Читаем без скачивания Последняя загадка Ивана Грозного - Наталья Александрова

– Ага, ключами! – удовлетворенно кивнул Уклейкин. – А ключи перед этим вы украли у той же гражданки Сомовой… но меня сейчас, честно говоря, не это интересует. Меня больше интересует эпизод с убийством Уткиной…

– Убийство? – хором воскликнули оба задержанных. – Какое еще убийство?

– А что? Свидетель видел в тот день бритого человека – это раз, почерк очень похожий – это два… так что советую вам, голуби, признаваться, пока не поздно. Суд учтет ваше добровольное признание и скостит вам срок. Возможно.

– Мы никого не убивали! – заверещал волосатый.

А бритый опустил голову и проговорил:

– Вы все же позвоните по такому-то номеру. Скажите, что задержали Кукина и Букина. Вам наше начальство все объяснит…

Через час в кабинете капитана Уклейкина появился мужчина лет сорока с коротко стриженными седоватыми волосами и бледно-голубыми, словно вылинявшими от яркого солнца глазами. Он был мрачен, смотрел на капитана грозно и двигал желваками. Не спросив разрешения, сел напротив Уклейкина за стол и проговорил холодным властным голосом:

– Ты, капитан, что себе позволяешь? Ты что о себе возомнил? На улицу вылететь хочешь? Бутылки собирать?

Уклейкин, однако, ничуть не растерялся. Он в своей жизни повидал всякого, лично брал знаменитого бандита Мормышку, а в самом начале своей карьеры два года отслужил в отделении милиции на Лиговском проспекте. По негласному приказу начальника управления служба на Лиговке засчитывалась в выслугу лет из расчета год за три, как на фронте. И с грозными начальниками ему приходилось иметь дело неоднократно – как-то раз на него орала сама полковник Половинко, перед которой дрожало все управление. Так что он спокойно взглянул на посетителя и ответил ему безразлично:

– У вас все? Тогда до свидания, я занят. Документы на ваших орлов готовлю, будем в суд передавать.

– Что? – взвился грозный посетитель. – Какие документы? В какой суд? Ты что несешь?

Он подпрыгнул на стуле, и капитан остро пожалел, что стул у него в кабинете остался только один – крепкий, обломки другого пришлось выбросить.

– Кража личного имущества – это раз, – капитан загнул желтый от никотина палец. – Квартирная кража – это два, без взлома, правда, убийство гражданки Уткиной – это три, причем все в составе банды, а это – отягчающее обстоятельство…

– Какое убийство? – посетитель немного понизил голос. – Капитан, ты знаешь, кто я такой?

– Нет, пока не знаю, – в глазах Уклейкина вспыхнул интерес.

Посетитель достал из внутреннего кармана удостоверение, показал капитану.

– Одну минуточку, вижу плохо… – Уклейкин выхватил удостоверение у гостя, поднес к глазам и тут же спрятал в ящик стола, запер на ключ и крикнул в коридор: – Красноперов, проводите нашего гостя до вахты! Он очень торопится!

От неожиданности и возмущения голубые глаза посетителя чуть не вылезли из орбит, он разинул рот, как выброшенная на берег рыба, и несколько секунд безуспешно пытался вернуть дар речи.

На пороге появился долговязый милиционер, переглянулся с Уклейкиным, взял посетителя за плечо. Тот пришел наконец в себя, сбросил руку милиционера и прошипел:

– Капитан, ты что устраиваешь? Чего ты хочешь?

Уклейкин взглянул на Красноперова и распорядился:

– Подожди еще немного в коридоре!

Как только милиционер вышел, капитан перегнулся через стол и заговорил:

– Во-первых, нечего мне тыкать! Во-вторых, я вас сейчас отсюда выпровожу и немедленно свяжусь с вашим начальством, доложу, что вы по халатности утеряли свое служебное удостоверение. У вас с этим строго, так что еще неизвестно, кто из нас раньше окажется на улице, кто будет бутылки собирать. А ваши так называемые орлы Кукин и Букин уже подписали признательные показания, в которых указали, что это именно вы, используя свое служебное положение, принудили их совершить все вышеперечисленные преступления, включая убийство Уткиной…

Посетитель посерел.

– А убийство-то откуда взялось? – простонал он, затравленно глядя на капитана.

– Есть свидетельские показания и признание задержанных. А если я их еще на денек запру в одной камере с Мишкой Коловоротом – они подпишут, что убили также и президента Кеннеди.

Посетитель глубоко, с шумом вздохнул, взял себя в руки и спросил почти спокойным голосом:

– Капитан, чего ты… чего вы хотите?

– Уже лучше, – удовлетворенно произнес Уклейкин. – А хочу я, чтобы вы оставили в покое гражданку Сомову Ларису Петровну. Она к вашим делам не имеет никакого отношения.

Посетитель немного помолчал, обдумывая предложение Уклейкина.

– Ладно, капитан… только удостоверение верните!

– Верну. – Уклейкин достал из кармана ключ. – Но вот признательные показания Кукина и Букина пока останутся у меня. На тот случай, если вы вдруг передумаете.

Он покосился на сейф, затем достал из ящика удостоверение и отдал его посетителю.

Лариса летела к Володе как на крыльях. Усталости как ни бывало, она торопилась показать ему Книгу. Теперь она нисколько не боялась – Книга лежала у сердца и грела ее душу своим теплом.

Она не стала дожидаться лифта и взбежала по лестнице. Дверь была открыта, и Володино кресло стояло в конце коридора.

– Володя, милый! – начала она, но запыхалась и остановилась отдышаться.

Он смотрел на нее в изумлении. Глаза ее блестели, губы улыбались. Сквозь открытую дверь кухни проникали солнечные лучи, и один из них осветил его гостью, запутался в ее волосах, оттого казалось, что от нее исходит волшебное сияние.

– Ты… ты нашла? – Отчего-то горло перехватило, и он произнес эти слова шепотом.

– Да, конечно! – Лариса пролетела в комнату и осторожно положила Книгу на стол.

Книга раскрылась, как живая, и они увидели незнакомые письмена. Володя протянул руку и коснулся синего кожаного переплета, потом положил руку на голубой камень, напоминающий глаз.

От Книги исходило живое тепло, которое благодатно проникало в его измученную душу и растапливало там уныние от одиночества, страх навсегда остаться инвалидом, горечь от предательства жены. Вместо этого в душе появлялись слабые ростки надежды, что все рано или поздно будет у него хорошо.

Лариса осторожно положила свою руку рядом. Она гладила волшебный камень, и в душе ее установился мир и покой. Ушла всепоглощающая обида на мать, бросившую ее в младенчестве, ушли все комплексы – никто не сумел объяснить ей в детстве, почему так случилось, и в голове засела мысль, что мамочка оставила ее, потому что дочка в чем-то виновата. Это чувство вины не давало ей забыть о матери, заставляло все время подогревать эти воспоминания, интересоваться ее жизнью.