегка съехала в сторону, обнажив светлый кусочек плеча. Это еще больше возбудило его – теперь совсем не осталось сил сдерживаться! Да и зачем?! Вот она, прямо перед ним! Маленькая, уступчивая! Теплая… Он протянул руку и расстегнул пуговицу… Зачем она завизжала, дура?! Перебудит же всех! Ну вот, кажется, этот урод Герасимов заворочался… Кто это отшвырнул его – Максима – в сторону? Да хватит же вопить, как резаная! Кто сбил его с ног? А-а, это ты, Герасимов! Белобрысый сукин сын! Педик несчастный, зачем ты лезешь не в свое дело? Главное подняться и не обращать на его скотские выходки внимания. Ведь его ждет миниатюрное, но оттого лишь более милое тельце этой невыносимо пищащей девки. Удар… Прямо в губу попал, сивый пидор…

Максим оттолкнул Маринку от себя, бешено глядя на ее обнаженную грудь. Маленькую, размера первого – не больше, с напряженными темно-коричневыми сосками, забавно торчащими в разные стороны.

– Т-ты… т-ты что?

– Маринка, – запинаясь, произнес Максим, закрывая лицо руками. – Маринка… я не могу…

– Почему? – В голосе девушки сквозь непонимание и шок прорезались слезы.

– Я вспомнил… Только что вспомнил… Как все это случилось той ночью… В Ишиме.

Маринка беззвучно заплакала. Быстрыми и точными движениями застегнула сорочку и куртку.

– Это ведь прошло, Долгов, – как-то отрывисто и жестко сказала она.

– Нет, – ответил он, не отрывая рук от лица, – это пока не прошло. И я не хочу, чтобы это снова когда-нибудь вырвалось на свободу.

– У меня уже больше года не было мужика.

– У меня тоже…

Маринка перестала всхлипывать и обескураженно замолчала. Потом сухо произнесла:

– Не смешно.

До Максима только теперь дошел смысл сказанной им фразы, и он пробормотал:

– Я не то, совсем не то хотел сказать. Женщины… конечно, женщины, у меня не было… Я… просто боюсь какого-то внутреннего чудовища.

– У усредненных людей не бывает внутренних чудовищ, – тихо произнесла Маринка. – Застегнись, не позорься.