Читаем без скачивания Герои умирают - Мэтью Стовер

– Надеюсь, император простит меня за дерзость, – негромко произнес Тоа-Сителл, – но случившееся кажется мне неизбежным последствием работы с Кейном.

Ма'элКот задумчиво наклонил голову, как при молитве.

– Да. И я знал это, когда разыскивал его. – Он испустил долгий тяжелый вздох. – Двадцать семь погибших… сколько жертв…

Он поднял глаза, словно углядел что-то за каменной стеной.

– Кейн не сумел бы наделать больше бед, даже если бы был актиром.

Диктор как всегда бодр и свеж, улыбка сияет белыми зубами.

– Это «Свежее Приключение», единственный всемирный круглосуточный канал новостей со Студии. С вами Бронсон Андервуд. По анханскому времени сейчас полдень. Передаем последние новости об успехах Кейна в его отчаянном поиске пропавшей жены, Пэллес Рил. Как видите, на Часах Жизни Пэллес Рил в углу экрана осталось меньше восьмидесяти часов плюс-минус еще десять, то есть от почти четырех до менее чем трех дней. Весь мир затаив дыхание ждет и молится, чтобы Кейн отыскал ее вовремя. Репортаж Джеда Клирлейка.

– Спасибо, Бронсон. Согласно сообщению со Студии, Кейн все еще находится в системе пещер под Лабиринтом. С ним местная женщина, Таланн, и Ламорак – актер Карл Шанкс. Имперские войска проводят невиданную по масштабам охоту за людьми, город наводнен войсками, обыскивающими каждый дом. Таким образом, Кейн вынужден затаиться, и это вряд ли ему на руку.

– Наверняка это так. Каковы результаты поисков Пэллес Рид?

– Как ты помнишь, Бронсон, прошлой ночью Кейн организовал беспрецедентный побег из имперского Донжона с риском для жизни, надеясь, что хотя бы один из друзей Пэллес отведет его на условное место встречи с ней. Но в результате активности, проявленной войсками Империи, Кейн не может свободно передвигаться по городу. По слухам, друзья Кейна именно сейчас обшаривают условные места.

– Как мне сказали, ситуация весьма пикантна в политическом отношении.

– В политическом?

– Я говорю о взаимоотношениях актеров, Джед.

– Ах да, – сухой смешок, – конечно. Практически всему миру известно, сколько усилий Кейн приложил прошлой ночью, чтобы спасти жизнь Ламорака. В реальной жизни Кейн и Ламорак довольно близкие друзья – не знаю, известно ли это тебе, Бронсон. Наши зрители, может быть, и не предполагают, что Ламорак и Пэллес Рил также являются хорошими друзьями, очень близкими; вероятно, даже более чем близкими.

– Я знаю о подобных слухах…

– Это не слухи, Бронсон. Не так давно это стало секретом Полишинеля. Вопрос в другом – что знает Кейн? Студия молчит на этот счет. Я думаю, любой сейчас гадает, что сделает Кейн, когда узнает все?

– Хороший вопрос, Джед, даже интересный. Впрочем, для Ламорака он должен быть страшным.

– Что ж, Бронсон, как гласит народная мудрость, Ламорак пожнет то, что посеял. – Еще один сухой смешок. – Вы слушали новости из Центральной Студии Сан-Франциско. С вами был Джед Клирлейк.

– Спасибо, Джед. В следующем часе мы свяжемся с экспертом Студии – вы готовы к этому? Он расскажет нам о «хаотической пертурбации в мультимедийных сверхсетях» и ответит на ваши звонки. Он объяснит вам, почему на

Часы Жизни Пэллес Рил дают такую большую погрешность, и ответит на ваши вопросы об Уинстонском Переносе. Я – Бронсон Андервуд. Оставайтесь с нами.

Артуро Коллберг запихнул в жирные губы очередной блинчик и снова уставился на огромный выгнутый экран. Всякий раз, когда Кейн переводил взгляд с залитой солнцем улицы на изодранный, с лезущей из него соломой матрас, на котором лежал завернутый в грязные одеяла Ламорак, Коллберг с новой силой начинал повторять про себя то, что уже почти стало для него молитвой: «Умри же, ублюдок, умри. Да умри же ты, сволочь, ну, подыхай!»

Однако Ламорак не торопился умирать. Когда Кейн и Таланн наконец вытащили его из пещер, он был без сознания и в глубоком шоке. Странно, что он еще не умер. Кейн и Таланн согрели его, и теперь, когда он изредка просыпался, кормили теплым бульоном, который им принесли кантийцы. Ламорак призвал какую-то магию, чтобы та помогла ему прийти в себя, а друзья даже сумели наложить шину на его ногу, пока воин отгонял своей магией боль и заставлял расслабиться сжатые вокруг излома мускулы,

Когда нога была вправлена, Ламорак заявил, что уже к ночи сможет ходить с костылем, а потом мгновенно заснул. Кейн, Таланн и какой-то коновал из кантийцев воспользовались его состоянием, чтобы распороть шов на бедре, самым крепким бренди вымыть оттуда яички насекомых и снова зашить. Кроме того, они зашили его живот.

Наблюдавшего за этим Коллберга разбирала холодная ярость. Он знал, что не должен позволять эмоциям взять верх над рассудком. Он проглотил еще одну капсулу амфетамина и набил рот сластями прежде, чем лекарство должно было подействовать на его аппетит. Ему стало немного лучше.

И все это время в мозгу билась одна и та же фраза, уже потерявшая всякий смысл и превратившаяся в набор звуков. Будь во вселенной хоть капля справедливости, Ламорак давно уже должен был испустить дух, а его сердце – перестать биться,

Всякий раз, как администратор улавливал краем глаза свечение кнопки аварийного переноса, у него в груди что-то давило и зубы сами собой сжимались. А ведь он не беспомощен, не переставал напоминать себе Коллберг. Одной оговорки Кейна, сравнившего Шахту с рабочими районами, достаточно, чтобы оправдать прерывание его Приключения. «Сейчас важно выбрать момент, – подумал Коллберг. – Да, правильно выбрать момент».

– Король сейчас придет, – говорит юноша с почтением в голосе. – Я никогда не видел, чтобы он сам шел к кому-то…

Я отворачиваюсь и смотрю в окно: я не хочу признавать, что не помню имени юноши. Отсюда мне виден кусочек базара, где пару жизней назад я отделал его бараньей ногой – в лавочке Лама у выгнутой стены Стадиона.

– Что известно о Пэллес?

– Никто не знает, где она, барон. Мы с Томми сходили туда, но никого там не нашли. Ну, мы, конечно, подождали, а потом Томми вообще остался там, но все равно ничего не известно.

Бросаю взгляд на бодрствующую подле спящего Ламорака Таланн. В ответ воительница пожимает плечами.

– Я не знаю других мест. Ничем не могу помочь. Да, не может. Достойно удивления уже то, что хотя бы одна крупица информации просочилась сквозь накатившее на всех забвение – результат проклятого заклинания. Когда я пытаюсь объяснить Таланн, что совершила Пэллес, она постепенно отключается – и я не могу винить ее за это.

– Ага, – говорит стражник, – ее так никто и не видел со времени вчерашнего дерьмового боя.

– Ты с ней встречался?

Сжавшая грудь боль ослабевает, я наконец могу дышать и выдыхаю:

– Она жива? Не ранена? Как она выглядит? Юнец улыбается.

– Совсем неплохо, если учесть, что за ней гналась половина Серых Котов. Тут-то и начался дерьмовый бой.

– Дерьмовый бой?

– Ну да. Извините, барон, я думал, вы знаете.

Он вкратце рассказывает о том, как Пэллес схватилась в Рабочем парке с целым отрядом Котов. По его словам, она стала уводить их в сторону Лабиринта, подорвав при этом полрайона. Парень с нескрываемой гордостью говорит, что сам был там, откликнулся на призыв и своими руками швырнул горсть мокрого дерьма и оно попало в лицо самому графу Берну.

Я не могу удержаться от смеха, глядя, как юнец изображает графа Берна после такого казуса. Неожиданно я начинаю относиться к парнишке теплее – господи, ну почему меня не было там, почему я не видел случившегося своими глазами! А юнец замечает мою реакцию и все повторяет и повторяет рассказ, всякий раз приукрашивая его, пока я наконец не машу руками, чтобы он перестал. Даже рассказ о Берне, схлопотавшем горсть дерьма в рожу, перестает быть смешным… если его повторять сто раз.

В моей голове копошится неприятная мысль, что Пэллес вполне справляется без моей помощи. Неужели я мог некогда надеяться, что без меня у нее ничего не выйдет, что она нуждается в моей помощи гораздо больше, чем сама признает? Возможно, на меня влияет тот факт, что она схватилась с Берном, который почти убил меня, и с Ма'элКотом, который мог раздавить меня как муху, – схватилась и не сдается. Она свободна, ей все удается, даже ее подопечные все еще где-то скрываются. Не случись непредвиденного сбоя в связи, я был бы ей и вовсе ни к чему.

– Ты хоть приблизительно знаешь, как она сцепилась с Берном и его Котами? – спрашиваю я. – Ну, как все началось? Что она делала в Рабочем парке?

Юнец пожимает плечами.

– Без понятия. Кто-то мне что-то рассказывал… нет, не помню. А разве это важно?

– Думаю, нет. Спасибо, парень. Окажи мне услугу – спустись вниз и посмотри, не идет ли король.

Парень бьет себя в грудь, изображая этот их дурацкий салют, потом кашляет и клацает рукоятью меча, проверяя, свободно ли выходит из ножен клинок. Наконец, исчерпав все причины оставаться в моем обществе, он поворачивается на пятках, видимо, демонстрируя строевой поворот, и вылетает из комнаты. Я слушаю, как его сапоги стучат по мягкому гниющему дереву пола, и пытаюсь вспомнить, каково оно – быть таким молодым.