Читаем без скачивания Задание - Станислав Родионов

Сейчас он выбьет бутылку из тонкой руки мальчишки, швырнет наземь Бледного и вызовет машину…

Но бутылку выбила другая рука, которая вроде бы повисла в беседке самостоятельно, без человека. Уж только вслед за ударом они увидели женщину, стоявшую в листвяном проеме входа. Она размахнулась еще раз, отвесила мальчишке выстрельную пощечину, выволокла его из Шатра и бросила через плечо:

— Подонки!

— Что она так? — облегченно спросил Леденцов.

— Не доверяет нам, — буркнула Ирка.

— Почему?

— А ты нам доверяешь? — вдруг спросил Бледный.

— Само собой.

— А мы тебе пока не доверяем.

— Это с чего? — постарался обидеться Леденцов.

— Нужна проверочка.

— Я вроде бы проверенный…

— Нужна настоящая проверка. Приходи завтра.

Леденцов молча оглядел каждого. Неужели подозревают? Ребята молчали, будто так и надо.

Выходит, что атаманом тут Бледный? Не Ирка? Разумеется, в таких группах лишь сила да наглость в цене.

— Не скисай, Желток, — посочувствовала Ирка. — Мы любого проверяем.

— Разбегаемся, — предложил Бледный. — Эта тетка может капнуть в милицию.

Артист запел под гитару:

Бежит вина живой потокЧасами, днями и годами.Безжалостен коварный сок,Которым захлебнемся сами.

7

Многотонное чудище, что-то среднее меж китом и осьминогом, копошилось в серой воде. Хотело вылезти по каменным ступенькам на берег. Да не одно, а вместе с другими, которые поменьше, но со свинячими хвостиками.

— Это… кто? — спросил Леденцов у проходившего парня.

— Катер с лодками, — улыбнулся он.

Леденцов пошел дальше, ставя ноги осторожно, будто не верил крепости гранита.

Набережная с чего-то разыгралась. Золотой купол собора покрылся волнами, как сморщился. Фонари стояли шатко, тоже сомневались в надежности гранита. Деревья росли криво. Далекий шпиль, обычно ровненький, будто аршин проглотил, сегодня, видно, этот аршин не проглотил, а ввинтился в потемневшее небо штопором. Автомобили — и смех и грех — наподдавали друг другу, точно в хоккей играли; одна шустрая легковушка столкнулась с автобусом, въехала в него и сзади выскочила.

Леденцов стал и остервенело потряс головой, чтобы уложить мысли в обычный порядок. Какая-то старушка тоже остановилась с завороженным любопытством.

— Чем могу быть полезен, гражданка?

— Ты сейчас вовсе бесполезный, поскольку труп.

— Гражданка, выбирайте выражения, — строго попросил Леденцов.

— Труп, только тепленький. Шел бы ты домой.

— Домой и иду.

Ему казалось, что он неестественно раздвоился: тело вот оно, шагает по набережной, а сознание отлетело, парит рядом птичкой, наблюдает за телом и ухмыляется, поскольку никогда это тело таким не видело. Тепленький труп. Леденцов пощупал лоб — даже горяченький.

Он свернул на улицу. Надо бы взять такси, но нет денег. Сесть в автобус — там полно народу, стыдно. Троллейбус до дому не идет. И сил мало. Полный расслабон. «Доза», «мэн», «клевый»… Его затошнило. И тогда отлетевшее сознание надоумило позвонить Петельникову, который, вероятно, еще в райотделе. Леденцов втиснулся в телефонную будку, почему-то оказавшуюся на редкость крохотной. С третьей попытки номер набрался.

— Здравия желаю, товарищ капитан!

— Кто это? — не узнал его Петельников.

— Леденцов, ваш подчиненный.

— Голос у тебя, как у древнего граммофона.

— Это от портвейна розового, товарищ капитан.

— С ними пил?

— Так точно. Бежит вина живой поток… Захлебнемся сами…

— Как себя чувствуешь?

— Противно. И зачем люди пьют?

— Эту тему мы обсудим позже. Ты передвигаешься?

— Пунктирно, товарищ капитан, но сознание ясное, и логика четкая.

— Оно и видно. Где ты?

— Где продают жареные пирожки.

— Их на каждом углу продают. Напряги сознание и назови еще ориентир.

Леденцов огляделся сквозь стекла будки:

— Кафе-мороженое «Белый мишка».

— Стой на месте и ни с кем не говори. Сейчас придет машина…

Леденцов вышел из будки и воззрился на торговку пирожками. Отлетевшее сознание научило заесть вино, чтобы пропала тошнота. Капитан запретил ходьбу и разговоры, но пирожки есть не запретил. Леденцов зашарил по карманам. В брюках, под платком, оказались два мятых рубля, видимо сунутых туда поспешно, когда пили с Иркой кофе.

— С чем? — спросил он лоточницу деловито.

— С рисом и мясом, горяченькие.

— Десять с тем и десять с этим.

— Тара есть?

— Тары нет.

— В чем же понесешь?

— Я не понесу.

— А куда?

— Съем.

— Двадцать пирожков?

— Мужской аппетит, — внушительно сообщил Леденцов и потер зазеленевшую скулу.

Лоточница отыскала лист картона метр на полтора, из которого вышел не кулек, а воронка, громадная и негнущаяся, как раструб из жести. Леденцов отошел к скамейке, положил груз и хотел было начать есть. Но отлетевшее сознание усмехнулось: он же не верблюд, чтобы сжевать двадцать пирожков. Если бы с чаем или с компотом. А без них только десять. С мясом, поскольку вкусней. С рисом — это, в сущности, с кашей. Но как теперь узнать, какой с чем? Путем вскрытия, то есть путем взлома.

Леденцов расставил ноги пошире, чтобы упираться в шаткую землю, и принялся за дело — разорвал первый пирожок ровно посередине. Он был с рисом. Второй тоже оказался с рисом. И третий, и четвертый, и пятый… Когда он разорвал шестой пирожок и отложил половинки в отдельный холмик, сочувственный голос поинтересовался:

— Зачем вы их так?

Рядом стоял мужчина средних лет с серьезными усиками и с интересом следил за пирожковой баталией.

— Ищу с мясом.

— А эти куда?

— Снесу домой.

— Не дойдете.

Леденцов бросил пирожки и обернулся к мужчине. За ним стояли два парня и женщина. И у всех были красные повязки.

— Здравствуйте, товарищи дружинники!

— Здравствуйте, — ответил мужчина. — Выпили?

— Портвейна розового.

— Чему же радуетесь?

— Вам, — еще больше обрадовался Леденцов. — Вы меня домой не подкинете? Квартира восемнадцать.

— Подкинем, — согласился мужчина.

— Не могу, мне приказано стоять тут.

— Кем приказано?

Отлетевшее сознание насторожилось: подростки подростками, задание заданием, а позорить родной уголовный розыск нельзя. Он всего лишь подвыпивший гражданин.

— Одним приличным человеком, — хитренько объяснил Леденцов.

— Собутыльником, — фыркнула женщина.

— Пойдемте. — Мужчина легонько взял его под локоть.

— Куда?

— Недалеко, в помещение.

— Закон есть закон, — внушительно согласился Леденцов.

Они пошли. Усатый справа, женщина слева, два парня сзади, а понурый Леденцов с неохватной воронкой пирожков ковылял в середине. Его же отлетевшее сознание струилось где-то поверху, не очень задетое таким поворотом: к дружинникам попал, почти к своим.

— Угощайтесь, пожалуйста. — Леденцов поднес воронку даме.

— Молодой человек, неужели подобное состояние вам приятно?

— Отнюдь. Между нами говоря, мутит.

— Зачем же пили?

— Я пил не для того, чтобы напиться, а для того, чтобы искоренить.

— И сколько искоренил? — усмехнулся один из парней.

— Семьсот граммов, — с готовностью объяснил Леденцов.

— Господи, о чем думают матери, — вздохнула женщина.

— Моя мама думает о нуклеинах, нуклеотидах и прочих наукоподобных.

— А впереди протокол, штраф, вытрезвитель…

— Гражданка, только не надо песен, — осадил ее Леденцов.

Милицейская машина почти на скорости прижалась к поребрику. Из нее суетливо выскочил майор — тот самый, дежурный, который все знал. Леденцов смотрел на него хитренько, но неузнавающе.

— Вот он мне, голубчик, и нужен. Где взяли?

— У кафе, — оторопел старший дружинник.

— Давно за ним бегаем. Полезай-ка, милый.

Майор бережно подсадил Леденцова, стараясь не порушить куль.

— Рецидивист? — спросил один из парней.

— Разберемся. Продолжайте дежурить, товарищи.

— Он что-то в пирожках искал, — вспомнила женщина.

— Все осмотрим, — заверил майор.

— Мясо! — успел крикнуть Леденцов…

Через полчаса он шагнул в свое парадное, в переднюю. Лимонные волосы прилипли к влажному лбу. Белое, обычно незагораемое лицо облила ровная, какая-то ошпаренная пунцовость. Зеленовато-полосчатая скула казалась малахитовой. Взгляд был бездонным, точно Леденцов смотрел издалека, из космоса, и никак не мог понять, что за планету он видит. Правая щека флюсоидно вздулась, ибо за ней лежал недожеванный пирожок, — между прочим, опять с рисом.

— Что это? — тихо, одними губами, спросила мама.

— Десять с рисом, десять с мясом.