Читаем без скачивания Клетка бесприютности - Саша Мельцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не уходи, – заныл он. – Деда злой.
Я фыркнул и насильно отцепил его пальцы.
– Он ничего тебе не сделает. Сиди в комнате. Мне уйти надо, Вадь. В институт документы отдать. И я вернусь через пару часов. Ну, понимаешь?
Он хлопал длинными телячьими ресницами и так быстро моргал, в глазах – доселе сухих – начали собираться слезы. Всхлипнув, Вадик плюхнулся в чистых домашних штанишках на пыльный придверный коврик и завыл. Я еле держался от того, чтобы не пнуть его, заставив подняться и отойти.
Из кухни послышался шум – звон ударяющегося донышка бутылки о стол на фоне голоса диктора из выпуска новостей. Вадик привлек слишком много шума. Я хотел улизнуть незамеченным, не оправдываясь ни перед кем, но тень отцовской фигуры, отброшенная в коридор, громкоголосо говорила о том, что он выдвигался в коридор.
– Куда намылился? – удивился он, обведя пьяным взглядом прихожую. – А выблядка своего на кого оставляешь?
– Ну что ты, я посижу, – за ним впопыхах из кухни вышла мама, прижимая к груди вафельное заляпанное полотенчико, которым протирала посуду. – Игорю в институт надо, он экзамены хорошо сдал, теперь учиться будет.
Мать, конечно, забегала далеко вперед. Еще никакого решения приемная комиссия не приняла, баллы других абитуриентов не считала, а меня уже записали в поступивших на бюджет. Я не был суеверным, но не хотелось говорить «гоп» раньше, чем перепрыгнуть это громоздкое, пугающее высотой препятствие. Отец, хмыкнув, пьяно оперся локтем о косяк двери, привалившись к нему. Я сжал пальцы в кулаки и в голове начал считать до десяти, лелея надежду выдохнуть, успокоиться, не сорваться. Смрадный алкогольный запах уже просочился по всему коридору, и я завидовал Вадику, сидевшему все в той же пыли, между заношенными ботинками, и делавшему вид, что все происходящее его вообще не касалось. Он – двухлетний малыш с длинными ресницами – сам по себе, остальные – сами по себе.
– И что, в мед пойдешь? – наконец выдал отец. – Будешь еще шесть лет на нашей шее сидеть вместе с этим? Работу он найдет, на пару недель всего переедет. Ума хватило дите сделать, а теперь что? Сдулся?
– В мед пойду, – холодно бросил я, сунув сжатые в кулаки руки в карманы. – Выучусь, стану врачом, как всегда мечтал. Буду подрабатывать по ночам. Точно не сопьюсь, как ты.
– Игорь, – предупредительно, опасливо позвала меня мать. – Иди уже. Все взял? Аттестат? Паспорт?
Она попыталась обогнать отца и успеть выпроводить меня из квартиры, забрав Вадика, но тот асфальтоукладчиком двинулся вперед, одним движением руки оттеснив мать к стенке. Она тихо вскрикнула, видать, ударившись, но он не заметил этого, даже не обернулся на нее. Взглядом хищного коршуна впиваясь мне в лицо, он схватил меня за воротник олимпийки и хорошенько встряхнул. Я устоял на ногах. Постарался даже не дернуться.
– Если я тебя из квартиры выкину и кормить перестану, так же петь будешь?
Они с матерью оба противились медицинскому: долго учиться, маленькая зарплата, невозможность совмещать с работой, но стать врачом было моей мечтой детства, и теперь я стоял на пороге ее воплощения, уверенный, что даже отец со своим алкогольным зловонным дыханием и крепкой хваткой на воротнике не сможет меня остановить. Я, схватив его за запястье, отцепил пальцы от своей вещи.
– Пошел ты, – выплюнул я, и от звонкой оплеухи у меня затрещало в ушах. Мать опять вскрикнула, но мозги звенели, щека горела, и, схватив пакет с документами, я ломанулся к выходу. Вадик, об которого я запнулся на выходе, вскрикнул. Не успев перед ним извиниться, я выскочил за порог и хлопнул дверью. Только сбегая по ступенькам, я разобрал оглушительный детский рев, сдерживаемый разве что захлопнувшейся дверью квартиры.
Вадик всегда выл, когда оставался один дома, но я не мог быть служителем его капризов. «Он все равно успокоится, – решил я, – если что, мать ему поможет». Главное, чтоб ему не помог отец – ударом по заднице и чрезвычайно громким для детских ушей окриком.
Сбежав по лестнице, я только успел толкнуть дверь подъезда, как сразу закурил. Рука, сжимавшая сигарету, невольно подрагивала от перенапряжения, а во второй я так стискивал пакет с документами, что пластик в пестрый цветочек уже весь измялся. Я надеялся только, что бумаги были целыми, ровными, такими, чтоб не стыдно приемной комиссии протянуть.
Запрыгнув в метро, я плюхнулся в самый отдаленный угол вагона. Летом народу будто становилось меньше, дышалось свободнее, да и еще не наступил час-пик, когда на кольцевой ветке яблоку негде упасть. Мне нужно было доехать до Фрунзенской по Сокольнической линии, она располагалась ближе всех к приемной комиссии института. Там, у входа, ждал Виталик. Я никогда не заходил в само университета, не торчал в малой медакадемии, поэтому он обещал меня проводить.
Поезд трясся, и я вместе с ним. Он то резко тормозил, то, наоборот, очень плавно подъезжал к станциям. Дорога заняла не так много времени – около двадцати минут – но на кольцевой после пересадки людей прибавилось, и меня затошнило. Голова от волнения была тяжелой с самого утра, слегка кружилась, но от духоты в метро, отцовской затрещины и огромной толпы ощущения усилились. Я с трудом сглотнул комок, перехватил документы покрепче и переступил с ноги на ногу, надеясь найти место. Но места не было, и на Парке культуры я вышел. Осталась всего одна станция, а Виталик уже замучил меня сообщениями о том, где я и что со мной.
«Да еду я! Пять минут и буду!»
Иногда я поражался его нетерпеливости: то он нерасторопно, с вальяжностью утки выкатывался из малой медицинской академии, словно бы я не ждал его курить; то торопился так, будто приемная комиссия закрывалась через полчаса.
– Ну и очередь, – ахнул я, когда мы все-таки подошли к зданию.
– А я говорил, – брякнул Виталька. – Надо было пораньше приходить.
И от его «а я говорил» так захотелось ему в ухо дать, но я, утробно рыкнув про себя, все-таки сдержался. Стоило и правда пораньше подтянуться, но сначала капризный Вадик, потом ссора с отцом, духота в метро…
– Да ладно, места все равно останутся. Никто не откажет нам, потому что мы пришли позже двенадцати дня, – я отмахнулся, но сам испытывал такой стыд, будто
