Читаем без скачивания Эшли Белл - Дин Кунц

Постукивание, затем легкие удары по стеклу, царапанье, а теперь проверка, заперта ли дверь, не казались Биби настолько уж серьезными и опасными. На нее никто сейчас не собирается нападать. Скорее всего, кое-кто хочет отвлечь ее внимание, не дать найти новую комбинацию букв, помимо «moonrise», а потом отыскать Сономир-вей на электронной карте.

Ручка перестала вращаться. Ни тебе постукиваний, ни царапанья.

Выключив электронную карту и вытащив шнур с подзарядкой, Биби подумала о том, что сегодня, чуть раньше, проявила себя самой настоящей предательницей. Помня об этом предательстве, она не купила в этот день еще одну бутановую зажигалку. Девушка надеялась, что если она в очередной раз вдруг начнет рвать бумагу на мелкие клочки с намерением спустить их затем в унитаз, то сможет вовремя остановиться, сложить вместе обрывки и прочесть то, что собралась отправить в дыру памяти. Она была предательницей поневоле и не отдавала отчет в своих действиях, но это еще не значило, что теперь исправилась или не будет и впредь предавать саму себя.

Если она сейчас пытается найти повод не ехать обыскивать дом на Сономир-вей, то шумы за дверью и окнами могут быть воображаемыми, вот только Биби уверена, что на самом деле слышит это. А еще она видела, как вращается ручка двери. Коль уж звуки и движение ручки настоящие и она является случайной виновницей всего этого, значит, владеет некоторыми паранормальными способностями и теперь невольно ими пользуется.

Подобная перспектива не обрадовала Биби. Если именно это она столько времени скрывала от себя с помощью трюка с забыванием, то лучше бы данные знания так и остались лежать кучкой золы. Ежели ей удастся спасти Эшли Белл, все, что она хочет, – вернуться к своей прежней, нормальной, жизни, которую рак и одержимость спасением девочки перевернули с ног на голову. Обычная, повседневная жизнь, по поводу которой многие люди жалуются, будто им не хватает искорки или изюминки, всегда казалась Биби воистину чудесной. В мире столько разнообразных удивительных вещей, что она не хотела да и не смогла бы в полной мере справиться с бóльшими чудесами, чем те, что предлагает этот мир всем, кто согласен их увидеть.

Натянув на себя блейзер, девушка в левую руку взяла электронную карту, а правой сжала рукоятку пистолета. У двери она замерла и выглянула в глазок. Если тот, кто скребся, поджидает ее снаружи, то сейчас его не видно. Два квартала прогулки через туман и таящиеся в нем угрозы, а затем все то, что ожидает ее на Сономир-вей. Впереди Биби предстоит серьезная проверка ее храбрости и отваги. Как бы там ни было, какими бы бедами эта ночь ей ни грозила, девушка была уверена в двух позитивных моментах: во-первых, долгожданный конец всем ее тревогам не за горами, а во-вторых, не было сомнений, что скучать сегодня ночью ей не придется.

Дверь была заперта. Пэкстон постучался. Отперла Нэнси. Она настолько порывисто бросилась его обнимать, словно намеревалась на ощупь убедиться в том, что он материален. Подошел Мэрфи. Он тоже полез с объятиями. Они вот так стояли, обнявшись, все трое с минуту, пока родители Биби, дрожа и стараясь подавить восклицания переживаемой ими душевной боли, не подвели его к больничной койке, словно к лежащему в гробу телу покойницы, выставленной во время заупокойной в церкви. Биби, неукротимая Биби, лежала, ничего не ощущая, в коме, одетая в пижаму, подключенная к электрокардиографу и электроэнцефалографу, с электрошапочкой на голове, опутанная множеством электродов… Она лежала с введенным в вену катетером, получая через него жидкость и необходимые для жизнедеятельности организма питательные вещества.

У медсестры была кожа цвета молочного шоколада и черты лица приятные и неземные, как у Мадонны Рафаэля. Волосы сплетены в косу и скреплены на затылке. Она готовилась заменить полиэтиленовый мешочек с раствором для капельницы. На бейджике, приколотом к ее форме, убористым почерком было выведено имя: «Петронелла».

При виде Пэкстона медсестра улыбнулась и, хотя одет он был в гражданское, заявила:

– А вы, как я понимаю, морячок милой девушки.

Эти слова, а еще вид удручающего состояния Биби потрясли Пэкса до глубины души. Он чувствовал, что сейчас находится на поворотном этапе собственной жизни. Теперь Пэкстон более ясно видел свой жизненный путь и смысл своего существования в этом мире. Это стало подобно откровению. Он прошел долгую дорогу от техасского ранчо по разведению лошадей до спецназовца. Совсем недавно он видел смерть Абдуллаха аль-Газали. С самого своего рождения ему предназначалось стать морским котиком. Вся его жизнь была нацелена на это. Так стрела, выпущенная умелым стрелком из арбалета, всегда попадает в самое яблочко мишени. Для морского котика существует две святыни: боевое братство и родина. Семья, Бог, общество и свобода тоже священны, однако на войне следует забыть о своих привязанностях, оставить их на время в тени, полностью посвятив себя побратимам и долгу перед страной, ради которой рискуешь жизнью. Или ты в первую очередь боец, или никакой ты не боец вообще. Свою любовь к семье ты выражаешь прежде всего тем, что оказываешься на линии огня и погибаешь, если того требуют обстоятельства. Но теперь, стоя и глядя на лежащую в коме Биби, прекрасно осознавая, насколько она дорога его сердцу и то, что он может вскоре ее лишиться, Пэкстон чувствовал: любовь его возросла до такой степени, словно внутри началась ядерная реакция. Его охватила непреодолимая нежность. Сейчас Пэкстон понимал: отныне он готов умереть разве что ради нее. Он не задумываясь, не сходя с этого места, отдал бы свою жизнь, но куда больше ему хотелось бы не умереть, а жить ради нее, независимо от того, означает ли это конец его службы в ВМС или нет.

В мозгу Пэкса прозвучал голос Биби: «Дудочник Питер собрал кучу соленых перцев. Идеальное произношение, Петронелла». Если бы Пэкстон в данный момент не смотрел на лицо Биби, он подумал бы, что она говорит на самом деле. Уж слишком ясно и громко звучали эти слова в его голове, вот только губы девушки не шевелились, а на лбу не появилось ни единой морщинки. Ресницы ее не трепетали, хотя, несмотря на безмятежность лба, глазные яблоки под веками беспрерывно двигались. Так выглядят люди, погруженные в глубокий сон. Идеальное произношение, Петронелла. Ни разу в жизни прежде не случалось у Пэкса слуховых галлюцинаций. Это встревожило его сильнее, чем можно было бы ожидать.

Когда взгляд Пэкстона переместился с Биби на Петронеллу, которая продолжала возиться с капельницей, стоя с противоположной от мужчины стороны постели больной, выражение лица Пэкса, должно быть, свидетельствовало о том, что его беспокоит нечто еще более грозное, чем состояние невесты. Медсестра бросила на него встревоженный взгляд.

– Вы нормально себя чувствуете? – вскинув голову, осведомилась Петронелла.

Ему явно было плохо, очень плохо. Когда в тебя попадает пуля – болит, но не так сильно. В его жизни случались трудные моменты и безнадежные ситуации, тогда, казалось, земля уходила у него из-под ног. Ему чудилось, что он может умереть, и смерть представлялась даже не самым худшим из возможного, но если Биби скончается, Пэкстон тоже умрет, однако не физически. Умрет его душа, а ему придется, оставаясь живым мертвецом, существовать в мире, в котором у него нет сердца. Пэкстон ее любил. Да. Он попросил ее выйти за него замуж. Да. Но только сейчас и здесь понял, насколько сильно переплелись их судьбы и жизни.

– С вами все в порядке?

Прежде чем Пэкс нашелся с ответом медсестре, стоявшая в ногах постели Нэнси заговорила дрожащим от избытка чувств голосом:

– Я привезла сюда Биби во вторник. Это самый страшный день в моей жизни. Доктор Чандра поставил диагноз в среду. Ужасно суматошный день. Мы хотели… Мы хотели поужинать здесь… ужин неповиновения…

– Втроем, – продолжил за нее Мэрфи, когда его жена не совладала с эмоциями. – Только первоклассная, вкусная еда: чизбургеры с халапеньо, хот-доги с чили и сыром и прочая всячина, которую есть вредно. Как Нэнси уже сказала, это должен был быть ужин неповиновения, но Биби заявила, что и мы, и она слишком устали. Ей хотелось немного перекусить, а потом поискать в лэптопе, что за чертов рак у нее. Она хотела узнать о нем все, чтобы бороться.

По щекам Нэнси текли ручейки слез. Глаза ее покраснели, а рот дрожал.

– Это был последний раз, когда мы с ней разговаривали, – сказала она.

– Не последний, – возразил Мэрфи, обнимая жену за плечи. – Наша девочка еще выкарабкается, обязательно выкарабкается.

– Ночью со среды на четверг она впала в кому, – продолжила рассказ Нэнси. – Нам сказали, что такое с глиомой никогда не случается, разве что в самом конце, но вот произошло…

Новостью для Пэкса это не было. Он уже разговаривал с Нэнси и Мэрфи несколько раз по телефону, когда утром в пятницу был отменен режим радиомолчания и мир узнал о смерти Абдуллаха аль-Газали. Похоже, им просто надо было выговориться. Пэкстон был этому только рад. Зрелище бледной, словно на катафалке, Биби потрясло его до глубины души. Ему нужно время собраться с духом.