Читаем без скачивания Мастерская сновидений - Галина Барышникова

Встала лицом к солнцу и вслух произнесла слова Великого призыва:

Из точки Света, что в Уме БогаПусть Свет струится в умы людейДа прольётся Свет на Землю.

Из точки Любви, что в Сердце БогаПусть Любовь струится в сердца людейДа вернётся Христос на Землю.

Из центра, где Воля Бога известна,Пусть Цель направляет малые воли людей —Та Цель, которой сознательно служат Учителя.

Из центра, называемого родом человеческимПусть План Любви и Света осуществится,И да замкнётся печатью дверь, за которой зло.

Да восстановят Свет, Любовь и МогуществоПлан Бога на Земле.

ААА – УУУ – МММ – трижды прогудела Сандра, чувствуя, как от Земли через ноги, по стволу её позвоночника поднимается горячая волна – к самой макушке, а оттуда – вверх. Она держала руки раскрытыми, чувствуя незримое касание двух своих подруг – они образовывали космический треугольник, и пирамида их света поднималась к солнцу, она чувствовала это. Сколько таких треугольников сознательно включались в космическую решётку и очищали этот мир. И пусть мир этого не знал, это было не важно. Мир существовал – вот что поистине имело значение. Сандра опустила руки. Отошла в сторону. Этот призыв она читала каждое утро, если не забывала. Точнее будет сказать – старалась читать. Иногда даже по несколько раз на день.

Как хорошо, ещё раз подумала она, прошлась по тропинке между можжевельниками, потрепав гномов по колпакам. Иголки были влажными от росы. Ей пришла в голову озорная мысль – она стала раздеваться. Сняла с себя футболку, брюки, затем кеды и носки – трава ободряюще оросила её ноги, свежо и приятно, словно идёшь по влажному шёлку, подумала она. И легла на траву. Ей захотелось вдруг прильнуть к Земле всем телом. Ей захотелось принадлежать ей.

Трава была влажная. Было раннее утро. Посреди спящей Москвы – этот волшебный уголок… И она – раскинутая в истоме, словно на перинах – на белом цветущем ковре. Солнце согревало её живот, белые, ещё не загорелые ноги; земля холодила спину. Она перекатилась, подставив теперь солнечным лучам влажную спину.

Взглядом упёрлась в крохотные белые цветы – шесть тонких лучей – благоухающие снежинки. Как же мир совершенен, даже в малом, подумала она. Сандра закрыла глаза, и вся отдалась своему блаженному состоянию. Пели птицы. Пронзительно пахли деревья. Ласково её окутывало солнце. Лёгкая дрожь пробегала по телу. Она так пролежала бы долго, если бы её не потревожили – муравей укусил прямо за попу.

«Да, – подумала она, вставая, – не очень-то поэтичное выбрал место. Хотя – гурман, гурман, – произнесла она уже вслух, почёсывая укушенное место. – Теперь в приличном обществе и не разденешься».

Сандра встала и не спеша оделась. Обуваться не стала, а, взяв кеды в руки, пошла босиком.

Вот особое место – её трон. Пять стволов остролистного клёна пучком, букетом росли из одного корня. Они образовывали такой домик внутри себя. Прежде чем туда залезть, Сандра всё же обулась. Упёршись головой и спиной в основной ствол, она обе своих руки положила на стволы потоньше, ногами упёрлась в два других дерева. И словно повисла в люльке. Её трон! Здесь она загадывала желания, повелевала своим миром, своей судьбой. Её отец – великий, могучий, любящий – слышал каждое движение её души, если оно было правильным и не противоречило законам внутренней природы. Она подняла глаза к небу – пять стволов короновали её, она по праву ощущала себя наследницей мира. «Хочу быть счастливой, – сказала она вслух, – хочу быть полезной, хочу знать, Что я и зачем Я». В этот двадцать седьмой свой день рождения она была счастлива как ребёнок. Она спрыгнула с дерева и пошла, полетела к дому.

Дома Сандра заварила себе чай, бросила туда же несколько сорванных в саду травинок и соцветий сирени. «О! Запах джунглей, – сказала она себе. – Запах джунглей? Джунгли! Как же я забыла!».

Она всё бросила, соскочила с места и побежала в спальню.

Там она встала на табурет и сняла с самой верхней полки маленькую коробочку. Это были духи Кензо «Джунгли». «Вот, дорогая, – произнесла она, глядя в зеркало, – я поздравляю тебя с днём рождения, ты молодец!» Она поцеловала себя через волшебный круг зеркала: «Я тебя люблю!»

Она иногда так вела себя – странно и необъяснимо. Например, она сама себе дарила цветы и подарки от его имени. Все четыре года, как они расстались. Она говорила с ним, писала ему письма и складывала их в потайной ящик стола. И знала, то они обязательно ещё встретятся. «Это моя половина, – говорила она себе (именно половина, а не половинка – она терпеть не могла все эти суффиксы и сюсюканье), – я не хочу чужого, я дождусь только своего, – упрямо повторяла она».

Нет, это не означает, что все эти четыре года у неё никого не было – время от времени у неё появлялись мужчины – «чтобы тело не забыло, что оно женщина», шутила она, но дальше постели дело не шло – дистанцию она держала железно. Подмены не допускала. При её сентиментальности даже было странным видеть, как жёстко, потребительски, по-мужски она относилась к сексу: «Здесь – только это. И только с ним будет всё остальное». Она как львица охраняла его территорию и никого туда не допускала.

– Так, вальс, конечно же, вальс, не каждый же день человеку исполняется двадцать семь лет. Боже мой, мне без трех тридцать и без двадцати трех пятьдесят! Она зажгла свечу и отпила глоток хорошего сухого вина.

Потом достала из шкафа его рубашку. Она висела на вешалке и ждала его. Иногда она открывала шкаф и гладила её рукав, и что-то говорила, говорила… тогда, как правило, ей бывало очень плохо. Долгое время эта рубашка пахла им, но запах постепенно улетучился – тогда Сандра пожалела, что часто меняла его рубашки и много стирала, вот носил бы он её две недели и, глядишь, осязаемых воспоминаний хватило бы на побольше… но это так, к слову… Сейчас она сняла рубашку с вешалки, взялась за пустой рукав, а второй перекинула себе через плечо – вальс! – и закружилась по комнате – аккомпанемент был ей не нужен, она всегда слышала музыку в себе. И часто это бывал французский шансон. Мостовая, крупный булыжник, узкие улочки, дождь. И она с ним кружится в этой бесконечности…

«Что за ерунда? Я, наверное, схожу с ума», – подумала она и плюхнулась на кровать.

Да, я думаю, что было бы любопытно описать её квартиру. Это была огромная однокомнатная квартира, переделанная из малюсенькой двушки – Сандра ещё при жизни отца-архитектора разломала все перегородки и сделала огромное зигзагообразное пространство – с барной стойкой между кухней и спальней. Стены были только в туалете с ванной, и то, наверное, традиции ради. Центральное место в доме занимала огромная с балдахином кровать – прямо в самом центре комнаты. Там, где раньше была стена, сейчас с потолка свисали какие-то плетёнки, колокольчики, компьютерный стол был в уголке между огромными кадками с цветами, аквариумом и двумя клетками с попугаями – возникало ощущение, что эти предметы цивилизации (я имею в виду кровать и компьютер) случайно, невесть каким чудом занесло на необитаемый остров. Это ощущение усиливалось ещё тем, что стены были выкрашены отцом, который на досуге любил порисовать, в природные зелёно-голубые цвета, а абстрактные загогулины намекали на море и небо – как раз за колокольчиками, где стоял компьютер, и на розовый закат (восход?) – в той части, где находилась кровать. Треугольники и круги на этом фоне и образовывали людей и звёзды. Мебели в доме больше не было. Сандра установила огромный, во всю стену зеркальный шкаф-купе, что увеличивало мираж, да и метраж тоже. Только кухня имела традиционные подвесные ящики и нетрадиционный диван, весь в мягких игрушках, вместо подушек – на случай гостей. Это был только её дом. Когда она поступила в институт, отец ей отдал и помог перестроить бабушкину квартиру. До этого её много лет сдавали, и квартира всё равно нуждалась в ремонте. Отец недолго сопротивлялся странному желанию дочери – он всегда считал, что в жизни имеет право быть даже то, что ему не понятно. Надо сказать, что он был милым и сговорчивым человеком, и Сандре его очень не хватало. Он умер от инфаркта – просто не проснулся однажды – вот и всё. Спокойно, с улыбкой. Как праведник. Да он, наверно, таковым и являлся. Сандра часто ловила себя на мысли, что стала общаться с отцом гораздо чаще, чем это было при его жизни. Смерть – как повод поговорить, как предлог к общению. В детстве они много времени проводили вместе – мать была замкнутой, и отцу пришлось за двоих стараться, но когда Сандра повзрослела и особенно когда стала жить отдельно – то даже звонила не всегда – вечно не хватало времени. При жизни так всегда бывает… А теперь куда бы ни шла, всё время с ним переговаривалась – никаких тебе ограничений, никаких проводов… Она даже часто обращалась к нему по имени, как в детстве: «Привет, Сашенька», – тогда её ни какими силами невозможно было заставить произнести слово «папа».