Читаем без скачивания Блаженные - Джоанн Харрис

Аж мозги ему отшибло от глупого неверия. Я этого не потерплю! Первый сигнал — Изабелле, чтобы не дергалась, второй — Перетте, чтобы заняла свое место.

Арно хлопал глазами, словно один из нас повредился умом.

— Ты здесь… Как ты смеешь? Как смеешь?

— Я смею поступать, как мне вздумается. Вы сами так сказали на одной из наших встреч. — Я повернулся к сестрам, которые уже оправились от наваждения и смотрели на нас разинув рот. — Предупреждал я вас, что за светлым ликом порой скрывается черная душа? Стоящий пред вами не тот, кем кажется.

Сестры ринулись вперед, я остановил их мановением руки, но ливрейную охрану и господ уже разделили. Я с удовлетворением отметил, что архиепископ, даже отрезанный от остальных, все видел и слышал: меж ним и сестрами стоял лишь Арно.

Не верьте, что мстить не стоит. Чем дольше ждешь, тем слаще месть. Я чувствовал страх Арно, пока несильный, ведь Его Преосвященство еще думал, что попал в сказку. Ничего, дело поправимое. Сестры снова забеспокоились. Еще немного, и их тревожный ропот станет штормовой волною. Я снял с шеи крест, висевший на кожаном ремешке, и положил, якобы небрежно, на край кафедры. Ждем финала!

Наверное, в этот момент должна была появиться Перетта. Голоса внизу стихли, в спектакле возникла небольшая пауза, которую почувствовала одна я. Лемерль прекрасно все рассчитал — пауза, затем последний и самый эффектный выход Нечестивой Монахини. В отличие от меня, Лемерль поставил не только на Перетту, он не отдал ей главную роль, а сделал дополнительным украшением, драматическим изыском, которым вполне можно пожертвовать. Он огорчится, если Перетта подведет, но, надеюсь, ее отсутствие особых подозрений не вызовет. Лемерль считал, что ветреная Перетта ненадежна, я же собиралась рискнуть жизнью, уповая на то, что он не прав.

Епископ наступал, кипучая ярость заглушила не только осторожность, но и любопытство. Какой высокий, еще выше Лемерля, а когда двинулся по ступенькам к кафедре, из моего «гнезда» он напоминал птицу, черного журавля или цаплю: плащ развевался за спиной, как крылья. Дым от жаровни ел глаза, за шиворот капал дождь, но я не могла пропустить их схватку. Прежде чем сделать свой ход, следовало убедиться, что иного решения действительно нет.

Колокольня лишь слегка искажала их голоса, звонкий Лемерля и хриплый от праведного гнева — епископа Эврё, который взывал к своим охранникам, но те смогли бы пробиться к нему, только передавив обезумевших монахинь.

Мне появляться рановато. Лемерль близко к жаровне, в отчаянии он может поджечь запал, тогда беды не избежать. Или напрасно я медлю? Вдруг потом останется лишь смотреть, как Лемерль вершит свой чудовищный самосуд?

Тут, словно в ответ на мои молитвы, епископ поднялся на кафедру, а Лемерль — вот чудо! — отступил от жаровни.

Пора! Короткий наговор для мягкого приземления, короткая молитва святому Франциску Ассизскому, и я обеими руками толкнула веревку в дым.

— Отец мой, как трогательно. — Я понизил голос, чтобы слова не разносились по всей часовне. — Не ждал от вас душевной теплоты, памятуя нашу последнюю встречу.

Рядом со мной стояла мертвенно побледневшая Изабелла. Перетта подвела, впрочем, это неважно, самое важное начинается сейчас. Изабелла сыграет свою роль до конца? Я сломал ее или девчонка взбеленится? Что греха таить, неопределенность меня порой возбуждает, тем более, казалось, сбежать я сумею, Антуана путь расчистит. Так почему бы не попетушиться?

— Я позабочусь, чтобы вас за это сожгли! — Не слишком оригинально, зато в рамках общего замысла. — Позабочусь, чтобы вас уничтожили, раз и навсегда!

Арно невольно мне подыгрывал, эмоции выдавали его с головой, любой картежник прочел бы его как книгу. Серебристые глаза метали молнии, аки надутый ворон шагнул он ко мне. Неужели ударит? Нет, я моложе, ловчее, проворнее. Арно понимал, что может промахнуться и уронить свое достоинство. Даже сейчас ему мнился возмутительно дерзкий розыгрыш. Арно слишком беспокоился об Изабелле и архиепископе, чье присутствие оказалось совершенно некстати, чтобы задуматься над моими глубинными мотивами.

— Этот человек не служит Церкви, — дрожащим от гнева голосом сказал Арно сестрам. — Он самозванец! Мошенник, циркач самого…

Ну-ну, полегче, святой, хм, отец! Я докажу, что «циркач» опередил свое время.

— Неужели? — с улыбкой спросил я. — Кто поверит, что истинный самозванец я, а не чудовище в митре? — Ропот сестер доказывал, что они на моей стороне, хотя слышались в нем и выкрики несогласных. — Воистину, есть лжец в храме этом, — продолжал я. — Лжец-священник, лжец-епископ… Или мы все лжецы? Может кто, не лукавя, назвать себя праведником? Вот вы, святой отец, — вполголоса обратился я к епископу, — назовете себя праведником? Кто более достоин митры: актер, прокаженный, обезьяна или вы?

Арно ринулся ко мне, но я ждал выпада и, смеясь, увернулся. Только выпад был ложный: он бросился не на меня, а за серебряным крестом, который я оставил на краю кафедры, и схватил его с криком торжества.

Но торжествовал Арно недолго — почти сразу вскрикнул от боли, выронил крест и поднял к глазам ладонь, на которой уже вздувались белые пузыри. Трюк прост, как дважды два: серебряный крест, оставленный вблизи жаровни, раскалился, только впечатлительные сестры давно утратили остатки здравомыслия.

— Крест! Он крест бросил! Отшатнулся от него! — заголосили в первом ряду, и гвалт мгновенно растекся по залу.

— Полная нелепость! — перекрикивал вопли Арно. — Этот человек — самозванец.

Но сестры уже засуетились на своих скамьях, подались вперед. Свита далеко, не поможет — монсеньор сжал было кулаки, но передумал и стиснул зубы от досады.

— Разумное решение! — с улыбкой похвалил я. — Только троньте меня — начнется ад.

Бум! — свинцовое грузило упало на подмости напротив. Веревка зацепилась с первой же попытки. Я легонько пошевелила ее — держится. Отлично. Тщательнее проверять и страховаться не было времени, и я покрепче привязала веревку к хлипкому устройству у себя за спиной. Натянулась она слабовато, но поправить я не успевала. Я скинула плащ, через ноги сняла рясу, надетую для маскировки, и в одной белой сорочке застыла на узкой платформе. Волосы тотчас меня выдадут, вот я и спрятала их под синей косынкой. На миг накатил страх — столько времени прошло, я упаду, разобьюсь, — но едва на плечи легла льдисто-голубая накидка Крылатой, не потускневшая за долгие годы, ужас сменился ликованием.

Голову поднять, руки в стороны, босые ступни на веревку — Эйле грациозно шагнула в дымный мрак.