Читаем без скачивания Мусульманская Русь - Марик Лернер

А эти пусть стоят и стерегут достояние семьи и бабушкины цацки. Замотанный пограничник глянул на штампик в паспорте и махнул, разрешая пройти. Глаза у бедняги красные, как у упыря, небось всю ночь проверяет чемоданы у многочисленных беженцев. Четыре рейса за сегодня — это я точно знаю. А кроме Вены есть еще и другие самолеты. Из Венгрии с Италией прибывают. Бегут народники, как крысы с тонущего корабля, и австрийцы их легко выпускают.

Ничего не понимаю, вот они — враги, прямо толпами лезут через границу, но не трогают. Договор у них, что ли, с немцами? Если в Германии начнут бить социал-демократов, будет встречный поток, и заранее готовятся. Мы вас не трогаем, вы — нас. Такая занимательная разновидность политики.

На улице было холодно и промозгло. Солнце еле грело, и имелся натуральный гололед, когда слегка подтаявший снег покрывал замерзший ночью лед. Тут надо ходить осторожно — очень хорошие шансы переломать ноги. Прямо у здания дорожки расчистили, как принято у аккуратных немцев, но ближе к стоянке такси руки не дошли или просто не успели, слишком рано.

Проживая в последние годы в теплых краях, я успел подзабыть, какое это удовольствие — встать пораньше и общаться с машиной, не желающей ни в какую заводиться на морозе. Самая приятная история была, когда меня срочно вызвали в редакцию приблизительно в такую же замечательную погоду. Запрыгнув в машину, всю ночь простоявшую на улице, я радостно поехал в центр города и на первом же перекрестке обнаружил, что колеса не поворачиваются налево. Направо сколько угодно, а налево что-то мешает.

Это было тем удобнее, что случилось прямо на перекрестке, и я попытался протаранить ближайший столб с фонарем. Вдумчивое исследование показало, что просто снег, под вечер раскисший и мокрый, прилип с внутренней стороны и ночью замерз. Отколупывать его руками, сжимая мерзнущими пальцами саперную лопатку из багажника, потом пришлось два часа — уж очень хорошо примерз, и в крайне неудобном месте, а в тот момент я призвал на помощь исконную русскую смекалку и, выехав задом на дорогу, проложил маршрут так, чтобы поворот всегда был направо. Такой получился интересный рейс — вкруговую, как в лабиринте. Прямо и направо. Что удивительно, почти не опоздал. С тех пор с сильным подозрением отношусь к перепадам температуры и не ленюсь заглядывать под колеса. Снег — это замечательно в детстве, но не взрослому дяде на дорогом автомобиле.

Неожиданно замигал фарами «форд», стоявший на обочине, и, явно привлекая мое внимание, загудел клаксоном. Из американской машинки вылезла женщина в уже знакомой меховой куртке, на этот раз застегнутой, и меховой шапке а-ля хазак молодой, последний писк моды, и замахала приветственно рукой. Какого шайтана она здесь делает ранним утром. Неужели за мной примчалась в такую рань? Так мы перед отъездом успели поцапаться еще раз, на почве принесенной мной бутылки. Надо было с Арамом поделиться новостями по поводу его химии и отметить заинтересованность соответствующих лиц. Я все-таки подергал старые знакомства, и вполне удачно. К сожалению, нарвался не на Арама, а на его дочку. Так что особо приятных воспоминаний не осталось, и встречать меня она могла примчаться исключительно по веской причине.

— Что-то случилось? — настороженно спрашиваю у Любки.

— Нет, просто я вас дожидаюсь. Папа просил встретить, он о чем-то хочет поговорить.

М-да, подумал я. Или Арам спятил, или это действительно так срочно.

— У него день рождения, и он потребовал, чтобы я непременно доставила на праздник.

Сбрендил, догадываюсь. Так я не врач, чтобы прописывать лекарства.

— В семь утра это действие начинается, или я могу сначала съездить домой, помыться, поесть и выспаться?

— Вас же невозможно поймать, — с искренним негодованием воскликнула она. — Вы даже на работу не изволите являться. Там начальство аж кипит и плавится!

— У меня нет начальства, — закидывая чемодан на заднее сиденье и захлопывая дверцу, доверительно говорю. — Вернее, есть, но очень далеко — во Владимире. А эти типы из корпункта меня могут только о чем-то просить, но не указания давать.

Я залез в машину, где приятно гнала тепло в салон печка, и широко развел руками:

— Но если надо, какие вопросы! Поехали. Все лучше, чем платить из собственного кармана таксисту.

— Вы еще и жадный? — с интересом спросила Любка, заводя двигатель.

— Да вроде нет. Тут вопрос, на что тратить. На подарок не жалко, купить себе бездорожник — без проблем. Это мне по работе бывает необходимо. Здесь-то ничего, а на Востоке и дорог очень часто не бывает. Еду еще хорошую люблю, а вот шляться по приемам в специально пошитом смокинге — ненавижу. Дело даже не в самовлюбленных павианах, вечно толпящихся там и ссорящихся из-за места, как в последний раз в посольстве. Все выясняли, у кого ранг выше, как при местничестве в добагатурские времена князья. Иногда для работы посещать приемы необходимо. Просто я себя чувствую комфортно в старых брюках и застиранной до потери цвета рубашке, и никакого удовольствия от приобретения одежды, которая всем сообщает, что я весь из себя такой и эдакий. Кому надо — и так знает, а кому не требуется, я как-нибудь переживу без показного уважения. Вот, — я вытянул руку, показывая часы, полученные от родителей на тринадцать лет, — это память, и я ношу их очень давно. Наплевать, что приходилось чинить и сейчас есть более красивые и дорогие модели, меня не раздражает даже поцарапанное стекло. Привычная и удобная вещь.

— Вы сноб, только наоборот, — заявила Любка. — Желаете специально отличаться от общества.

Машину она вела уверенно и вполне по-мужски. Без особого лихачества, даже осторожно, на чистом автоматизме, совершенно не думая.

— Хе, — сказал я озадаченно. — Принципиально не желающий подражать принципам высшего света и подчеркивающий свою простонародность? Нет, я ничего такого специально не делаю, а просто поступаю, как мне удобнее. Если я правильно помню определение, снобизм еще подразумевает, что человек искренне считает себя интеллектуалом. — Я фыркнул от удовольствия. — Носителем истинны и «совестью нации». Браво! Такого про меня еще никто не говорил. Надо будет куда-то вставить и попутно оплевать таких умников. Со мной вообще опасно иметь дело — я очень часто ворую идеи откуда придется, за отсутствием развитой фантазии, и лезу во все дырки выяснять, что стоит за тем или другим вроде бы невинным замечанием. Обязательно бы пошел в полицию, если бы жизнь по-другому сложилась: они тоже вечно копаются в чужом грязном белье, а меня всегда мучило излишнее любопытство. Почему поступили так? А кто виноват в этом?

— И как, удается выяснить?

— Иногда да, а иногда этого никто не может. Люди вечно ищут заговоры и тяжелую руку спецслужб. В жизни все гораздо проще. Принимают новый замечательный закон — вроде бы умные люди, и совершенно не видят последствий. Потому что экономика — не наука, и просчитать ее нельзя, а что еще важнее, любая экономическая реформа задевает людей, и уж понять их реакцию и предсказать точно вообще ни один пророк не способен. Каждый рассматривает ситуацию в меру собственного ума, информированности и предвзятости. Ну вроде «наш народ верит в Пророка и любит Отчизну». Это ему с детства объяснили, и он всю жизнь в этом уверен. А народ предпочитает хорошо пожрать, выпить и на расчеты начальства совсем не похож. Ну это меня не туда понесло, но иногда вроде бы нормальные люди такое отчебучивают, что представить себе не могли даже ближайшие и прекрасно их знающие родственники.

А чего это я так разбушевался? Вредно мне рядом с ней сидеть. Хочется произвести впечатление. Попрыгать вокруг, расправляя перья и издавая красивое пение. Инстинкт самца. Так… надо с этим делом завязывать. Роль красавца-соблазнителя не для меня писана. Еще этих сложностей мне не хватает для замечательной жизни. Ничем хорошим не кончится.

— Когда я была в корпункте, — видимо поняв, что продолжения не будет, сказала Любка, — мне письмо для вас передали. В сумочке.

Я открыл вещь, без которой ни одна нормальная женщина из дома не выходит, и сразу обнаружил большой конверт с русскими марками. Адрес был незнакомый — просто почтовый ящик в Ялте. Фиг поймешь чей.

Я не стал особо мудрствовать, разыскивая ножницы, а просто оторвал клапан. Вывалилось несколько сколотых листков с напечатанным текстом. Я быстро просмотрел, потом с оторопью прочитал внимательно и посмотрел на вписанную сумму. Нечасто с неба прилетает такая радость. Деньги, как известно, идут к деньгам. Американцы осчастливили, теперь еще подарок появился. К последней странице прилагалась записка, написанная знакомым твердым почерком Васили:

«Берик, мы с тобой столько знакомы, я считала, что знаю, чего от тебя ожидать, но это нечто. Ты был обдолбанный, когда писал? Говорят, на Востоке предпочитают гашиш, но вроде за тобой раньше не замечалось. Выпить мог, но не до такой же степени!»