Читаем без скачивания Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоит ли говорить, что не всем по душе была мысль о «крепостной графине», особенно некоторым родственникам 50-летнего Николая, терявшим таким образом не только репутацию, но и часть наследства.
Но даже митрополит Платон благословил неравный союз влюбленных и пара тайно обвенчалась в 1801 году. На церемонии присутствовали лишь два свидетеля – знаменитый архитектор Джакомо Кваренги и подруга невесты, также бывшая артистка крепостного театра Шереметевых, Татьяна Шлыкова, которая всю свою жизнь посвятит заботе о единственном сыне новоиспеченных супругов, а потом и внуке, рассказывая им историю сказочной любви простой крестьянки и богатейшего графа, друга монарших особ.
Монархом к этому времени был уже Александр I, который дал согласие на этот неравный брак по факту, после церемонии.
Счастье молодоженов в Фонтанном доме продлилось недолго. Спустя 2 года Прасковья родила здесь сына Дмитрия и через три недели после родов скончалась здесь же в возрасте 34 лет, на смертном одре взяв с подруги Татьяны обещание заботиться о сыне.
Безутешный Николай даже не смог присутствовать на похоронах в Александро-Невской лавре. Он несколько дней пребывал в беспамятстве от горя и часами сидел в любимой беседке Прасковьи в саду Фонтанного дома.
Придя в себя, все оставшиеся 6 лет своей жизни он занимался благотворительностью в память о жене.
Не переставая обожествлять свою любовь к Прасковье, граф тем не менее сблизился с няней Дмитрия, бывшей крепостной артисткой Аленой Казаковой, которая родила ему троих детей, крестным которым стал сам Дмитрий.
После смерти Николая владельцем Фонтанного дома стал его законный сын от Прасковьи – Дмитрий. А после смерти Дмитрия – внук Сергей, последний из Шереметевых, которым пришлось здесь жить.
В XX же веке дворец ждала история, типичная для таких строений после революции – здесь располагались музей дворянского быта, Астрономический институт, коммунальные квартиры… И вот уже Анна Ахматова ходит по аллеям сада Прасковьи Жемчуговой и проживет здесь намного дольше своей предшественницы – более 30 лет. Сад, где бывшая крепостная артистка, практически не выезжавшая за пределы дворца, знала каждую тропинку, спустя полтора века был изрыт траншеями, которые обкладывали мешками с песком, сшитыми жившей здесь Анной Ахматовой, зачисленной в противопожарный отряд. Поэтесса именно здесь встретит блокаду Ленинграда.
У Фонтанного дома, у Фонтанного дома,
У подъездов, глухо запахнутых,
У резных чугунных ворот
Гражданка Анна Андреевна Ахматова,
Поэт Анна Ахматова
На дежурство ночью встает.
На левом бедре ее
тяжелеет, обвиснув, противогаз,
А по правую руку, как всегда, налегке,
В покрывале одном,
приоткинутом
над сиянием глаз,
Гостья милая – Муза
с легкою дудочкою в руке.
А напротив, через Фонтанку, —
немые сплошные дома,
Окна в белых крестах. А за ними ни искры,
ни зги.
И мерцает на стеклах
жемчужно-прозрачная тьма.
И на подступах ближних отброшены
снова враги.
О, кого ты, кого, супостат, захотел
превозмочь?
Или Анну Ахматову,
вставшую у Фонтанного дома,
от Армии невдалеке?
Или стражу ее, ленинградскую белую ночь?
Или Музу ее со смертельным оружьем,
с легкой дудочкой в легкой руке?[242]
Список источников
1. Берггольц О. Собрание сочинений, т. 3 // Художественная литература, 1973.
2. Греч А. Н. Венок усадьбам. – М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2006.
3. Елизарова Н. Крепостная актриса П. И. Ковалева-Жемчугова – М., 1956
4. Из переписки графа Н. П. Шереметева // Русский архив, 1896.
5. Краско А. Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события. – М., 2009.
6. Фрезе Г. П. Описание болезней его светлости графа
7. Шереметев, Николай Петрович // Русский биографический словарь: в 25 т. – СПб. – М., 1896–1918.
8. Языков Д. Графиня Прасковья Ивановна Шереметева. – М., 1903.
Каменноостровский театр (1844, Кавос)
Наб. р. Крестовки, 10
«По нескольку раз в лето воспитанниц, в числе десяти человек, брали на казенную дачу на Каменном острове, в которой жил и сам управляющий училищем Федоров. Наша дачная жизнь протекала очень однообразно, подруг было мало, и мы, попав на дачу, искренно завидовали оставшимся в городе. С ними мы переписывались, отдавая письма кучеру Федорова, ездившего почти ежедневно в театральную дирекцию. По дороге в город Федоров наши письма, видимо, вскрывал и прочитывал, так как часто делал выговоры виновным в сообщении разных школьных сплетен, а в особенности за сетование на дачную скуку. <…> Впоследствии, наученные горьким опытом, воспитанницы перед отъездом на дачу сговаривались об условных знаках, которые выражали бы настоящую мысль, не раздражая грозного начальника. Так, в частности, желая пожаловаться на скуку, писали, что на даче живется очень весело, но только слово „весело“ писали через букву „ять“. Обвинение в безграмотности было, видно, менее страшно, чем укоризны в неблагодарности. <…>
Проживающих на казенной даче иногда водили на спектакли в Каменноостровский театр, где им предоставляли одну-две ложи. На одном из спектаклей произошел забавный инцидент с моей товаркой Кеммерер. Шел балет „Роберт и Бертрам, или Два вора“, в котором изображаются воровские проделки героев. В одной из картин они забираются в дом, хозяева которого ушли на свадьбу, и спокойно обкрадывают его, как вдруг вдали показывается возвращающаяся домой свадебная процессия. Кеммерер, бывшая уже в одном из старших классов, так увлеклась спектаклем, что забыла, что находится в театре, и закричала на весь зрительный зал, желая предупредить воров об угрожавшей им опасности быть пойманными: „Скорее, скорее! Идут, идут!..“»[243].
Набережная реки Крестовки, 10
Именно в этот театр, маясь от дачной скуки, ходили каждое лето, наряду с петербургским обществом, отдыхавшим на Островах, и юные воспитанницы Театрального училища. Каменный остров в середине XIX века – популярное место отдыха, совмещающее очарование загородной жизни и близость от города – каждое лето оживало: сливки общества и члены императорской семьи навещали свои за год забытые дачи, приказчики потирали руки от количества арендаторов, желающих снять на лето деревянные домики, а труппы городских театров перемещались на загородные сцены.
Этим летом 1858 года маленькая 10-летняя артистка Екатерина Вазем, сидя в обитой пурпурным трипом ложе со своими сокурсницами, наблюдала здесь спектакли балета, мечтая самой оказаться среди танцовщиц. Александра Кеммерер, наверняка получившая за
