Читаем без скачивания Том 7. Стихотворения - Федор Сологуб

(«Смешная любовь», с. 36)

Владимир Пяст надменно элегичен. Над философской книгой, однако, по-видимому, способен умиляться, что, хотя, может быть, и мешает ему быть философом, но придает красивый оттенок его поэзии.

Над ритмом работает серьезно, по-брюсовски, и помогай ему бог! Мне понравилось в «Ограде» (единственном покуда сборнике его, кажется) элегия:

Слышишь ты стон замирающий, —Чей это стон?Мир, безысходно страдающий,Мой — и ко мне припадающий —Серый, туманный,СтранныйНебосклон.

Тянется мерзлая ручка:«Барин, подайте копеечку!» —Девочка глянет в глаза.На кацавеечку,Рваным платком перетянутую,Капнет слеза.

Талая тучка,Робкая, будто обманутая,Врезалась в странно-туманные, —Нет, не обманные! —Небеса.Где же вы, прежние,Несказанные,Голоса?

Оттого день за днем безнадежнее?

(«Ограда». 1909, с. 71 сл.)

Фет повлиял или Верлен? Нет, что-то еще. Не знаю, но интересно. Подождем.

Рельефнее высказался Сергей Соловьев (два сборника: «Цветы и ладан» и «Crurifragium»). Лиризм его сладостен, прян и кудреват, как дым ароматных смол, но хотелось бы туда и каплю терпкости, зацепу какую-нибудь, хотя бы шершавость. Валерий Брюсов — и тот нет-нет да и обломает гвоздик на одном из своих лирических валов.

Положим, лексические причуды у Сергея Соловьева вас задерживают иногда. Но ведь это совсем не то, что нам надо. Вот начало его прелестной «Primavera». Увы! думал ли кваттрочентист, что его когда-нибудь будут так любить на Парнасе?

Улыбнулась и проснулась,Полня звуками леса.За плечами развернуласьБледно-желтая коса.

Взор, как небо, — беспределен,Глубина его пуста,Переливчат, влажен, зелен…Мягко чувственны уста.

Где с фиалками шепталисьНезабудки и цвелаМаргаритка, — там сплеталисьДымно-тонкие тела…

и т. д. (Сев. цв. асс., с. 45)

Хорошо дышится в этих стихах. Воздуху много. Сплошное А мужских рифм действует как-то удивительно ритмично.

В самое последнее время появилась еще книга стихов Валериана Бородаевского (изд. «Ор»). Предисловие к ней написал Вячеслав Иванов.

Пьесы разнообразны, но, кажется, главным образом, благодаря разнообразию влияний:

1) Ко мне в жемчужнице, на черных лебедях,Плывешь, любимая, и простираешь длани,С глазами нежной и безумной ланиИ розой в смольных волосах.

(с. 26)

(Чистый Парнас — Валерий Брюсов, отдыхающий среди «поисков».)

2) Я пронжу, пронжу иглойСердце куклы восковой.Жарко, сердце, загорись,Разорвись! —…… … … …Сердце, сердце, разожгись,Разорвись!

(с. 30 сл.)

(ср. Вяч. Иванов. «Мэнада»).

Сам по себе новый автор более всего впечатляется мраком — у него пещерная муза. Вот отрывок из пьесы, где стих достигает у него настоящей крепости, а речь — завидной простоты:

Плесень под сводом, осклизлые стены.И рудокоп, ночью и днем,С чахлым огнем,Вянущим, тающим, — в долгие сменыМедленным мерно стучит молотком.

Кони понурые вдоль галереиГулко катят груды камней.Окрики — гей!Плавно дрожат седловатые шеи,Вислые губы темничных коней.

(с. 41)

Наконец останавливаюсь в некотором недоумении. Вот сборник Владислава Ходасевича «Молодость». Стихи еще 1907 г., а я до сих пор не пойму: Андрей ли это Белый, только без очарования его зацепок, или наш, из «комнаты».

Верлен, во всяком случае, проработан хорошо. Славные стихи и степью не пахнут. Бог с ними, с этими емшанами!

Время легкий бисер нижет:Час за часом, день ко дню…

Не с тобой ли сын мой прижит? —Не тебя ли хороню?

Время жалоб не услышит!Руки вскину к синеве, —

А уже рисунок вышитНа исколотой канве.

Я досказал обо всех, кого только успел сколько-нибудь изучить. Многие пропущены, конечно. Иных я обошел сознательно. Так, я ничего не сказал о Мережковском, С. А. Андреевском, Льдове, Фофанове, Влад. Соловьеве, Минском, о Случевском последнего периода… Но им здесь и не место, в этом очерке, так как они давно выяснились. Когда буду говорить о новом искусстве, скажу и о них — должен буду сказать.

Итоги таковы.

Среди новых лириков есть четыре имени, символизирующих вполне сложившиеся типы лиризма: Бальмонт, В. Брюсов, В. Иванов, Сологуб.

Современная поэзия чужда крупных замыслов, и в ней редко чувствуется задушевность и очарование лирики поэтов пушкинской школы.

Но зато она более точно и разнообразно, чем наша классическая, умеет передавать настроение. Это зависит от гибкости, которую приобрели в ней ритмы, а также от стремления большинства поэтов придать своим пьесам своеобразную колоритность. Сказалось, конечно, и стремление к новизне.

На нашем лиризме отражается усложняющаяся жизнь большого города. В результате более быстрого темпа этой жизни и других условий недавнего времени — современная лирика кажется иногда или неврастеничной, или угнетенной.

Среди модернистов заметно сильное влияние французской поэзии — за последнее время особенно Верхарна и Эредиа.

Изредка возникают попытки и славяно-византийской стилизации, причудливый возврат к старине.

Примечания

1

Сравни обещанную немцами «Nordlicht» [северный свет (нем.)] сверхкосмика —? — Теодора Деблера толщиной в две Илиады (30 000 стихов) (сноска И. Ф. Анненского).

2

Убей ее, убей его, убей их (фр.).

3

Книга Отражений, I. СПб., 1906. Изд. бр. Башмаковых, с. 171–214 (сноска И. Ф. Анненского).

4

XIX в. (фр.).

5

«Городу и Миру» (лат.), «Венок» (греч.).

6

Вы помните это страшное «В день Воскресения Христова»:

Томительно молчит могила,Раскрыт напрасно смрадный склеп, —И мертвый лик ЭммануилаОпять ужасен и нелеп

(сноска И. Ф. Анненского).

7

Золото, смерть (фр.).

8

Зеркало Дианы (лат.).

9

См. «Книгу о русских поэтах» М. Гофмана, с. 137, автограф (сноска И. Ф. Анненского).

10

«Непрошенная» (фр.).