Читаем без скачивания Еще один Валентинов день - Энн Стюарт

И вдруг воскресли – все семеро. Снова встретились, с ужасом глядя друг на друга. Впервые это произошло 13 февраля, накануне Дня святого Валентина, через год после гибели, в 1930.

Не понадобилось много времени, чтобы понять основные правила. Их возвращали в Чикаго всего на сорок восемь часов, все семеро разом появлялись возле старого гаража. Они не могли навредить кому-либо… Драго обнаружил это первым, когда попытался ограбить таксиста. Просто болтались по городу в течение двух суток, затем снова исчезали во мраке. До следующего Дня святого Валентина.

Через несколько лет они узнали, как вырваться из бесконечного цикла. Один из братьев Скацетти влюбился в девушку из своего старого района. И вернувшись в следующий раз, остальные обнаружили его благоденствующим в счастливом браке.

Один за другим подельники выпадали из круговорота, либо влюбляясь в кого-то, либо находя женщину, способную их полюбить, и начинали новую жизнь. К середине восьмидесятых неприкаянными оставались только Билли, Драго и Рафферти. Джеймс был уверен, что ни на земле, ни на небесах не существует такой силы, которая смогла бы изменить кровавую натуру Драго, но миловидная женщина по имени Лиззи сотворила чудо.

На следующий год вырвался Билли, и не потому, подозревал Джеймс, что потерял голову от Мэри O'Ханахан, просто побоялся подвести напарника, оставив Рафферти наедине с Драго.  Мысль позабавила. Джеймс провел достаточно времени в компании таких психопатов, как Драго… и был более чем способен позаботиться о себе. Кроме того, Драго, как и все остальные, был не в состоянии калечить и убивать, воскресая в очередной День святого Валентина.

Билли вышел из круга три года назад, и с тех пор Рафферти возвращался в одиночестве в морозное февральское утро, чтобы провести свои сорок восемь часов среди живых. Братья Скацетти умерли в пятидесятые. Ричстейн и фон Требенхоф давно пропали. Драго с женой переехал в пригород, Билли держался на расстоянии. Истинная любовь преобразила Драго, но слишком бурное прошлое не позволяло полностью перемениться.

Рафферти воспринимал весь этот круговорот с откровенным цинизмом. Несколько лет он попадал в ужасные времена. Великая депрессии крайне негативно сказалась на Чикаго, и даже новизна легальной покупки спиртного не компенсировала отчаяния, накрывшего город.

Во вторую мировую стало еще хуже. Все эти годы мучило осознание того, что люди умирали за свою страну, пока они плавали в подвешенном состоянии. Драго наверняка направился бы на фронт – не столько из патриотизма, сколько из желания убивать фрицев, но как обычно исчезал через двое суток. Только братья Скацетти успели послужить, попав в нужное время со своей новой жизнью.

Рафферти ненавидел конец сороковых и пятидесятые. Он проводил свои сорок восемь часов, просиживая в баре со стаканом в одной руке и сигаретой в другой, и так в течение почти десяти лет.

Шестидесятые выдались безумными… настолько сумасшедшими, что Рафферти даже не старался ничего понять. Два дня в год – явно недостаточно, чтобы догнать меняющийся мир, и он перестал пытаться.

В семидесятые царила жажда наслаждений. Не составляло никакой проблемы найти готовую на все женщину и провести двое суток в постели. Именно этим он и занимался. Джеймс не верил ни в любовь, ни во второй шанс, и ничего из увиденного во время кратковременного пребывания среди живых не заставило изменить своего мнения. Даже счастье друзей и обещание нормальной жизни до естественного конца не смогли поколебать его закоренелого цинизма.

И вот настали девяностые. Все менялось так быстро, что Рафферти больше не предпринимал никаких попыток наверстать упущенное. Просто появлялся и удовлетворял физические потребности – сигареты, выпивка, секс и еда. А потом снова исчезал.

Пока Моретти не втянул его в эту историю. Джеймс считал, что все в порядке – Билли неплохо устроился, все остальные давно пропали. Рафферти собирался провести свои два дня в целеустремленной погоне за удовольствиями, ни во что не вмешиваясь и ни о чем не тревожась.

Но годы изменили Рафферти. Несколько десятилетий назад он бы легко повернулся спиной и к Билли, и к его жене. Несколько десятилетий назад просто отмахнулся бы от опасности, которую Рики Драго представлял для невинных людей. В конце концов, в двадцатые с этим уродом он работал бок о бок, с отстраненным ужасом наблюдая за кровавыми бойнями, так возбуждавшими Драго.

Да, годы действительно изменили Рафферти, что приводило его в ярость. Он уже добрых четыре часа потратил на проблемы Билли и невыносимую особу, и больше не намеревался впустую терять время на спасение мира от таких подонков, как Рики Драго. Это задача мисс Эмерсон – обеспечить торжество справедливости. А что касается его, то ему срочно нужно выпить.

Понадобилось менее двух часов, чтобы добиться освобождения Билли Моретти и снятия с него обвинений. Оглядываясь в прошлое, Рафферти изумлялся, какого черта стоило так беспокоиться о существовании мафии, раз и нынешние законники выглядят полными профанами. Джеймс с интересом и уважением наблюдал, как Хелен Эмерсон ходила от одного начальника к другому, вежливо убеждала первого, спорила со вторым, скромно и почтительно разговаривала с третьим, и сумела внушить четвертому, что выпустить Билли Моретти прямо сейчас – изначально его идея.

– Вам ужесточат условия испытательного срока, – сообщила Хелен освобожденному в ожидании лифта. – Это лучшее, что я могу для вас сделать.

Билли все еще выглядел бледным и встревоженным.

– Очень вам благодарен.

И бросил умоляющий взгляд на Рафферти.

– В другой раз вам вряд ли так повезет, – заявил Джеймс самым суровым адвокатским тоном. – Я прослежу за ним, мисс Эмерсон.

Прокурорша молча глазела на него. Забавно, ведь люди считают, что очки уродуют женскую внешность, а вот его они даже возбуждали. Может, потому что Хелен сразу поразила Рафферти этими потрясающими теплыми карими глазами.

– Да уж, постарайтесь, мистер Рафферти. Иначе в следующий раз он так легко не отделается. 

– Следующего раза не будет, – заявил Билли.

Джеймс вспомнил о Рики Драго и удивился.

Они вошли в старый скрипучий лифт, и Рафферти засунул кулаки в карманы. Хотелось прикоснуться к недотроге, пожать руку, да, черт возьми, поцеловать на прощание. Они больше никогда не встретятся, и впервые за бесконечное бездарно проведенное время на земле он сожалел об этом. Джеймс повернулся лицом к Хелен и одарил ее кривой улыбкой.

– Увидимся, – кивнул он, блеснув жаргоном семидесятых, прекрасно понимая, что этого не произойдет.