Читаем без скачивания Выживший: Первое поселение - Андрей Дмитриевич Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начав считать дома, я быстро сбился уже на третьем десятке, хотя едва ли просчитал и половину. Вспомнив разговоры про деревни вообще, я понял, что меня опять заболтали, убедив, что нигде нет большого населения.
То ли люди здесь и правда не знают, сколько где живет народу, то ли меня нарочно дурили, принимая за шпиона.
Нички смотрелись куда более благополучной деревней на фоне Бережка. Практически город, хотя дома в большинстве своем все равно покрывала солома. Каменных строений я нигде не заметил, но не увидел и сожженных остовов или фундаментов, которые выступали из земли сгнившими зубами цивилизации.
— А еще, чем больше население, тем больше охраны. Но я утверждаю, что в военное время для деревни впору иметь целый гарнизон.
— У охраны деревни тоже есть какая-то формула? — уточнил я.
— Не то чтобы формула, но так сложилось, что на пятерых жителей нужен один боец. Чаще всего так и получается.
— Почему тогда в Бережке ты один?
— Потому что денег на второго не хватило, — захохотал Конральд.
Мы подошли вплотную к деревне. Наша группа вызвала определенный интерес и постепенно нас начали обступать жители. Но выглядели они не так грозно, как в Бережке, когда готовились драться между собой. Мирные, но дико любознательные.
И, в отличие от первой деревни, здесь было немало детей. По крайней мере, пяток я уже насчитал, хотя мы не дошли и до середины деревни.
Людей вокруг нас становилось все больше, и, когда мне стало невтерпеж, я остановился:
— Что в нас интересного?
— В наше время редко увидишь путников, — вежливо произнес селянин. От него резко пахло потом, но выглядел он довольно опрятным.
— Мы гости. Ищем кое-кого. Женщину на молодой лошади. Почти жеребенке, — выдал порцию интересностей Конральд. Люди начали шептаться. — Видели вы ее или нет? Говорите сразу. Персона важная, ее ищут!
— А вы подите дальше, господа, — продолжал все тот же селянин. Остальные начали посматривать на нас с опаской. Сказалось то ли слово «важная», то ли речь Конральда. — В таверне поспрашивайте. Там разные слухи и сплетни собираются. Может, и про вашу даму чего интересного узнать сможете.
Другие так и не заговорили, но кольцо местных быстро рассосалось, когда селянин закончил говорить. Люди дали нам дорогу, вдогонку указав, что таверна будет за поворотом направо.
— А нас тут лучше встречают, да, Аврон, — я толкнул локтем друга, но тот опять что-то пробурчал в ответ. Я, заинтересованный видами новой деревни, почти не слушал его и не обратил внимания на то.
А в Ничках было, на что посмотреть. Похоже, что здесь дома если и подвергались разорению, то довольно давно. Люди успели отстроиться, успели вернуть приятный облик своим домам.
Некоторые срубы даже были покрыты тесом, а не соломой. Другие — чем-то наподобие черепицы, только из ровных обрезков дощечек. Выглядело все свежим, максимум — пару лет как отстроенным.
— И не скажешь, что прошлым летом Нички сгорели наполовину, — добавил Конральд. — Я же говорю, люди как тараканы. Вон там, — он указал вперед, где за рядом домов сразу же начиналась трава. Поля зеленели чуть дальше. — Упал тапок войны и прихлопнул половину деревни. Так видишь, отстроились немного по-другому. Даже улица центральная шла под другим углом. Не как сейчас, а во-о-от так, — он изогнул руку, витиевато показав направление старой улицы.
— Я думал, что деревня не менялась уже много лет. Это же Нички, ты сам говорил!
— Так название придумали давно. Что же теперь, менять его, потому что противник сжег половину поселения? Забавный ты, Бавлер, — Конральд покачал головой.
Мы встали посреди деревни. Влево и вправо уходила широкая улица. Ребятишки, которые остались нас преследовать, разбежались в разные стороны, как только мы остановились.
Я обратил внимание, что здесь много живности, есть лошади и повозки, тележки и многое другое. С Ничками вполне можно было бы торговать, в отличие от Бережка.
Внезапно большое население деревни давало больше возможностей. Но сперва — дела. Фактические дела. Это не какие-то там Вилларибо и Виллабаджо… черт, откуда же эти названия у меня в голове!
— Комары? — участливо спросил Конральд, заметив, что я дернулся.
— Нет, просто странные мысли. Не понимаю, откуда это все у меня в голове.
— Когда я впервые на войну попал, чего только не передумал. У тебя все проще. Только не переживай особо. Все болезни от нервов. А лучшее средство от нервов — здесь, — и он указал рукой на таверну, которая расположилась на подобии площади почти в самом центре деревни Нички.
Глава 9
Деньги решают
Место, в котором можно было продать или купить информацию, а не только выпивку, внушало доверие массивными вертикальными столбами в углах строения. Это были не столько опоры, сколько определенный статус. Мощь, прочность.
Не подгнившие венцы, не почерневшее и потрескавшееся волокно, из которого, стоит на него нажать пальцем, либо выступала влага, либо вылезал какой-нибудь жук-древоточец, вредно попискивал, что его потревожили, и тут же уползал обратно.
Красивые, волокнистые, с жесткими, но редкими сучками, толщиной почти в два обхвата бревна — я засмотрелся на них и не заметил, как Конральд и Аврон уже вошли внутрь.
— Ты чего застрял? — высунулся наемник.
А я продолжал смотреть, потому что таверна была со вторым этажом, а на нем — роскошный по местным меркам балкон, который на первом этаже служил навесом. А сложная крыша обеспечивала защиту от дождя и снега, чтобы гости не мокли, если решили вдруг подышать свежим воздухом.
Финишной чертой стал дощатый настил. После этого я покорился окончательно, и таверна деревни Нички стала для меня чем-то вроде местной достопримечательности.
— Здрасьте, — я кивнул, войдя внутрь. Конральд и Аврон уже стояли внутри. Наемник указал на столик в углу. — А почему так тихо? Вы не поздоровались?
— Здесь всегда так, — трактирщик выскочил из-за стойки, накинул на плечо желтоватое полотенце, которым только что закончил вытирать кружку. — Проходите, местные просто побаиваются незнакомых лиц. Может, желаете чего-нибудь сразу?
Долгое путешествие не могло не сказаться на мне — стоило трактирщику предложить нам еды, как живот тут же требовательно заурчал.
— Супа, три порции, — скомандовал Конральд. — И пива.
— Пива нет, — трактирщик скорчил извиняющуюся физиономию. — Есть остатки браги. Пиво привезут только послезавтра.
— Если холодная — тащи брагу!
— Три?
— Три. И, думаю, две воды для разбавки.
Мы заняли угловой круглый столик. Конральд уселся, закинув ноги на свободный, четвертый стул, и начал обозревать зал, высматривая знакомые и незнакомые лица. Но ничего не сказал и тут же уставился в крышку стола. Деревянную, выполненную из плотно подогнанных друг к другу досок, тщательно выскобленных не только рубанком, но и ножами, а потом и щетками, которыми отчищали всевозможные бытовые остатки.
Пока мы ждали еду, я постарался рассмотреть таверну получше. В зале были высокие потолки. Действительно высокие, потому что с них свисали еще и большие люстры — целых две — с десятком свеч в каждой, чтобы освещать центральный зал. Были и круглые колонны — обструганные бревна, к которым тоже крепились свечи, но чуть ниже. Обязательно на металлических опорах, чтобы попрочнее. И на безопасном расстоянии от самой колонны.
А в пространстве между колоннами размещались столики самых разных форм и размеров. Были на одной ножке, на трех и на четырех, круглые и квадратные, овальные и прямоугольные. И все разного цвета, точно делались один год назад, а другому уже на тот момент было лет десять.
Забавно, но чем больше я вникал в этот мир, тем реже я вспоминал о прошлом. Что толку о нем вспоминать, если я все равно не могу ничего конкретного сказать, кроме строительного колледжа?
Ах да, и что мне примерно шестнадцать лет. Но если Отшельник так упростил формулы, не мог ли он ошибиться и с остальным? Например, с сообразительностью? Не то чтобы я четыре балла из десяти считал слишком унизительным показателем, но за последнее время, как мне показалось, я стал воспринимать мир вокруг себя иначе. Более вдумчиво, с каким-то планированием.
Трактирщик принес еду, поставил перед каждым по тарелке с приборами, кружки с брагой, которая пахла яблоками, и глиняный кувшин с водой. Вся посуда, кроме кувшина, была
