Читаем без скачивания День курсанта - Вячеслав Миронов

Только Женя Данданов, тоже местный, спал без «подушки». Он и в палатке спал без подушки, убирал ее на ночь. Впрочем, так как подушки были «жидкими», вата в них скаталась в один большой комок и постоянно убегала из-под головы в какой-нибудь угол подушки, то желающих поспать на двух подушках всегда было предостаточно.

Женька говорил, что не может выспаться на подушке. Голова болит, шея затекает. Каждому — свое.

Басарыгин из первого взвода подошел.

— Как ты, Славка?

— Надеюсь, что все нормально. После мандатной комиссии узнаю.

— Посмотри на Комарова.

— Который это?

— Да, вон.

Он показал пальцем на Комарова. Небольшого роста, белобрысый.

— Он из деревни. Доверчивый или недалекий. Он сегодня письмо получил от начальника училища.

— Чего? Не понял.

— Ну, мы прислали ему письмо от имени начальника училища, что его зачислили училище, что он самый лучший абитуриент и не ходил в Януновку. Поэтому начальник училища его зачислил на первый курс и прислал курсовку, чтобы он нашил ее, а также назначает его замком. Он нашил курсовку, всем показывает с гордостью письмо. Попытался командовать взводом, — Басар был готов взорваться от рвущегося смеха.

— И что?

— Морду не набили. Так, послали подальше. Он курсовку пришил. Ходит довольный и гордый.

— Наивный дурачок.

— Во-во.

— Где курсовку взяли?

— В магазине купили. В конверт положили. Комаров пришил на рукав рубашки. Всем ходит показывает курсовку и письмо.

— Смотрите, чтобы офицеры не узнали. Задницу надерут.

— Не надерут! Вертков уже знает.

— Как?

— Комаров подошел радостный к Верткову и похвастался. Вертков покрутил пальцем у виска.

— И все?

— Все.

— Комаров ничего не понял. Все еще бродит по лагерю и всем хвастается. Народ прикалывается активно, поздравляет и разводит на чипок. Чтобы проставился.

— Проставляется?

— Пару раз удалось, — Олег похлопал себя по животу — И пачка сигарет!

— Молодцы.

— Как говорит знакомый моего отца, если бы он был девочкой, то в детском саду можно было обмануть за конфетку.

— Такое ощущение, что он не вышел из детсадовского возраста.

Искренне было смешно и жалко «курсанта». Комаров не мог усидеть на месте от возбуждения и ходил среди абитуриентов. В его глазах он уже был курсантом, а все остальные еще нет. Но несмотря на рост, был выше всех.

— Как же будет ему обидно, когда объявят, что он такой же, как все.

— Неприятная штуковина его ожидает, — согласился Басар.

Наутро у нашего взвода и еще нескольких других было физо. Подтягивание, бег сто метров и километр, прыжки в длину. В некоторых училищах, говорят, что было и плавание, но у нас не было бассейна, так что обошлись без заплывов.

Тех, кто сдал на двойку, тут же отчисляли. Ряды наши таяли. Впереди осталась лишь мандатная комиссия.

Перед ней с каждым беседовали из группы профессиональной ориентации. Их задача была, так нам всем тогда показалось, напугать как можно сильнее и выявить тех, кто не готов к военной службе. Из всей абитуры только трое ушли после этой комиссии по профпригодности.

И вот наступил день «мандатки»!

С утра все чистились, как могли, гладились — на ночь укладывали брюки под свой матрац. Подстригали друг друга, правда, не очень получалось. Многие после этого обривали голову наголо. И по лагерю то тут, то там мелькали голые, матово блестящие шары голов.

На мандатной комиссии присутствовал сам начальник училища.

На комиссии необходимо было заявить, на какую специальность ты желаешь пойти. На радиста или многоканальщика.

Так как отец у меня закончил это же училище и был связистом, он перед моим отъездом напутствовал меня:

— Запомни, сын. Элита в войсках — это связь. Именно они отбирают первыми себе людей. Уже после них набирают остальные рода и виды войск. Танкист никогда не станет связистом. Точно так же и в связи. Радисты отбирают себе людей первыми. Тут нужен слух, смекалка, воля к победе. Никогда ЗАСовец или многоканальщик не станет радистом, а вот радист всегда может стать кем угодно, освоить любую смежную связную специальность. И командиры частей в войсках связи почти всегда радисты, потому что он знает, как организовывать всю связь. Поэтому, если будет выбор — иди в радисты. Будет поначалу тяжело, но потом втянешься и поймешь, что я прав.

У кого отцы были военные, использовали одну хитрость — они щеголяли по лагерю в старых военных рубашках отцов.

Я не был исключением и поэтому на мандатную комиссию надел военную рубашку отца.

Вызывали по списку, в зависимости от результатов экзаменов. Первыми шли те, кто был уже зачислен: солдаты из войск и представители союзных республик. А потом уже простая «абитура».

Я был в числе первых пятидесяти.

Сказать, что я не волновался — ничего не сказать. Ноги подкашивались от волнения, во рту все пересохло, кровь гудела в голове.

На входе в зал заседания стоял курсант и инструктировал:

— Значит так. Заходишь строевым шагом и обращаешься к тому полковнику, что посередине: «Товарищ полковник, абитуриент такой-то для прохождения мандатной комиссии прибыл!» Потом отвечаешь на вопросы. Как можно короче. «Есть! Так точно!» И не вздумай задерживать комиссию, им целый батальон надо пропустить.

Открылась дверь — это курсант, что внутри стоял, открыл и выпустил оттуда красного, как рак, с ошалевшими, ничего не видящего от волнения глазами, абитуриента.

— Приняли! — шепотом закричал он, тот курсант, что инструктировал меня, показал ему увесистый кулак, чтобы не шумел.

— Заходи! — тот, что у двери махнул мне.

Изо всех сил изображая строевой шаг, то, что видел я в кино по телевизору, на строевых занятиях у отца в части, я вошел в зал, сделал левый поворот под прямым углом и остановился.

За столом в два ряда сидело много полковников, какой из них начальник училища я не знал. Поэтому прокричал срывающимся голосом тому, перед кем стоял армейский графин с водой:

— Товарищ полковник! Абитуриент Миронов для прохождения мандатной комиссии прибыл!

— Ты что же так кричишь, Миронов? — подал кто-то из полковников.

— Виноват! Исправлюсь! — тише, но тоже громко ответил я.

— Как сдал экзамены?

Я хотел было открыть рот, чтобы доложить, но тот замполит-майор, что меня допрашивал, доложил.

— Хорошо, — полковник, что за графином, кивнул головой — Чей абитуриент? Кто может сказать?

— Я, — капитан Вертков встал. — Зарекомендовал себя с положительной стороны, обладает хорошими организаторскими способностями. Достоин проходить обучение в нашем училище.

Тут я заметил, что кто-то из полковников из второго ряда наклонился и прошептал что-то на ухо полковнику, что за графином.

— М-да? — у полковника поползли брови вверх, а у меня сердце упало сначала в область паха, а затем ниже. — Действительно хорошие… — пауза. Потом добавил — Организаторские способности. А почему вы, молодой человек, в военной рубашке. Кто-то в семье военный?

— Так точно! Отец! Закончил наше училище, — я даже не стал уточнять какое это «наше» училище.

— Династия, значит, — удовлетворенно хмыкнул кто-то.

— Отец служит еще?

— Так точно! Начальник связи дивизии РВСН, подполковник! — просипел я, в горле уже не осталось ни капли влаги, казалось, что слизистая оболочка испарилась.

— И на какую специальность вы хотите поступить?

— На радиста! — из последних сил выдавил я.

— Я вас поздравляю, — начальник посмотрел в бумажку. — Миронов, вы зачислены! Идите!

— Есть! — курсант открыл передо мной дверь, я вышел.

Хотелось петь, кричать на весь мир, что я зачислен. Но курсант, что инструктировал меня, показал кулак. Жест был уже привычен для него, наверное, он это делал всем, кто выскакивал из зала.

Кубарем я слетел по лестнице на улицу. Воздуха, воздуха! Расстегнул рубашку на груди, глотая воздух пересохшим горлом.

Меня окружили.

— Ну, как?

— Приняли?

Я лишь, хватая воздух ртом, кивнул.

— Молодец!

— Поздравляю.

— А куда?

— В радисты! — я прохрипел.

— А что спрашивали?

Я сбивчиво рассказал. Потом пошел пить воду в умывальник. В горле от волнения пересохло. Рубашка на спине была темная от пота. Голова кружилась. Как будто я пробежал пять километров по пересеченной местности. Лицо было также мокрым.

Разделся по пояс. Долго, жадно пил воду из-под крана, потом подставил стриженую голову под кран и долго стоял, наслаждаясь, пока кожа на затылке не заболела от холода. Вытерся рубашкой, потом ее же и надел.

Когда вернулся обратно, то несколько парней стояли и молча курили, у одного на глазах блестели слезы. Не приняли.

Как потом оказалось, недели две назад они курили в палатке, когда им дежурный офицер сделал замечание, эти абитуриенты нахамили ему, и вот он встал на мандатной комиссии и высказал, что о них думает. Хотя по баллам они проходили. Все сдали без троек. Но не нужны нашему училищу хамы. Не взяли.