Читаем без скачивания Когда взорвется газ? - Данил Корецкий

Сушин отнял у него полдня, но Черепахин не пытался его выставить. А вот правдоискателей и обиженных сразу отсылал в «инстанции»: есть, мол, прокуратура, есть милиция, суд – туда и обращайтесь.

– А почему не расписать, как в детском доме деньги воруют? – поинтересовался как-то оператор Комов. – Да и отснять можно: лица голодных детей, а потом жирная рожа директора, на новой тачке! Да послать Антону Шишлову...

– Мелко, Олег, мелко... Масштаб не тот, – не отрываясь от бумаг, говорит Черепахин.

– А вот Евсеенко интересные факты принес, – не унимается оператор. – Незаконная приватизация шахты «Глубокая», там бандит Семиног всем заправляет, с недовольными расправляется... Куда смотрит милиция?!

На этот раз Черепахин отрывается от документов, внимательно рассматривает молодого человека, потом крутит пальцем у виска.

– Ты соображаешь, что говоришь? Тебе мало, что Пашку убили?

– Так его ограбить хотели! При чем одно к другому?

– Да при том, что мне пришлось у Семинога в подвале посидеть! – Не выдержав, Иван Сергеевич срывается на крик. – Еще минута – и мне бы ногу отпилили!

– Как... ногу?

– Да очень просто – пилой! Точнее, ножовкой для металла! И знаешь, Олег, после того подвала мне уже не хочется никого разоблачать...

Обескураженный, Комов уходит.

По внутреннему телефону звонит Светлана.

– Иван Сергеевич, тут к вам девушка.

– Пусть заходит.

Дверь открывается, на пороге стоит Вероника Подтыко по прозвищу Виагра.

– Здравствуй, Ваня! – радостно восклицает она. – Я так соскучилась!

Черепахин застывает, как будто увидел привидение. Это было явление из той далекой жизни, которая осталась в прошлом.

– Что вам угодно, гражданка? – ледяным тоном спрашивает он.

– Степана убили! – в голос завыла девушка. – Теперь у меня ни денег, ни квартиры, ни тебя...

– Ты что, совсем дура? – изумился Черепахин. – Твой бандит хотел убить меня, я чудом уцелел, теперь убили его, и ты мне жалуешься?! Тебе к психиатру надо!

– Ну, сними меня в кино, Ванечка, ну что тебе стоит! Ты же обещал!

– Мы порнофильмов не снимаем. Поезжай в баню, что на шахте «Глубокая». Там друзья твоего Степана тебе найдут работу. И пенсию выпишут.

– Это к Семиногу, что ли? – Вероника деловито вытерла слезы. – В гробу я видала его работу...

– Тогда на биржу труда, гражданка Подтыко. Там много вакансий: уборщицы, посудомойки...

Светлана с трудом вывела плачущую и упирающуюся Виагру из кабинета начальника. Одна стена в нем завешана газетами со знаменитой статьей про деда Миколу. Она перепечатывалась столько раз, что было трудно предположить, сколько читателей ее прочли.

Дед Микола бесшумно шел по глухой тропинке Черного леса. В куртке цвета хаки, галифе, блестящих сапогах и вермахтовской фуражке он выглядел строго и даже угрожающе. Серый бежал впереди, но не так, как обычно – бесцельно и беззаботно, а опустив огромную голову и настороженно рыская по обрывкам следов из стороны в сторону. Вот он остановился, поскреб лапой, и подошедший хозяин вытащил из листвы плохо затоптанный окурок. Впереди открылась поляна с пожухлой травой. Здесь они нашли еще один окурок и комочек пережеванной жвачки.

Бывший проводник боевой пятерки ОУН выругался сквозь зубы. И топнул ногой:

– Бисовы дети! Ховаться не можете! Вылазьте!

Замаскированная крышка бункера открылась, из нее вылез здоровенный бритоголовый парень в черном комбинезоне и высоких шнурованных ботинках. Следом появился второй, такой же. Потом на поляне показался третий, четвертый, пятый... Вскоре на поляне выстроились пятнадцать молодых людей, похожих, как близнецы: одинаковая форма, одинаковые манеры, одинаковое выражение лиц.

– Равняйсь! Смирно! – рявкнул старший. На руке у него красовалась белая повязка со свастикой.

– Гляди, Михайло. Во! – Проховыч вытянул руку. На ладони лежали окурки и жвачка.

– Чьи?! – Михайло по-волчьи прошел вдоль строя, пристально вглядываясь в физиономии соратников.

Мордатый, с небритыми щеками, отвел взгляд. И тут же сильный удар в челюсть сбил его с ног. Серый зарычал.

– Еще кто нарушил маскировку?

– Я!

– И я...

Из строя с кислыми гримасами шагнули еще двое. Каждый получил удар в солнечное сплетение и согнулся в три погибели.

– За признание меньше наказания, – пояснил Михайло, хотя можно было поспорить – что лучше: получить в морду или под дых... – А в боевой обстановке всем бы пришли кранты! Одна граната в бункер – и все!

– У нас в лесу курить заборонено[17] было, – зло сказал Проховыч. – В округе бункера вообще – не ходили, а летали, чтобы ни веточку не сломить, ни травинку не помять... Дисциплина поперек всего! А кто не понимал – разговор короткий!

Михайло кивнул.

– И у нас так буде! Вопросы есть?

– Есть! – отозвался один из наказанных. – Господин проводник, а сколько человек в схроне жили?

Дед Микола ухмыльнулся.

– Да сколько надо, столько и жили. И двадцать, и тридцать набивались. Сейчас все подробно расскажу. И устройство «пятерок», и условные знаки, и связь...

– А оружие будет? – выкрикнул совсем молодой парнишка с румянцем во всю щеку.

– Умей ждать, боец, – осадил его Михайло. – Все будет у нас! Только в свое время!

В Германии свадьбы отмечают не так, как в России. То есть совсем не так. Ну, буквально ничего похожего. Вот очередная счастливая пара официально зарегистрировала брак в мэрии городка Айхен и вышла на аккуратно замощенную площадь перед ратушей. Все выглядит достаточно обыденно: ни праздничной толпы, ни белого, со шлейфом и фатой, платья, ни дождя подброшенных монет, ни тарелки, которую должен успеть раздавить самый шустрый из молодоженов... Человек шесть друзей, корзинка с пирожками, две бутылки эрзац-шампанского: «секта» – белого газированного вина. Хлопают пробки, в картонные стаканы плещет пена...

Немногочисленные гости разбирают пирожки и поздравляют молодых, которые уже не очень-то и молоды: невесте за тридцать, а жених – на добрый десяток лет старше. Невеста – в строгом деловом брючном костюме и белой блузке, это ее обычная офисная одежда, сегодня в честь бракосочетания Гюнтер Краус отпустил ее с полудня. Жених – плотный, лысоватый, с красным от работы в поле лицом, облачен в черный костюм«тройку», в котором чувствует себя неудобно и непривычно, но мирится с этим. Он вообще мужик покладистый и даже примирился с тем, что невеста, как хороший солдат, может в одиночку жестоко расправиться с напавшими на нее бандитами. В конце концов, газеты одобрили ее поступок, и все соседи единодушно решили, что Инга просто героиня, образец смелой немецкой женщины! И он теперь гордится, что она такая спортивная и решительная.

– Горько! Горько! – кричат опьяневшие от стакана шипучки друзья.

Инга Шерер и Ганс Бромбах целуются.

На этом процедура бракосочетания окончена, разогревшие аппетит гости спешат по домам. Только чета Вейлеров приглашена к молодоженам на ужин, поэтому они преподносят полезный в хозяйстве подарок – картонную коробку с набором для барбекю. Муж и жена Бромбахи улыбаются и благодарят.

Но входящей в набор «умной» вилкой Инга никогда не пользовалась.

Генеральный директор «Трансгаза» Мамед Мустафаевич Гайсанов неожиданно был отправлен в отставку, а на его место назначен верный заместитель Адил Алиевич Халнаров, который находился в курсе всех дел концерна. Объясняли это по-разному. И тем, что проваливший избирательную кампанию одного президента, Гайсанов стал неинтересен и второму. И тем, что новая метла по-новому метет. И тем, что решение принято после консультаций с Москвой, а следовательно, придуманная самим Мамедом Мустафаевичем поговорка «Москва – дело тонкое» находила блестящее подтверждение. Но некоторые считали, что не обошлось без интриг Адила Халнарова, а значит, сработал общеизвестный вариант поговорки: «Восток – дело тонкое».

Свою работу в новой должности Халнаров начал с того, что упразднил фирмы «Поток», «Факел» и все их филиалы. Потом попытался перехватить радоновый поток, для чего надо было установить контакт с Главным конструктором Купавского радонового комбината Губаревым. Но оказалось, что после ареста Млота комбинат остановлен, его оборудование описано. А главное, основной технологический блок – электромагнитный сепаратор давно демонтирован и вывезен в неизвестном направлении. К тому же выяснилось, что господин Губарев на территории Польши не проживает, во всяком случае, его местонахождение польской полиции неизвестно.

Так оно и было. В это самое время Андрей Губарев, в одних шортах развалившись в шезлонге, сидел на веранде белоснежного дома с шестью спальнями, двумя гектарами ухоженного сада, огромным голубым бассейном и вертолетной площадкой. Это был его дом, который отличался от коттеджа в Купавах так же, как сам коттедж отличался от убогой квартиры в Донецке. С одной стороны веранды открывался вид на голубую гладь Тихого океана, с другой – на каменную пилу Скалистых гор.