Читаем без скачивания Мальчик из неизвестно откуда - Владимир Круковер

Квартирка оказалась милая. Семь комнат, полная обстановка, бассейн в апельсиновом саду, сообщающийся трубами с морем. В общем, небольшая вилла за полторы тысячи долларов в месяц. Теперь я мог это позволить, так как последняя маска пенсионера–дворника не столько снялась, но просто была сорвана с меня явлением мальчика ниоткуда.

Левос опять засел у компьютера — совершенствовал речь и познание нашего мира. Меня же беспокоило совсем другое. Появление загадочного мальчика ИМЕННО У МЕНЯ явно было знаковым. Оставалось выяснить, как обстоит дело у немногочисленных коллег. Для этого не требовалось особой выдумки — почти все мы охотно пользовались интернетом, так как он помогал нам сохранять анонимность, давая возможность общения. А мы, несмотря на свою мизантропичность, в общении нуждались.

Я разослал письма, и вскоре убедился в обоснованности подозрений — у всех появились непонятные дети: мальчики и девочки в возрасте от десяти до двенадцати лет.

Все эти пришельцы проявляли склонность к сексуальным играм со взрослыми, быстро осваивали язык и уклонялись от конкретизации своего явления.

С помощью того же таксиста я уже вышел на местных мошенников и заказал новые документы. Хотя, особой надобности спешить уехать их этой страны не было. Вряд ли из–за той драки нас объявили в специальный розыск. Ленивая и коррумпированная полиция просто ввела данные в компьютер и ожидала, когда старик с ребенком проявятся сами. У медиков, в банке или еще где.

Но я не пользовался стандартными методами общения с государством, при которых требовалось предъявлять удостоверение личности или кредитку. Всюду платил наличными, за здоровье не беспокоился. Вернее, начинал думать, что сложившаяся ситуация требует изменения старческого облика.

Тут необходимо пояснить. Взросление у нас прекращалось где–то в 33 года; наверное именно в этом возрасте полностью завершался цикл созревания. Скорей всего, последующее старение зависело от некоего кода, встроенного в гены. Природе в ее бесконечных экспериментах самопознания требовалась раса человекообразных с быстрой сменой потомства, с искусственно ускоренной эволюцией именно этого вида. Точно так же наши ученые наблюдают изменения при помощи мушек дрозофил или белых мышей. Так что мы — долгоживущие были просто генетическими уродами. Возможно, в других мирах среди разумных и не было такого кода–ограничителя. Или они, дойдя до определенного уровня развития, сами его меняли. Не зря мой таинственный пацан утверждал, что смерти не существует.

Так что, старение у нас не развивалось, но многие из нас научились приводить внешний вид к аналогу старости. Искусственно старить кожу, менять походку и общее двигательное поведение, выращивать животик… Живя долго на одном месте, нельзя не стареть. Даже, если нет близких. Людишки порой бывают чрезмерно наблюдательны!

— Левос, — окликнул я, прилипшего к компьютеру, мальчика, — ты уже хорошо говоришь на русском. Может, объяснишь, кто вы такие и зачем сюда прибыли? Я имею ввиду всех вас, тех, кто к таким, как я прибились.

Мальчик ответил рассеяно:

— Так к кому же еще прибывать. Только к нормальным. Раньше в вашем мире их мало было, а сейчас становится много. Мы же не могли к личинкам приехать.

— Под личинками ты имеешь ввиду тех, кто умирает?

— Ага. Несовершенных, созревающих, не умеющих. Среди разумных смерти нет.

— Ну, это утверждение весьма спорно. Нас ведь можно убить.

— Нельзя.

Тут я замолк. Я знал, что мы, несмотря на быструю регенерацию всех органов, подвержены банальной смерти от удушения или там от отсечения головы. Это пулей или ножом нас убить трудно.

— И что с нами случится, если, например, тело утопят.

— Тело есть тело. Их много, тел. Тело — это так. Как костюм.

Да уж, сие обнадеживало. Правда, мы не знали, что случается с теми из нас, кто погиб. Выходит — не погибли они, а сменили тело.

— Это здорово! Но, Левос, ты так и не ответил — зачем вы к нам прибыли.

— Ну, это вроде как лабораторная работа, такая практика производственная. Ну, как у вас школьники или студенты проходят практику ученическую. У вас стагнация. Вы не развиваетесь. Вернее, развиваетесь не в ту сторону. Не себя совершенствуете, а орудия убийства. Религия, которая типична только для первобытного общества, у вас бесчинствует. Деньги — этап бронзового века, и те до сих пор существуют. Люди почти все невежественны и порабощены. Нравственный застой при технической цивилизации очень опасен. Ты сам подумай, что будет, если варварам времен, например, Древней Греции дать автоматы. Они уничтожат все другие расы, а потом передеруться между собой. А вы и есть варвары. С ядерным оружием в руках. И самые опасные сейчас те, кто зомбирован верой в Аллаха, мусульмане. Это очень молодая и очень агрессивная религия. Она, по идее, вообще не должна была возникнуть. Так что, представь мусульманина–смертника с водородной бомбой в руках!

Или — интернет. Гениальная работа специалистов, тончайшая электроника… и все для того, чтоб в нем, как в туалете на стенах полуживотные излагали свои убогие инстинкты. Семьдесят процентов порнографии…

А деньги! Кто, обладая разумом, продолжал бы пользоваться этим примитивным эквивалентом труда, полезности человека. Мало того, что основными денежными массами всегда обладают мошенники, так еще и при помощи денег стали делать деньги. Переливается из пустого в порожнее денежная фикция, оставляя за бортом их первоначальное значение.

А такой факт, что у вас на Планете восемьдесят семь процентов населения умирает от голода не настораживает?

В общем, совершенный распад, хаос, могущий привести к полной гибели той горстки разумных, которая представляет ценность для будущего вашего вида.

— И что, — спросил я пораженно, — вы, дети, прибыли, чтоб исправить положение?

— Ну да, конечно. Надо подлечить вашу Планету. И вы будете нам помогать.

ЧАСТЬ 2

Какие острые ощущения я испытал за свою долгую жизнь? Если вдуматься — самые убогие.

Голод и жару в тюрьме Самарканда.

Голод и холод на российской каторге.

Голод и холод в советской зоне строгого режима.

Скуку в тюрьме на Кипре.

Любовь к внукам в одной из первых семей, когда я еще их создавал.

Страх смерти во время взятия крепости Орешек; я тогда был офицером в армии Петра Первого.

Многократный оргазм с семью несовершеннолетними мальчиками и девочками в Японии; год, кажется, 1884.

Радость от издания своей первой книги во Франции; сборник стихов.

Радость от издания своей первой книги в СССР; повести о цирке.

Упоение властью; 1924 год, работа в Иркутском ВЧК.

Пребывание в Желтом доме.

Усыновление беспризорника.

Запой длиною в 12 лет.

Дуэль на шпагах, Франция.

Дуэль на пистолетах, Россия.

Дуэль на саблях, Польша.

Знакомство с Шопеном.

Знакомство с Фрейдом.

Знакомство с Меньшиковым.

Знакомство с Калиостро.

Первое прочтение «Божественной Комедии».

Первое прочтение «Ричарда Третьего».

Первое прочтение мольеровского «Дон Жуана».

Первое прочтение селинджеровской «Над пропастью во ржи».

Первое прочтение «Мастера и Маргариты».

Первое прочтение повести «Убить пересмешника».

Первый просмотр формановского Амадея.

Первый просмотр фильма Маркуса Розенмюллера «Кто раньше умер, тот дольше мертв»…

В общем, не так уж и мало и не так уж убого. И, если честно вспоминать, то на толстую книгу наберется. Даже так — одной строчкой.

И все же, все эти ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ощущения выглядят жалко, по сравнению с шоком, который я испытал, лицезрея Бога.

Нет, не бога, конечно, а — мальчишку из сферы более высокой цивилизации, который в компании таких же подростков прибыл лечить наше общество.

И все же было нечто божественное в небрежном — взмахом руки — сотворении сияющей башни огромного диаметра. Некто великий взял и поставил сверкающий цилиндр посреди пустыря, как мы ставим пустой стакан на столешницу.

— Создание материального мы проходим уже в первом классе, — Сказал Левос. — Как ваши дети учатся из кубиков строить, так и мы строим из атомов. Только не руками, а мысленно. Вы тоже так создавать научитесь. Потом.

Он напряженно посмотрел на выбранный пустырь, и там взметнулся вихрь, пронизанный вспышками молний. Нездешние силы бушевали в клубке дыма и огня, но до нас, стоящих на хлипкой деревянной вышке, не доносилось ни ветерка.

— Я закапсулировал процесс, — сказал мальчик. — Есть такие поля, которые ничего не пропускают. Их любая Планета генерирует, надо просто их растянуть, как покрывало.

Прошло минут десять и все стихло. Теперь в небо уходила гигантская башня, переливающаяся всеми цветами, которые только способен воспринять человеческий мозг.