Читаем без скачивания Не бойся быть моей - Кейт Хьюит

– В чем дело?

Главное – дышать ровно.

– Может быть… можно приехать на виллу тихо, без излишней суеты? Я имею в виду, чтобы никто не ждал нас…

Линдсей заставляла себя повторять мерные вздохи, пока сердце не перестало биться так быстро.

– Но главное в том, – заметил Антониос, – что люди должны видеть тебя, а ты – их, мы для того туда и едем. Никто ведь не подозревает, что в наших отношениях что-то не так, Линдсей.

Он прав, но ведь ничего не стоит догадаться о том, как дела обстоят на самом деле. Его сестры и брат вовсе не глупы, да и Дафна проницательна.

– Я понимаю, – ответила она, закрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья. – Но я не хотела бы, чтобы нас встречали все.

– И что ты предлагаешь мне сделать? Отослать их всех домой?

Открыв глаза, Линдсей попыталась подавить зарождающееся раздражение. Он что, нарочно так себя ведет?

– Нет, конечно. Просто я не хочу, чтобы все выстроились перед виллой, приветствуя нас.

Антониос помолчал, глядя перед собой и щурясь от солнца, отражавшегося на гладком покрытии дорожного полотна. Наконец он произнес:

– Ты вспомнила прошлый раз?

– Да.

– Ты тогда упала в обморок, – медленно произнес Антониос. – Выйдя из машины.

Ага, значит, он все-таки помнит.

– Да.

Он нахмурился, по-прежнему глядя перед собой.

– Подумаю, что можно сделать.

И до конца путешествия они молчали.

Спустя два часа машина свернула с автомагистрали на узкую дорожку, вьющуюся по горным склонам Гьоны и Парнаса. Последний поворот – и взору открылась Вилла Маракайос, угнездившаяся в долине между двумя горами, белоснежные постройки сияли на солнце.

Антониос вел автомобиль по крутым изгибам, щурясь от солнца, губы его были упрямо сжаты в полоску. Проехав главный вход, он неожиданно повернул налево, чем удивил свою спутницу, ожидавшую, что они встанут перед главной виллой со сверкающими ступеньками и величавой галереей. Обогнув имение сзади, они встали перед маленьким домиком с прилегающим двором и створчатыми ставнями, выкрашенными в ярко-голубой цвет.

– Можем остановиться здесь, – лаконично пояснил Антониос, глуша мотор. – Это дом для гостей, но сейчас в нем никого.

– Что?

Линдсей удивленно посмотрела на мужа. В прошлый раз она жили в главной вилле со всеми домочадцами и прислугой, отдельно жил только Леонидас. После смерти отца Антониос встал во главе «Маракайос энтерпрайзес» и стал хозяином особняка.

Антониос пожал плечами и вышел из машины.

– Нам же самим будет легче притворяться влюбленной парочкой вдали от любопытных взглядов.

Обойдя машину и открывая багажник, Антониос добавил, не глядя на жену:

– И, может, так будет легче для тебя.

Линдсей в молчаливом изумлении смотрела на его склоненную темноволосую голову. Антониос вытащил чемоданы и направился к дому. Удивительно – он впервые прислушался к ее словам и даже отнесся к ним с уважением.

– Спасибо, – прошептала она и последовала за мужем, стараясь игнорировать робкую и шаткую надежду, зародившуюся в душе.

Глава 4

Ставя чемоданы в спальне, Антониос почувствовал нарастающее напряжение – так было всегда, когда он возвращался домой. Груз ответственности ложился на плечи: приходилось думать о нуждах родных, решать их проблемы, вести семейный бизнес.

За спиной слышались шаги Линдсей, следующей за ним с осторожной грацией, которая всегда выделяла ее из толпы.

– Почему бы тебе не отдохнуть? – предложил мужчина, повернувшись к своей гостье.

Она стояла в дверях, во все глаза глядя на мужа, светлые волосы окружали ее лицо серебристым ореолом, а во взгляде явно читалась тревога.

– Сегодня на ужин придут гости, – продолжал Антониос, – и мне нужно сделать кое-какие дела. Но, полагаю, ты теперь не станешь возражать, если я буду много работать?

Вот так – чем меньше они будут рядом, тем лучше. И все же, когда Линдсей кивнула, он ощутил укол отчаяния. Молча пройдя мимо жены, он вышел в открытую дверь.

Пройдя к офисам, расположенным особняком от дома, в разросшемся от многочисленных пристроек белоснежном здании, Антониос бросил взгляд на оливковые рощи, простиравшиеся до самого горизонта – бесконечные ряды статных деревьев простирали к небу изогнутые ветви, начинающие зацветать. Вид ухоженных посадок успокаивал и завораживал.

Он помедлил немного на пороге – вот сейчас, стоит ему войти в эту дверь, и на него обрушится град дел. Десять лет назад отец открыл ему тайну, сказав, какой огромный долг числится за предприятием, и ему даже удалось свести баланс к нулю – но это отняло все силы, душевные и физические.

Поприветствовав секретаршу, Алисию, Антониос взял у нее пачку писем и прошел в офис, в первый раз в жизни радуясь возможности погрузиться в документы и отвечать на электронные письма: что угодно, лишь бы не думать о Линдсей. Но совсем не думать о ней не получалось.

В Нью-Йорке ему показалось, что он понял ее целиком. Она рассказывала ему о своем исследовании, и он с удовольствием наблюдал, какой оживленной девушка становилась, говоря о простых числах, и последней теореме Ферма, и о геделевском доказательстве существования Бога. Не то чтобы он все понимал, но ему нравилось видеть страсть в ее глазах, интерес к своему делу.

Линдсей рассказала ему и о смерти отца – это случилось всего несколько недель назад. Она плакала, а он утешал ее, обнимал, нежно вытирал слезы с лица.

Антониос вспомнил и об их первой близости – как ее зрачки расширились, когда он вошел в нее, и она произнесла с чувством:

– Это как самое совершенное уравнение!

Он тогда рассмеялся и не мог остановиться до тех пор, пока оба не поднялись к вершинам блаженства… С Линдсей он чувствовал себя счастливее, чем когда-либо раньше.

Антониосу вспомнилась и пустота, охватившая его после разговора с Линдсей по телефону, когда она безжизненным голосом сказала, что их брак был ошибкой.

– Добро пожаловать домой, – раздался голос брата.

Антониос поднял глаза от ноутбука и увидел Леонидаса, прислонившегося к косяку двери. Он был на год и два месяца младше его, на полдюйма выше и немного тоньше. Его неоднократно принимали за брата-близнеца хозяина поместья. Будучи детьми, они были близки, вместе участвуя в разных шалостях, но теперь, когда старший занял пост генерального директора, пропасть между братьями увеличилась, и через нее невозможно было перекинуть мост, потому что Антониос поклялся отцу, что ничего никому не расскажет. Слова умирающего отчетливо звучали в его мозгу: «Никто не должен знать, Антониос. Никто, кроме тебя. Я этого не перенесу».

– Спасибо, – ответил Антониос, кивая брату.