Читаем без скачивания Короткая память - Александр Борисович Борин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
— ...Мне надоели наветы некоторых нечистоплотных людей, — негромко произносит Редькин, и перо его еще быстрее что-то чертит на листе бумаги. — Сняли, понимаешь, жирные пенки, хорошо, понимаешь, попользовались, а теперь, чтобы обелить себя, на каждом шагу кричат о браке... Ну что ж, — говорит он, — пусть... Это их дело. Каждый спасает себя как может... Пусть, пусть!..
И в тихом голосе Вячеслава Матвеевича я уже слышу не раздражение, не злость и досаду, а явную, неприкрытую угрозу.
— ...Подвиг, понимаешь, совершили, — говорит Редькин, — брак, понимаешь, ликвидировали, героев, понимаешь, из себя корчат. А если подсчитать, сколько прилипло к их рукам? Я вас спрашиваю: сколько прилипло к их рукам?
* * *
Чтобы замять дело о браке, можно, конечно, давить и нажимать на своих подчиненных, выкручивать им руки, переправлять сумму причиненного ущерба в акте комиссии и пускаться в долгие теоретические дебаты о коварстве северной природы, об опасной вечной мерзлоте. Все можно.
Но уж если особенно вам повезет, если судьба по-настоящему вам улыбнется, то те, кто ваш брак исправлял, потом и кровью его ликвидировал, окажутся вдруг ворами, расхитителями и, исчезнув на долгие годы за тюремной решеткой, перестанут мозолить вам глаза.
Вот тогда вы в порядке. Тогда вы в большом порядке.
Следствие
Старший следователь Воркутинского ГОВД, майор милиции Эдуард Иванович Горшков встретился с руководителем шабашников Станиславом Порфирьевичем Матюниным в Москве, на Петровке, 38.
Специально прилетел для этого в столицу.
— Матюнин, — сказал Горшков, — а ну-ка выкладывайте начистоту: за что администрация СУ‑4 платила вам, шабашникам, такие большие деньги?
— За тяжелую работу, — сказал Матюнин.
— А еще за что?
— Я вас не понимаю.
— Ничего, поймете, — сказал Горшков и на трое суток отправил Матюнина в камеру предварительного заключения.
По закону разрешается задержать человека, если его застигли на месте преступления, или очевидцы утверждают, что он преступник, или на его одежде, в его жилище обнаружены следы преступления.
Матюнина на месте преступления никто не застигал, одежда и жилище его были в порядке. Задержал его следователь Горшков исключительно для острастки. Чтобы впредь Матюнин был покладистее.
Станислав Порфирьевич запомнил странную фразу, которую сказал ему в тот день следователь:
— Будете упрямиться — пойдете у меня паровозом.
Матюнин не знал, что это такое, и Горшков с удовольствием ему объяснил:
— Главарем я вас сделаю, ясно? Состаритесь у меня на теплых нарах, понятно?
Обыск на квартире у Матюнина ничего не дал. В протоколе отмечено, что имущества, подлежащего описи, у шабашника не обнаружено.
Через трое суток Станислава Порфирьевича освободили, и Горшков предложил ему вылететь вместе с ним в Воркуту. Всего на несколько дней. Даст необходимые пояснения и тут же вернется обратно. Номер в гостинице ему уже забронирован.
Жене Матюнина Горшков так и сказал:
— И соскучиться по мужу не успеете, я вам обещаю.
В самолете Горшков держался дружески, очень много разговаривал и все время объяснял Станиславу Порфирьевичу, что желает ему исключительно добра.
А прилетев в Воркуту, в тот же день Горшков предъявил Матюнину ордер на арест.
— Тюрьма вас научит уму-разуму.
Полгода Станислав Порфирьевич провел в следственном изоляторе.
Каждый допрос Эдуард Иванович начинал одной и той же фразой:
— Расскажите, как вы делились незаконными деньгами с Фирсовым и Томковичем?
Через шесть месяцев Матюнина пришлось освободить. Для продления срока содержания под стражей требовалось разрешение Прокуратуры СССР. А какие доводы были у Горшкова, чтобы идти за таким разрешением?
Однако, прежде чем выдать Матюнину необходимые документы, Горшков велел ему подождать внизу на лавочке.
Позже выяснилось, что это был очень тонкий, далеко рассчитанный следственный ход.
Сидя на лавочке, Матюнин видел, как милиционеры провели мимо него Эвира Дмитриевича Фирсова.
— Матюнина, вы могли убедиться, я сейчас отпустил, — сказал Фирсову следователь Горшков. — А почему? Потому что он во всем сознался. Теперь ваша судьба в ваших руках.
В тот самый день, когда освободили Матюнина, Горшков арестовал Фирсова.
Через полгода, однако, пришлось отпустить и его.
Оснований просить разрешения на продление срока содержания под стражей у Горшкова опять не было.
Мера пресечения всем обвиняемым оставалась — подписка о невыезде.
Факт сговора на совместное хищение государственных средств в особо крупных размерах Эдуард Иванович Горшков обосновал в обвинительном заключении следующими аргументами: «Матюнин старался чаще встречаться с Фирсовым и Томковичем... Матюнин обзавелся с ними общими знакомыми... Матюнин угощал их кофе... Между администрацией СУ‑4 и шабашниками сложились особые отношения... Томкович, находясь в Москве, встречался с Матюниным... Фирсов, возвращаясь через Москву из отпуска, созвонился с Матюниным...»
Вывод: все вместе они — шайка воров и расхитителей.
Впрочем, сделан был следователем Горшковым и другой еще вывод. Несколько неожиданный.
«Из материалов дела видно, — констатирует обвинительное заключение, — что никакой опасности, угрожающей интересам Советского государства, состояние дел на строительстве центральной водогрейной котельной... не представляло. Имели место... различного рода недоделки, что не является исключительным для строительства».
Я прочел это и задумался.
Когда Вячеслав Матвеевич Редькин говорит такое, мне понятно: защищается. Когда Борис Иванович Андрюшечкин ему вторит, мне тоже совершенно ясно: высоко взлетел, есть что терять.
Но зачем следователю Эдуарду Ивановичу Горшкову, писавшему обвинительное заключение, и прокурору Коми АССР В. В. Морозову, его утвердившему, зачем им доказывать, что развались сегодня центральная водогрейная котельная, погибни люди, останься город Воркута без тепла — интересы Советского государства от этого нисколько не пострадают?
Им-то какой резон?
Смысл какой?
Какой они видят в том прок?
Загадка, которую необходимо было разгадать.
«Фирсов, нарушь!»
От этой истории у меня началась бессонница.
Ночью я просыпался, подолгу глядел в потолок и спрашивал
