Читаем без скачивания Горы Маджипура - Роберт Силверберг

— Ты мне когда-то клялся, что корональ через несколько месяцев простит меня и позволит вернуться в…

— Послушай меня, — перебил Тембидат. — Корональ и думать о тебе забыл. Ты считаешь, у него нет других забот? Единственное, что он, вероятно, помнит о Харпириасе Малдемарском — это то, что последний когда-то сделал нечто такое, что очень рассердило принца Любовина. А Любовин может так досадить короналю, что тот не хочет снова его сердить.

Поэтому, когда кто-либо из нас поднимает вопрос о твоем возвращении на Замковую гору, он просто отмахивается, не желая даже разбираться, что именно ты тогда натворил. А через какое-то время он даже не вспомнит, кто ты такой и на каком основании тебя следует вернуть в Замок. Ладно.

Теперь тебя посылают в Граничье спасать группу пропавших ученых из лап затерянного племени злобных дикарей. Без сомнения, это путешествие будет крайне мучительным и изнурительным, и в ходе его тебе придется совершать героические поступки.

— Без сомнения, — мрачно согласился Харпириас.

— Это уж точно. Будь серьезным, Харпириас.

— Я стараюсь. Но это нелегко.

Он и сам удивлялся, каким резким, циничным и подозрительным сделало его пребывание в Ни-мойе. Харпириас с Замковой горы был совсем другим.

Иногда в последнее время он едва узнавал сам себя, так основательно он изменился.

Тембидат, нимало не смущаясь, продолжал:

— Следовательно, твое путешествие станет славным героическим походом.

Ты смело отправишься в северные земли, в чрезвычайно сложных обстоятельствах выполнишь задачу и, несмотря на все опасности, благополучно вернешься обратно, причем вместе с освобожденными благодаря тебе пленниками. Вероятнее всего, корональ, которого очень волнуют рассказы о великих подвигах и невероятных приключениях, потому что они возрождают память о более романтической эпохе, захочет узнать во всех подробностях обстоятельства твоего похода. Поэтому тебя призовут обратно в Замок для личного доклада, и лорд Амбинол будет до крайности растроган твоим проникновенным повествованием о героических свершениях и опасностях, подстерегавших участников экспедиции среди ледниковых полей севера. Слышишь, Харпириас, — невероятно растроган! Ты ему во всех красках распишешь, как рисковал жизнью ради спасения этих блестящих ученых, и твои деяния будут прославлять в веках, воспевать в балладах и преданиях. И после того, как он выслушает твой рассказ, он наверняка не захочет отослать тебя назад, к бессмысленной канцелярской работе в Ни-мойе.

— Наверняка. Если только я случайно не погибну, совершая эти славные героические подвиги, — начнем с этого. Если не окажется, что меня смело лавиной или съели эти самые дикари…

— Если хочешь стать героем песен и легенд, Харпириас, приходится идти на некоторый риск. Но нет никаких причин, чтобы ты…

— Неужели тебе не понятно, Тембидат? Я не горю желанием становиться героем песен и легенд! Я только хочу выбраться из этого тоскливого захолустья и вернуться на Гору, где мое законное место.

— Прекрасно. Но это единственный способ туда вернуться.

— Это безумный способ, — возразил Харпириас. — Риск невероятно велик, и возможность получить реальную выгоду всего лишь гипотетическая.

— Согласен.

— Так почему ты ожидаешь, что я захочу…

Тембидат вздохнул.

— Просто у тебя нет выбора, Харпириас. Это единственный шанс, другого не будет. Послушай, твоему высокопоставленному кузену Вильдимуиру пришлось немало потрудиться, чтобы добиться для тебя этого поручения.

Это означало использовать связи и влияние в трех-четырех департаментах и в то же время не допустить, чтобы другие многочисленные кандидаты, желающие возглавить эту экспедицию, перехватили назначение. А если уж говорить конкретно, я имею в виду наших старых друзей: Синнима,

Граниуэйна и Норидата. Они считали, что небольшая увеселительная прогулка в Граничье Кинтора может их развлечь. Ты еще помнишь, что означает слово «развлечение», Харпириас?

Возможность увидеть незнакомые места, проложить путь по исполненной опасностей неизвестной местности, одержать верх над диким и воинственным народом… Позволь сказать тебе, что они сгорали от желания отправиться в эту экспедицию, и не только они. С огромным трудом Вильдимуиру удалось отбить это поручение для тебя. Если ты сейчас поставишь его в неловкое положение, отказавшись от поездки, можешь быть уверен: он не станет из кожи вон лезть, чтобы найти какой-то другой способ вытащить тебя из Ни-мойи. Улавливаешь? Или ты поедешь, Харпириас, или останешься здесь навсегда и научишься любить ту работу, которую выполняешь сейчас.

Другого выбора у тебя нет.

— Понятно. Необычайно приятное положение. — Харпириас отвернулся, чтобы Тембидат не заметил страдания в его взгляде. — Значит, для меня все кончено, не так ли? И только из-за того, что я один-единственный раз выстрелил в какое-то глупое животное с причудливыми красными рогами.

— Не будь таким пессимистом, старик. Что с тобой произошло? Где твоя любовь к приключениям? Ты совершишь это путешествие, добьешься всего, что от тебя ожидают, вернешься домой героем и начнешь свою карьеру заново.

Лови момент, Харпириас! Сколько раз в жизни каждого из нас выпадает шанс поучаствовать в столь волнующем приключении? Я бы и сам с радостью отправился с тобой, если бы мог.

— Правда? И что тебя удерживает?

Тембидат покраснел.

— Я здесь по очень сложному семейному делу. Потребуется много месяцев, чтобы досконально в нем разобраться, иначе я бы поехал.

Тебе прекрасно известно, что я поступил бы именно так. Ну да ладно, Харпириас. Откажись от этого поручения, если тебе так хочется. Я передам Вильдимуиру, что ты очень благодарен ему за помощь, но после долгих раздумий в конце концов решил предпочесть свою прекрасную спокойную канцелярскую работу в Ни-мойе, и поэтому…

— Не валяй дурака, Тембидат. Конечно же, я поеду.

— Поедешь?

Харпириасу удалось выдавить из себя улыбку, стоившую ему немалых усилий:

— Ты что, всерьез подумал, что я откажусь?

4

Час проходил за часом, а буран все не стихал. Через некоторое время Харпириас преисполнился уверенности, что весь мир состоит из одного белого снега. Тот, другой мир, в котором он когда-то жил, — разноцветный мир зеленых деревьев, красных цветов, голубых рек и бирюзового неба, — казался всего лишь сном. Реальным был лишь нескончаемый рой мельчайших белых хлопьев, порывами ветра настойчиво швыряемых в лобовое стекло экипажа, да плотная белая пелена, окутавшая его со всех сторон, сверху и снизу, спереди и сзади, — и в ней невозможно было хоть что-нибудь различить.