Читаем без скачивания П А Столыпин - Аркадий Столыпин

31-го марта 1911 года Петр Аркадьевич отвечал на запрос 32-х членов Государственной Думы, обвинявших Правительство в постоянном преуменьшении прав Думы в вопросах, подлежавших ее рассмотрению, в частности, в вопросе об армии. Подобный запрос был неуместен, ибо не принадлежал к числу, предоставленных Государственной Думе по статье 58. Распоряжение армией принадлежало исключительно Верховной Власти.

"Введите в этот принцип, сказал Столыпин, яд сомнения, внушите нашей армии хотя бы обрывок мысли о том, что устройство ее зависит от коллективной воли, и мощь ее уже перестанет покоиться на единственной, неизменной, соединяющей нашу армию силе - на Власти Верховной. Думе же, в предуказанных ей рамках, остается большая работа на преуспевание нашей армии. Но противозаконно было бы, продолжал Петр Аркадьевич, использование законодательными учреждениями своих бюджетных или кредитных прав для закрепления в армии угодного ей порядка... Я уверен, что Государственная Дума с силой отбросит запрос 32-х своих членов, предуказав этим, что в деле защиты России мы все должны соединить, согласовать свои усилия, свои обязанности и свои права для поддержания одного исторического высшего права, права России быть сильной".

ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ

В Государственной Думе, 22-го мая 1909 года, П. А. Столыпин изложил взгляд Правительства на проект свободы вероисповеданий. Он напомнил, что Святейший Синод, вполне свободный при решении дел канонических, был всегда зависим от светской власти в вопросах, касавшихся отношения Церкви к Государству. Предоставление Церкви вершительства всех ее дел порвало бы вековую дружную ее связь с Государством, прекратило бы обоюдное доверие. Не следует, поэтому порывать традиции.

"Если совершенно бесспорно, заявил Петр Аркадьевич, что раз провозглашена свобода вероисповеданий, то отпадает надобность всякого разрешения гражданских властей на переход в другое вероисповедание, если совершенно бесспорно, что нашим законодательством не могут быть сохранены какие-нибудь кары за вероотступничество, то величайшему сомнению должно быть подвергнуто предложение комиссии, о необходимости провозглашения в закон свободы перехода из христианства в не-христианство".

Думская комиссия находила, что исполнение христианских таинств и обрядов лицами, отрешившимися от христианства, было бы узаконенным кощунством, и что раз переход из христианства в не-христианство не наказуем, то неузаконение такого перехода было бы актом недостойного Государства лицемерия.

По мнению же Петра Аркадьевича, думская комиссия впала сама с собой в противоречие. "Ведь, в действительности, господа, сказал он, гораздо больше лиц, которые себя признают совершенно неверующими, чем таких, которые решаются перейти в магометанство, буддизм или еврейство.

И все соображения комиссии относительно лиц, перешедших в не-христианство, могут быть отнесены полностью к лицам, заявляющим себя неверующими. Ведь эти лица точно так же кощунствуют, совершая таинство, ведь они точно так же должны были бы быть отлучены от Церкви. Между тем комиссия совершенно правильно говорит, что у нас невозможно признание принципа вне вероисповедности. С одной стороны комиссия идет гораздо дальше многих европейских законодательств, которые не знают открытого признания перехода из христианства в не-христианство, с другой стороны комиссия не следует до конца за западными образцами и не решается признать принцип вне вероисповедного состояния.

Однако, торжество теории одинаково опасно и в том, и в другом случае: везде, господа, во всех государствах, принцип свободы совести делает уступки народному духу и народным традициям и проводится в жизнь, строго с ними сообразуясь... Вы видели, заканчивает Петр Аркадьевич, как истово молится наш русский народ, вы не могли не осязать атмосферы накопившегося молитвенного чувства, вы не могли не сознавать, что раздававшиеся в церкви слова- для этого молящегося люда - слова божественный. И народ, ищущий утешения в молитве, поймет, конечно, что за веру, за молитву каждого по своему обряду - закон не карает. Но этот же народ не уразумеет закона, закона чисто вывесочного характера, который провозгласит, что Православие, христианство уравнивается с язычеством, еврейством, магометанством...

Наша задача не состоит в том, чтобы приспособить Православие к отвлеченной теории свободы совести, а в том, чтобы зажечь светочь вероисповедной свободы совести в пределах нашего Русского Православного Государства. Не отягчайте же наш законопроект чуждым, непонятным народу привеском. Помните, что вероисповедный закон будет действовать в Русском Государстве и что утверждать его будет Русский Царь, который для слишком ста миллионов людей был, есть и будет Царь Православный".

ФИНЛЯНДИЯ

5-го мая 1908 года Столыпин, впервые поднимая вопрос о Финляндии, отвечал на запрос Государственной Думы. Прежде всего он заявил что, в виду того, что Финляндия является составной частью Российской Империи, объединенное Правительство отвечает за все в ней происходящее, за все события, за всю сосредоточенную в ней революционную деятельность.

В 1905 году там действовала финляндская красная гвардия с пресловутым капитаном Куком во главе. Кончилось тем, что эта организация приняла участие в Свеаборгском бунте. После нее образовалось под спортивным видом еще более опасное общество "Войма" (Сила), распространявшее множество оружия во всей Финляндии.

Пароходы "Джон Графтон", "Петер", "Ханки" и др. были пойманы при перевозке в Финляндию обильного военного материала. В течении одного 1907 года на территории Финляндии имело место 25 конференций и собраний революционного характера; оттуда же готовились многие покушения. Даже некоторые финляндские должностные лица были замешаны во враждебные нам общества. Финляндские власти относились благожелательно к подобным организациям, так же как и к русским революционерам, находившим себе на финляндской территории самое надежное убежище для подготовки террористических актов; они даже всячески парализовали действия нашей русской полиции. Ввиду всего этого пришлось прибегнуть к установлению вдоль финляндской границы сплошного военного кордона. В делах управления Финляндии, имевших касание к Poccии, тоже встречались затруднения и не нормальности. На основании указа 1-го августа 1891 г. министр статс-секретарь имел право сам решать, касается ли то или другое дело интересов России или нет и соответственно с этим запрашивать или не запрашивать заключения подлежащего министерства Империи.

Но великодушно предоставленное право повело ко многим злоупотреблениям; многие вопросы, задевавшие русские интересы, были решены Финляндией самочинно. Так, были изменены: в 1896 году параграфы учреждения финляндского сената по милиционной экспедиции; в 1906 году закон о русском языке в государственных учреждениях; была внесена в Сенат пропозиция по закону о печати, очень существенная для интересов России. Дошло, наконец, до того, что о многих законопроектах Имперское Правительство узнавало лишь из газетных слухов (среди них законопроекты о промыслах, об оскорблении Величества...). Наконец, без сношения с Имперскими властями, финляндский Сенат приступил к разработке законопроекта о новой форме правления, клонившегося почти к почти полному освобождению Финляндии от связи с Россией.

Для того, чтобы устранить возможность подобных актов и для того, чтобы вообще уничтожить в корне причины разногласия с Финляндией, Петр Аркадьевич отметил необходимость вникнуть в политическое мировоззрение финляндцев. Последнее было основано на заявлении Императора Александра 1-го от 1809 года, в котором Он обещал хранить установления и законы Финляндии. Финляндцы же все поняли, что этим заявлением Император признал особую финляндскую государственность. Александр II в 1863 году упомянул о конституционной монархии при созыве финляндского сейма.

В дальнейшем же Россия, занятая своими внутренними делами, мало интересовалась Финляндией.

"Вот почему, сказал Петр Аркадьевич, эти принципы отдельной финляндской государственности начали понемногу переходить в особую науку, своеобразного финляндского государственного права. Для того, чтобы создать эту науку, подбиралась масса документов, причем, конечно, груда таких же документов не подтверждавших этих принципов, отбрасывалась в сторону... Народные университеты и публичные лекции продолжали это же дело и совершенно естественно, что теория скоро перешла в верование, верование перешло в догмат, догмат же трудно опровергать какими-либо рассудочными доказательствами. По этому догмату Финляндия - особое государство, и притом государство конституционное, правовое, государство, которое имеет задачи совершенно различные от задач России, и чем теснее будет связана Финляндия с Россией, тем осуществление этих задач станет невозможнее".