Читаем без скачивания Волны Русского океана - Станислав Петрович Федотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут нельзя не сказать, что все работы по конструированию, изготовлению и испытаниям этого оружия были проделаны молодыми артиллеристами из числа декабристов под руководством подполковника Андрея Васильевича Ентальцева. Павел Иванович Пестель, став начальником Ново-Архангельского военного училища, первым делом создал кафедры по различным направлениям военной науки, в том числе Артиллерийскую, а при ней — Ракетный кабинет, поскольку сам был поклонником Конгрейва и Засядко и считал, что у ракетного оружия большое будущее. Полученные декабристами результаты были немедленно отправлены на Большую землю, в Петербург, и Засядко, будучи в то время начальником Михайловской артиллерийской академии и дав восторженную оценку работе, просил государя наградить всех ее участников. Император не остался равнодушным к этой просьбе, кстати, поддержанной великим князем Михаилом Павловичем, шефом артиллерийского ведомства: всем десяти артиллеристам не только вернули прежние звания, но и повысили на один чин, а Ентальцев получил орден Св. Владимира 3-й степени. Бомбометы же скорейшим порядком были запущены в производство, и через год первые их образцы участвовали в сражениях против мятежных поляков. Теперь же ими оснащали армейские части, действующие против турок и их союзников.
Павел Тараканов уже четырнадцать лет не только успешно управлял провинцией, дойдя до звания капитана 1-го ранга, — он женился на младшей дочери гавайского короля Камеамеа III, которая родила ему четырех сыновей и двух дочек, и тем самым еще больше укрепил дружественные связи России и Гавайев. Гавайцы любили «Талаканалии» и называли его сыном короля. Наверное, потому, что сам он называл Камеамеа «Макуа кане» (отец). Они вообще очень хорошо относились к русским, охотно учили язык, крестились и давали детям русские имена. Школы на островах открыл еще Тимофей Никитич, но Павел Тимофеевич требовал от подчиненных знания гавайского языка и неукоснительного уважения прав и обычаев местного населения.
Весть о приближении вражеских кораблей не вызвала на Гавайях паники, но заставила правителя Тараканова и короля Камеамеа провести срочное совещание комендантов русских крепостей и князей островов. Несколько быстроходных катеров обошли архипелаг и сумели всего за четыре дня собрать их на Оаху.
Кроме вызванных, в совещании участвовали командующий и штаб флота, все начальники отделений русской администрации, а также члены Собрания старейшин. Учитывая почтенный возраст последних, правитель предложил разговор вести на гавайском языке и лишь в порядке исключения пользоваться русским. Никто не возражал хотя бы потому, что большинство комендантов были женаты на гавайках, и местный язык стал для них почти родным.
Вопрос был один: что нужно предпринять для защиты архипелага?
– Мы не знаем, какое количество и каковы классы кораблей противника, — говорил Тараканов, — но одно известно точно: в составе юсовской эскадры есть эвиеншип, или, по-нашему, самолетоносец. На его палубе — а она огромной длины — размещаются три или четыре самолета, которые взлетают с этой палубы и несут бомбы.
– Опасное оружие, — пробормотал начальник штаба флота капитан I ранга Селиверстов.
– Да, Степан Панкратович, весьма и весьма опасное. Но я думаю, бомбометы Ентальцева будут пригодны не только против кораблей, но и — самолетов. Надо лишь снаряжать ракеты гранатами меньшего, против обычного, веса и соотносить время их подрыва с расстоянием до подлетающего самолета. А для самого близкого расстояния стоит попробовать счетверить на одном станке усовершенствованные скорострелы Черепановых, чтобы стрелять по аэронавтам и двигателям. Как вы считаете, Михаил Дмитриевич, — обратился правитель к командующему флотом контр-адмиралу Тебенькову, — найдутся у вас умельцы для такой комбинации?
– Найдутся, Павел Тимофеевич, — откликнулся седовласый адмирал, всего лишь три года тому назад сменивший жесткое кресло главного правителя Русама на боевой мостик линкора «Князь Меншиков», флагмана флота, чем был несказанно доволен. — Сегодня же будет распоряжение.
– Благодарю, Михаил Дмитриевич. У меня еще вопрос: готовы ли к боевым действиям подводные лодки? Ведь на них будет возложена главная задача — потопить как можно больше кораблей противника.
Вопрос Тараканова вызвал нешуточное удивление у всех присутствующих, кроме Тебенькова и Селиверстова. Дело в том, что четыре подводные лодки конструкции братьев-декабристов Бестужевых прибыли из Якутата в Жемчужную бухту в строжайшей тайне, укрытые на палубах бронированных крейсеров «Баранов» и «Резанов». Моряки же были недовольны преждевременным, по их мнению, раскрытием секрета, о чем прямо заявил контр-адмирал.
– Господа, — ответил на упрек правитель, — даже если здесь присутствует агент противника, в чем я глубоко сомневаюсь, все равно он не сможет оповестить армаду: выход в море жестко контролируется пограничной стражей. А иных путей для связи с внешним миром нет.
Начальник Управления разведки Генерального штаба империи Орегон (назначена после истории с Ламаром) полковник Алиса Васильевна Жданко праздновала свой юбилей — шестидесятилетие.
Собрались ближайшие к семье люди — как русские (считая русскими подданных Российской империи), так и орегонцы. Пришел старый император Маковаян с супругой Санилой, дочерью Манзи и сыном-наследником Антинэнко — они все, хотя и приняли православную веру, остались при своих именах. Приехал Антон Козырев с младшей дочерью Хелки и внуком Чэйтоном (жена Антона, индеанка Алита, старшая дочь Антонина и зять погибли два года назад при крушении поезда). С Алисой и Емельяном он обнялся как со старыми добрыми друзьями, и это не могло не порадовать тех, кто знал об их непростых семейных отношениях. Когда Алиса, уехав в командировку к волонтерам на испытание нового оружия, не вернулась в Ново-Архангельск, оставшись с Емельяном, Антон порывался поехать и драться за нее, но мудрый Баранов не отпустил. Главный правитель посоветовал уважать выбор столь непростой девушки, а Тимофей Тараканов, случившийся при их разговоре, очень одобрительно отозвался об Емельяне как о смелом, решительном и — главное! — добром человеке. Прошло три десятка лет, не было уже на этом свете ни Баранова, ни Тараканова, выросли дети-внуки, а чувство благодарности к Александру Андреевичу
