Читаем без скачивания Очерки современной психологии сексуальности. Сборник статей под редакцией Е. Кащенко - Ирина Карагаполова

Клиентка Т., 26 лет, при обращении к нам сформулировала две проблемы: панические атаки и конфликт с родителями после недавнего каминг-аута. Её состояние на момент обращения достаточно хорошо передаётся фразами из «Дневника болезненных мыслей», который Т. вела по нашему заданию. «Почему я должна оправдываться и отчитываться перед родителями за своё поведение? Мама мне не верит. Всё, что я говорю или делаю, она считает влиянием моей девушки, <считает,> что я это делаю, чтобы ей угодить. Чувствую, что у меня опускаются руки, мне ничего не хочется, что у меня не хватит сил бороться за свои отношения и за право жить моей жизнью. Чувствую, что между мной и родителями прошла какая-то трещина, и она с каждым днём увеличивается. И даже если я вдруг пойду у них на поводу и сдамся, вернусь к ним, то может стать еще хуже, чем сейчас (я замкнусь, буду винить их в том, что они сломали мне жизнь, они будут говорить, что так лучше, что это для моего же блага)».

Другое наше задание – «Список мечтаний» – отражает актуальные отношения Т. с родителями. Клиентка должна была составить таблицу, где в одном столбце будут указаны её желания, в другом – то, что она может почувствовать, удовлетворив эти желания, в третьем – то, что скажут или подумают об этом её родители. Приведём фрагмент.

Фрагмент

Т. была старшим ребёнком в семье (есть сестра, младше на 4 года). Отец злоупотреблял алкоголем; одно из самых ярких переживаний Т., связанных с детством, – это страх за себя, сестру и маму перед отцом. Мать часто вынуждена была практически убегать из дома с детьми, когда её муж возвращался с гулянки. Лет с 14—15 Т. стала защищать маму от отца, кричала, чтобы он её не бил. В последние годы в связи с обнаружением серьёзных заболеваний отец отказался от алкоголя. Родители проживают вдвоём; Т. съехала от них примерно за полгода до обращения к нам и живёт отдельно со своей девушкой, до знакомства с которой не имела никаких сексуальных контактов и опыта близких отношений. Свою сексуальную ориентацию осознала и приняла лишь в последнее время.

Боязнь закрытых помещений, лифтов и т. п. проявилась у Т. достаточно рано, но усилилась примерно после 18-летнего возраста. Т. помнит, как в возрасте 4—5 лет просыпалась ночью и искала маму, которой не было дома. Помнит, как мать увозили в роддом и больницу. Лет в 5 оказалась одна в лифте (мама вывезла коляску с сестрой, а старшую девочку вывести не успела, двери закрылись и лифт уехал на другой этаж). Когда Т. было 7—8 лет, мама, работавшая учительницей в школе, иногда закрывала её в своём кабинете, пока была на совещании; однажды Т. ждала очень долго и сильно испугалась, подумав, что мама забыла про неё. До обращения к нам Т. не могла оставаться одна в незнакомых помещениях; если ей приходилось ночевать у знакомых, просила дать ей ключи, чтобы иметь возможность выйти. Актуальные переживания на момент обращения также были связаны со страхом смерти (своей и близких), боязнью сойти с ума, боязнью ездить в общественном транспорте, страхом перед водоемами и т. п.

Основная работа с Т., однако, была нацелена на чувство вины перед родителями. Это чувство было настолько сильно, что клиентка, купив себе машину и дав на время ключи от неё своим родителям, никак не могла забрать их обратно, объясняя это тем, что родители иногда пользуются машиной, и это облегчает их жизнь. Это же чувство, сопряженное с переживанием ответственности за маму и сестру, длительное время блокировало принятие клиенткой своей сексуальной ориентации: отнюдь не случайно, что тревожные состояния и панические атаки, как уже было отмечено, усилились в конце подросткового периода клиентки. Работа над чувством вины практически всегда подразумевает и проработку подавленной агрессии (которая могла сыграть некоторую роль в становлении гомосексуальной ориентации Т.). По мере этой работы, включавшей реактуализацию травматических переживаний, анализ эмоциональных портретов родителей и вербализацию всего спектра чувств, испытываемых к ним клиенткой, у Т. редуцировалась тревожная симптоматика. В дополнение к этой работе применялись различные поведенческие упражнения.

Мы рассмотрели случаи, показывающие, как те или иные аспекты психологии сексуальности могут стать более ясными, если проанализировать их с учётом семейного контекста. Они показывают также и то, что любая проблема и любой симптом (если речь идёт о расстройствах) в той или иной области психики или сфере жизнедеятельности обычно сопряжены с общей жизненной и психологической историей человека. Перефразируя Джона Донна, можно сказать, что нет симптома, который существовал бы, как остров, сам по себе.

Литература:

Леонтьев А. А. Психология общения. – М.: Смысл, 1999.

Минухин С. Техники семейной терапии. – М.: Класс, 1998.

Koestler A. Janus: A Summing Up. – New York: Vintage Books, 1979.

Трансгендерность в современной психологии сексуальности

Карагаполова Ирина Валерьевна – психотерапевт, психолог-сексолог, преподаватель кафедры междисциплинарной сексологии, член РНСО

Тема, связанная с проживанием человеком его гендерной идентичности очень скупо обсуждается в русскоязычной профессиональной среде. Но обойти её, затевая разговор вокруг «психологии сексуальности», значит начинать этот разговор, не принимая во внимание возможное многообразие вариантов – вариантов идентичностей, вариантов проживания идентичностей, вариантов и способов самовыражения, вариантов развития сексуальности в бесконечном их многообразии.

Начать этот разговор следует с понимания подхода к формированию дискурса в отношении многообразия идентичностей с точки зрения гендера.

В основе подхода лежит аксиома, что двоичное восприятие человека, когда речь идет о «полоролевых» вопросах – как минимум, упрощённое искажение. И чаще всего, когда мы в повседневной жизни или профессиональной психологической практике (за исключением вопросов, связанных с репродуктивным и некоторыми аспектами соматического здоровья) используем слово «пол», мы имеем в виду не биологические характеристики человека (хромосомный набор, первичные и вторичные половые признаки), а иные конструкты. А именно, гендер, или, как его принято определять, «социальный пол», нормирующий социокультурный набор сконструированных стандартов в отношении гендерных ролей человека, который описывает нам всё «мужское» и «женское» – включая стандарты внешнего вида, поведения, личностных особенностей, эмоций, а также психологические характеристики и сексуальность человека. И даже используемое в русскоязычном профессиональном словаре понятие «половая идентичность» как некое самоощущение человека в отношении его принадлежности к тому или иному «полу», искажённое неверным переводом и упрощённым представлением о двоичности в выборе, – лишь суррогат термина гендерная идентичность (Gender identity).

Гендерная идентичность – более или менее стойкое осознание человеком своей принадлежности к мужскому, женскому или иному гендеру. И любое двоичное описание гендера в сравнении с окружающим нас гендерным многообразием, опять же, не более чем упрощённое представление о действительности, с отчётливой тенденцией к невидимости непонятого или стигматизацией всего, что выводит нас за границу гетеронормативной матрицы.

Формирование гендерной идентичности – процесс, безусловно, сложный и полидетерминантный, с разной степенью влияния внешних и внутренних факторов. По сути, гендерная идентичность – это внутренняя структура, которая может развиваться и изменяться в процессе всей жизни человека, в рамках которой человек идентифицирует себя в качестве «мужчины», «женщины», некоего сочетания того и другого, либо ни того, ни другого, что позволяет ему организовать своя «образ Я» и социально функционировать в соответствии с ощущаемым гендером. Она может определять «гендерную роль» человека, его гендерное самовыражение (гендерную экспрессию) – способ существования, реализации, презентации себя в ощущаемом гендере, и это касается внешности и поведения человека, иных особенностей, которые в данной культуре и историческом периоде считаются присущими «мужскому» и «женскому», или может выражаться в альтернативном, смешанном или неопределённом варианте.

Конец ознакомительного фрагмента.