Читаем без скачивания Поэты и убийство - Robert van Gulik

Повернувшись, судья открыл раздвижные двери с решетками красного лака и вошел в комнату, сразу же направившись к чайной корзинке на боковом столике: ему очень хотелось пить. К его огорчению, она оказалась пустой. Что же, это не имело значения, ведь его, конечно, угостят чаем те двое, к кому он теперь направится. Важнейшим вопросом сейчас было, следует ли ему переодеться. Оба, и академик и поэт, были старше его и по возрасту, и по положению, так что, строго говоря, ему следовало нанести им визит в парадном костюме. Но, с другой стороны, в настоящее время никто из них не занимал официального положения. Год назад ушел в отставку академик, а Чан оставил свою дворцовую должность, чтобы целиком посвятить себя подготовке полного издания своих стихотворений. Если бы судья посетил их в парадном костюме, они могли бы счесть это нахальством, намеком на то, что он, судья, все еще выполняет официальные обязанности, в то время как они уже нет. С тяжелым вздохом он припомнил старинную пословицу, что «безопаснее дразнить тигра в его логове, чем приближаться к высокопоставленному чиновнику». В конце концов решил одеться в лиловый халат с длинными рукавами, с черным широким кушаком и высокой квадратной черной шапкой. Он надеялся, что этот скромный, но достойный наряд получит одобрение. И вышел.

Судья уже обратил внимание, что, хотя на переднем дворе здания, включая его собственное, были одноэтажными, в остальных дворах у домов было по два этажа, причем вдоль вторых этажей тянулись широкие балконы. И он заметил на балконе одного из таких зданий в главном дворе много суетившихся слуг и служанок. Очевидно, они готовились в сегодняшнему вечеру. Он прикинул, что в доме его коллеги – по меньшей мере сто человек прислуги, и содрогнулся, подсчитав, во что обходится содержание этого дворца.

Он подозвал слугу, который сообщил ему, что начальник Ло уступил свою личную библиотеку, в левом крыле второго двора, академику, а придворному поэту отвел угловые покои в правом крыле. Судья приказал слуге проводить его сначала в библиотеку. Когда он постучал в дверь, украшенную тончайшей резьбой, из-за нее донесся низкий голос, ответивший:

– Войдите!

С одного взгляда судья увидел, что Ло превратил библиотеку в уютное убежище. Высокая комната было просторной, с широкими зарешеченными окнами; запутанный геометрический узор решеток отчетливо выделялся на фоне безупречно чистой бумаги окон. Вдоль двух стен тянулись плотно заставленные книжные полки, кое-где между ними оставались ниши, где были выставлены тщательно подобранные старинные чаши и вазы. Обстановка состояла из добротной мебели резного черного дерева со столешницами из цветного мрамора; кресла обиты красным шелком. По сторонам массивной скамьи у книжных полок стояли на эбеновых подставках большие вазы с белыми и желтыми хризантемами. На ней плотный широкоплечий мужчина читал книгу. Он отложил томик в сторону и, подняв одну из своих лохматых бровей, с любопытством посмотрел на судью Ди. Этот человек был одет в просторную ярко-синюю рубаху, открытую у ворота, на голове – черная шапочка, украшенная спереди круглой полупрозрачной нефритовой пластинкой. Длинные хвосты кушака ниспадали на пол. Его широкое, с тяжелыми скулами лицо было окружено короткими бакенбардами и коротко подстриженной круглой бородкой, как это было в то время модно при императорском дворе. Судья знал, что академику скоро исполнится шестьдесят, но в его черных волосах не было ни единого седого волоса.

Приблизившись, судья Ди отвесил ему низкий поклон и почтительно, двумя руками, протянул визитную карточку. Академик бросил на нее небрежный взгляд. Сунув карточку в обширный рукав, он заговорил громким голосом:

– Так это вы судья Ди из Пуяна? Да, молодой Ло сказал мне, что вы тоже здесь остановились. Чудное место, много приятнее, чем переполненная комната в правительственной гостинице. Рад познакомиться с вами, Ди. Вы проделали хорошую работу, очистив тот храм в Пуяне. Благодаря этому при дворе у вас появилось немало врагов, но и друзей тоже. Все хорошие люди имеют как друзей, так и врагов, Ди. Нет смысла пытаться быть добреньким со всеми, это ничего не даст.

Встав, он подошел к письменному столу. Опустившись в кресло, он указал на низенькую табуретку:

– Ну, присядьте здесь, напротив меня! Судья сел и вежливо заговорил:

– Я давно мечтал о возможности выразить свое уважение вашему превосходительству. Сейчас, когда…

Академик помахал крупной, красивой ладонью.

– Давайте бросим все это, хорошо? Здесь мы не при дворе. Простая дружеская встреча поэтов-любителей. Вы тоже пишете стихи, Ди, не так ли?

Он уставился на судью своими большими глазами, черные зрачки которых отчетливо вырисовывались на фоне белков.

– Пожалуй, нет, сударь, – робко ответил судья. – Конечно, будучи студентом, я был обязан выучить правила стихосложения. И я прочел антологии наших славных классиков, столь превосходно вами, сударь, изданные. Но сам я сочинил только одну поэму.

– Ди, слава многих известных людей держится только на одной поэме!

Он пододвинул к себе большую чашку из синего фарфора.

– Вы, конечно, уже пили ваш чай, Ди! Когда он наливал себе чай, Ди почувствовал тонкий аромат жасмина. Сделав несколько глотков, академик попросил:

– Ну, расскажите мне о вашей поэме. Прочистив пересохшее горло, судья ответил:

– Это было дидактическое сочинение, сударь, о важности земледелия. Я попытался изложить в ста строках советы крестьянам о работах в различные времена года.

Академик недоуменно посмотрел на него.

– Вы предприняли такую попытку? Что побудило вас избрать… э… столь особую тему?

– Потому что я надеялся, что такие советы, изложенные стихами, с рифмой и размером, могут легче запомниться простым людям, сударь.

Тот улыбнулся.

– Большинство сочло бы такой ответ глупым, Ди. Но не я. Стихи, действительно, легко запомнить. И не только из-за рифмы, но главным образом потому, что поэзия соответствует биению нашей крови, ритму нашего дыхания. Размер-это костяк любого хорошего стихотворения, да и прозы. Прочтите мне пару строф из вашей поэмы, Ди.

Судья смущенно заерзал на табурете.

– По правде говоря, сударь, я сочинил ее более десяти лет назад. Боюсь, сейчас не припомню ни одной строфы. Но если позволите, я пошлю вам экземпляр, ибо…

– Не хлопочите, Ди. Разрешите мне сказать вам откровенно, что наверняка это были скверные стихи. Если бы там было хотя бы немного хороших строк, вы бы их никогда не забыли. Скажите, вы когда-нибудь читали «Императорский рескрипт командирам и рядовым Седьмой Армии»?

– Я знаю его наизусть, сударь! – воскликнул судья. – Это вдохновляющее послание отступающей армии изменило ход сражения, сударь! Эти величественные первые строки…

– Именно, Ди! Вы никогда не забудете этот текст, потому что он написан хорошей прозой, ритм которой совпадал с биением крови в жилах каждого воина, от генерала до пехотинца. Вот почему по всей империи народ все еще ее читает. Кстати, это я набросал проект рескрипта для его величества. Что же, Ди, вы должны высказать мне ваше мнение о местной администрации. Знаете ли, я люблю поговорить с молодыми чиновниками. Всегда был убежден, что один из самых главных пороков высокого положения при дворе состоит в том, что утрачиваются контакты с провинциальными чиновниками. И я особенно интересуюсь уездными делами. Конечно, это низкий уровень нашей администрации, но первостепенной важности.

Под завистливым взглядом Ди он медленно допил свою чашку и, вытерев усы, продолжал, вспоминая:

– Знаете ли, я сам начинал начальником уезда! Правда, служил только на одном посту. Потом я написал памятную записку о судебной реформе и был повышен в начальники округа на юге, а затем переведен сюда, в этот самый округ! Бурные были времена, когда Девятый князь поднял мятеж двадцать лет тому назад! А теперь мы находимся в его старом дворце! Да, Ди, время летит. Ну, позднее я опубликовал критические заметки о классиках и был назначен чтецом в императорскую академию. Был допущен сопровождать его величество в высочайшей инспекционной поездке по западному краю. В этой поездке я сочинил «Оды на горах Сечуани». До сих пор, Ди, считаю их лучшими моими стихами.

Он раздвинул ворот своей рубахи, обнажив плотную мускулистую шею. Судья припомнил, что в молодые годы у него была слава борца и фехтовальщика. Академик взял в руки лежавшую на столе открытую книгу.

– Нашел это на полках у Ло. Сборник стихотворений советника Хвана о пейзажах Сечуани. Он посетил те же места, что и я. Очень интересно сравнить наши впечатления. Этот стих очень недурен, но…

Он склонился над страницей, потом тряхнул головой.

– Нет, эта метафора звучит фальшиво… Внезапно вспомнив о госте, он поднял глаза и с улыбкой произнес:

– Не буду вам докучать этим, Ди. У вас, несомненно, еще много дел до ужина.