Читаем без скачивания Император Всероссийский Александр II Николаевич - Игорь Христофоров

Несмотря на героическую оборону Севастополя, русским частям в Крыму ни разу не удалось взять верх над противником в сражениях «лоб в лоб». Сказывалась отсталость в вооружении и тактике. Нарезное оружие союзников было несравнимо по точности и дальности боя с гладкоствольными ружьями русских. Французы, составлявшие наиболее боеспособную часть экспедиционного корпуса, воевали рассыпными цепями, а русские – по-старому, колоннами, которые выкашивались смертоносным огнем вражеских винтовок. В итоге корпус князя А. С. Меншикова не смог ни защитить Севастополь от осады, ни разблокировать его потом. Тихоходный парусный Черноморский флот оказался неконкурентоспособным по сравнению с союзным и в основном был затоплен русским командованием у входа в Севастопольскую бухту.

Надежды на победу на поле боя постепенно таяли. К концу 1854 года в России рассчитывали скорее на неприступность Севастополя и истощение противника. На исходе года в Вене начались предварительные переговоры послов России, Англии и Франции о возможных условиях мира. Чтобы усилить на них позиции России, нужен был хотя бы локальный успех в Крыму. Однако и на этот раз не вышло: атака русских частей на турок под Евпаторией провалилась. Эта неудача окончательно подкосила Николая I, который и без того уже много месяцев пребывал в самом мрачном и болезненном состоянии. 18 февраля (по европейскому календарю – 1 марта) 1855 года после недельной болезни (вероятно, пневмонии) император скончался. Незадолго перед смертью, пишет фрейлина Анна Тютчева со слов цесаревны (нет, теперь уже императрицы) Марии Александровны, «к императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: “Держи все, держи все!” Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко». В этом был весь Николай I! Как мы увидим, своеобразного завещания отца сын – к счастью для страны – не выполнил.

Почему же Крымская война (кстати, в начале 1855 года еще далекая от завершения) стала столь глубокой травмой и для Николая I, и для всего русского общества? Ответить на этот вопрос, анализируя лишь сражения и перемещения войск, конечно, невозможно. В самом деле, достаточно сравнить 1855 год с 1812-м. И тогда Россия воевала практически без союзников, но занятие французами Москвы не только не сломило русских, а лишь сплотило их, не поколебав уверенности в успешном исходе всей кампании. А ведь успехи противника в Крыму не шли ни в какое сравнение с колоссальными успехами Наполеона I!

Между тем, читая разнообразные дневники, заметки и письма 1854–1855 годов, несложно почувствовать атмосферу какой-то надломленности и безысходности, которая воцарилась и в армии, и в обществе. Патриотический порыв постепенно сменился общей апатией и самыми мрачными предчувствиями. Больше всего критиковали бездарность генералов, воровство чиновников и неповоротливость огромной бюрократической машины. Славянофил и пламенный патриот Иван Аксаков, с восторгом встретивший известие о начале войны, через два года, пройдя с ополчением из центра страны до Новороссии, уже не скрывал своего глубокого разочарования: «Как невыносимо тяжело порою жить в России, в этой вонючей среде грязи, пошлости, лжи, обманов, злоупотреблений, добрых малых-мерзавцев, хлебосолов-взяточников, гостеприимных плутов!»

Механизм этого неожиданного и быстрого распада хорошо описала в воспоминаниях уже упоминавшаяся фрейлина Анна Тютчева (кстати, будущая жена Аксакова). Она связала кризис с многолетним развращающим действием системы власти Николая I: «Он чистосердечно и искренне верил, что в состоянии все видеть своими глазами, все слышать своими ушами, все регламентировать по своему разумению, все преобразовывать своею волею. В результате он лишь нагромоздил вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений, тем более пагубных, что извне они прикрывались официальной законностью и что ни общественное мнение, ни частная инициатива не имели ни права на них указывать, ни возможности с ними бороться. И вот когда наступил час испытания, вся блестящая фантасмагория этого величественного царствования рассеялась как дым. В самом начале Восточной войны армия оказалась без хорошего вооружения, без амуниции… Финансы оказались истощенными, пути сообщения через огромную империю – непроездными, и при проведении каждого нового мероприятия власть наталкивалась на трудности, создаваемые злоупотреблениями и хищениями. В короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которые он воображал, что поднял Россию».

Николай I в санях. С картины Н. Е. Сверчкова. 1840-е гг.

Ни громоздкая система управления, ни подконтрольное правительству народное хозяйство, ни самая большая в Европе армия просто не соответствовали требованиям времени и оказались совершенно не способны обеспечить проведение отнюдь не самой масштабной военной кампании. А ведь сорок лет со времен триумфа в наполеоновских войнах большинство русских было уверено (и всячески укреплялось в этой уверенности властью), что их страна – могущественнейшая из держав Европы, что несмотря на «отдельные недостатки», она крепка и стабильна, и что этого запаса прочности хватит надолго. И хотя в середине 1850-х годов ничто в одночасье не рухнуло, да и военное фиаско не было таким уж ужасающим по масштабам и последствиям, произошло самое важное – «революция в сознании». Российская элита (под элитой я имею в виду не узкий слой представителей власти, а образованное общество) пришла к убеждению, что «все нужно менять».

Еще раз подчеркну: это был кризис общественного сознания, вызванный не военными неудачами (совсем не катастрофическими), а тем, что вдруг стало явным абсолютное несоответствие официальной картинки и реальности. «Озлобление против порядков до 1855 года беспредельное и всеобщее», – констатировал в дневнике П. А. Валуев, будущий министр внутренних дел, карьерный бюрократ и человек, абсолютно лояльный трону. В принадлежащем ему же памфлете «Дума русского в половине 1855 года», который ходил по рукам в переписанных от руки копиях (цензуру никто не отменял), этот чиновник выносил приговор николаевской системе изнутри: «Взгляните на годовые отчеты: везде сделано все возможное, везде приобретены успехи, везде водворяется должный порядок; взгляните на дело, отделите правду от неправды и полуправды, и редко где окажется прочное… Сверху блеск, внизу гниль. В творениях нашего официального многословия нет места для истины».