Читаем без скачивания Не бойся быть моей - Кейт Хьюит

Линдсей присела, и Антониос указал на накрытый стол.

– Не знал, что ты предпочтешь, поэтому заказал несколько блюд.

– Я уверена, что они все вкусные, – ответила девушка, думая о том, что есть совершенно не хочется.

Ее спутник приподнял крышку на одном из блюд, и взору открылся бифштекс с винно-красным соусом. Расправляя салфетку на коленях, Линдсей вдруг почувствовала острое отвращение к еде.

– Ты не голодна? – спросил Антониос, привычно приподнимая бровь.

– Нет.

– Но тебе необходимо есть, чтобы поддерживать силы.

Да, он прав, сил у нее почти не осталось. Линдсей поднесла вилку ко рту и начала жевать, не ощущая вкуса того, что она ест. Антониос не преминул это отметить, саркастически бросив:

– Недостаточно вкусно?

Она закатила глаза.

– Не начинай, Антониос.

– Мне просто интересно, как, имея в своем распоряжении такую роскошь, ты ухитрилась почувствовать себя несчастной.

– Жизнь – это не только роскошь. Это еще и внимание, поддержка и забота любимого.

Линдсей осеклась, понимая, что сказала слишком много – а ведь она дала себе зарок не спорить больше.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что была лишена всего этого?

– Конечно, была. Ты не давал мне всего этого в том объеме, в котором я нуждалась.

– Ты никогда не говорила мне, что именно тебе нужно.

– Я пыталась, – устало возразила Линдсей.

– Когда ты пыталась?

– Бесчисленное количество раз. Мне было некомфортно на вечеринках, тем более что я играла роль хозяйки.

Антониос нахмурился, и Линдсей поняла, что он даже не помнит те беседы, что давались ей с таким трудом. Наконец он ответил:

– Я тебе говорил, что со временем все наладится. Что нужно лишь познакомиться с людьми.

– А я говорила, что для меня это трудно.

Мужчина пожал плечами, как он делал и раньше.

– Это не причина для разрыва брака, Линдсей. Ты что, хочешь сказать, что ушла от меня потому, что тебе не нравились вечеринки?

– Нет. – Она глубоко вздохнула. – Я ушла, потому что ты никогда не слушал меня. Бросил меня в Греции, точно очередной чемодан, привезенный из поездки, о котором ты ни разу не вспомнил.

– Мне нужно было работать, Линдсей.

– Поверь, я знаю. Работа была для тебя всегда на первом месте.

– Но раньше ты не очень-то этим тяготилась.

Линдсей усмехнулась, и смех прозвучал резко и пронзительно.

– Ты не меняешься, да? Я пытаюсь тебе рассказать о своих чувствах, а ты настаиваешь на том, что я не могла испытывать ничего подобного. Вот почему я уехала, Антониос – потому что та жизнь, настоящая, оказалась совершенно иной, нежели сказка, которую мы вместе создали в Нью-Йорке. И это сделало меня несчастной.

Антониос нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Не важно, – бросила Линдсей.

Она никогда не рассказывала мужу о матери, и не станет сейчас. Есть в жизни вещи, о которых лучше промолчать, а еще лучше – забыть. У Линдсей ком застрял в горле. Ей нельзя плакать – не сейчас, в самолете, на глазах у Антониоса.

– Боже, Линдсей, если ты собираешься молчать, как вообще я должен понять тебя?

– Я не хочу, чтобы ты меня понимал, Антониос, – глухо ответила она. – Уже не хочу. Все, что мне нужно, – это развод. И, полагаю, ты меня в этом поддержишь. – Она прерывисто вздохнула. – Неужели тебе нужна жена, которая тебя бросила, потому что прошла любовь?

Глаза Антониоса гневно сверкнули, губы сжались, стало ясно, что удар достиг цели.

Мужчина наклонился к Линдсей и произнес:

– Мне напомнить тебе, как ты любила меня, Линдсей? Каждую ночь в Нью-Йорке и в Греции.

Внезапно Линдсей ощутила горячую волну желания, окатившую ее и заглушившую даже боль.

– Я сейчас говорю не о постели, Антониос.

– Конечно, ты ведь отвечала мне взаимностью – хотя, по твоим словам, ты «тонула» в чем-то там.

Его голос лишь усилил томящийся в теле жар: не стоило отрицать того, что секс всегда был сильной стороной их брака.

Вдруг Линдсей почувствовала, как мужская рука легла на ее колено, и резко открыла глаза.

– Что?..

– Вот лед и тронулся, – тихо произнес Антониос, и голос его ласкал ее слух.

Пальцы его уверенно скользнули выше, и она замерла, прочитав в его взгляде настойчивость.

– Я знаю, как к тебе прикасаться, Линдсей. Знаю, как заставить тебя закричать. А ты ведь выкрикивала мое имя, ты помнишь?

Кровь прилила к ее лицу, и ей пришлось собрать всю волю, чтобы не отреагировать на его ласку.

– Не надо, – прошептала она, не узнавая собственный голос, прозвучавший так слабо и робко.

– Что не надо? – спросил он по-прежнему тихо, но Линдсей почудились угрожающие нотки.

– Не прикасаться к тебе?

С этими словами рука его скользнула выше и легла между ее ног. Ощущая жар его ладони сквозь ткань джинсов, Линдсей едва не застонала, ощущая, как пульсирует кровь в венах.

– Что ты хочешь доказать, Антониос? – вымолвила она, отчаянно желая, чтобы тело не реагировало на его ласки. – Что я по-прежнему хочу тебя? Ну что ж – считай, что тебе это удалось. Я всегда тебя хотела. Но это ничего не меняет.

– Не может быть, – ответил мужчина, расстегивая пуговицу на ее джинсах.

Его ладонь скользнула внутрь, и Линдсей почувствовала между ног его пальцы – ощущение было таким ярким, что она застонала, невольно закрыв глаза и приподнимаясь на сиденье.

Откинувшись на спинку кресла, она позволила себе погрузиться в воспоминания. Да, Антониос всегда знал, как ее приласкать, как доставить ей наслаждение. И сейчас ему это удалось без труда, но ласки были тщательно выверенными, в них не было подлинной нежности. С трудом заставив себя открыть глаза, Линдсей посмотрела в его довольное лицо и произнесла слова, которые должны были внушить мужу отвращение:

– Да, ты можешь доставить мне незабываемый оргазм, но полюбить тебя по твоему приказу я не смогу.

Антониос замер, в мгновение расстегнул ремень и исчез за занавесками салона.

Линдсей откинулась на спинку кресла, едва сдерживая слезы и ощущая глухие удары сердца.

Антониос прошел салон первого класса и остановился в проходе, отделявшем его от бизнес-класса, глядя в окно, за которым темнела нескончаемая ночь. Он чувствовал себя загнанным в угол, рассерженным – ему казалось, что он поступил низко и подло, воспользовавшись желанием Линдсей, ее телом.

Чего он пытался добиться? Доказать ей, что она что-то к нему чувствует? Но теперь он сам уверил жену в отсутствии каких-либо чувств и хотел, чтобы так и было, – все эти шесть месяцев усердно убеждая себя, что все кончено. Каких усилий ему стоило разыгрывать перед родными этот гнусный спектакль, убеждая их, что в его семейной жизни все прекрасно! Но он не мог поступить иначе – это делалось только ради матери, и, пожалуй, еще ради сохранения чувства собственного достоинства.