Читаем без скачивания Само собой и вообще - Кристине Нёстлингер

Жаль только, я скоро заснул и ничего не увидел. А остальные забыли про звезды. Только Ани видел, как они падали. Но мама сказала, что если Ани видел звездопад, то желание может загадать и любой из нас.

Я пожелал, чтобы Карли поверила, что зеленая тушь упала сама. Из-за сквозняка или чего-нибудь в этом роде. Но это желание не исполнилось.

— Только не отпирайся, — сказала она мне, когда мы уже были дома. — Если где-то обнаруживается свинство, то всегда из-за тебя! Еще раз так сделаешь — я тебе шею сверну!

Но она не по правде на меня сердилась. Может быть, это как-то связано со звездопадом.

А потом Карли сказала что-то очень странное. Она сказала:

— Я считаю, Шустрик, мы должны тебя всячески благодарить!

— За что это? — спросил я.

— Твоя шоковая терапия подействовала, — сказала Карли. Что такое шоковая терапия и когда и где я ее делал, она не объяснила, потому что пришел Вуци. Когда он рядом, у Карли больше ни для кого нет времени.

Я пошел к Ани и спросил про шоковую терапию. Он засмеялся.

— Твоя сестра на все смотрит через розовые очки, — сказал он. — И через них она почти все видит неправильно!

— А как же на самом деле? — спросил я.

— В точности наоборот, — сказал он. — А теперь исчезни, я хочу читать.

Я вырвал у Ани из рук его дурацкую книжку и сказал:

— Отдам, когда ты ответишь по-нормальному! Ты всегда говоришь так, что я не понимаю! Объясни сейчас же, или я твою книжку разорву!

Я влез с книгой на письменный стол и поднял ее повыше, держа за несколько страниц. Как будто хотел их вырвать. Я, само собой, вообще не стал бы их вырывать, но Ани решил, что я на это способен, и испугался за книгу. Правда, он все равно не успел бы меня опередить. У него только мозги быстрые, а руки-ноги медленные. Ани вздохнул и сказал:

— Ладно, слушай! Шок — это сильный испуг или страх! И ты его нагнал на маму с папой, когда сбежал из дому. А потом они нашли тебя, сильный страх прошел, и они очень обрадовались. И поскольку они очень обрадовались, они помирились и устроили праздник с костерком, и все было очень гармонично. Карли теперь воображает, что эта гармония будет продолжаться и этим мы обязаны тебе. Понял?

— Нет, — сказал я. — Потому что я не знаю, что значит «гармония». Что это такое?

Но тут Ани, незаметно подкравшись поближе, стащил меня со стола и отобрал книгу. Потом схватил меня за воротник, выпихнул из комнаты и запер дверь. А я пошел искать в словаре слово «гармония». В словаре все буквы очень маленькие и стоят близко-близко друг к другу, и предложения тоже очень сложные. Я не совсем понял, но в общем, гармония — это что-то красивое, с мажором и минором, и с созвучием, и с соразмерностью. И еще это может быть духовой клавишный инструмент[2].

Но какое это имеет отношение к нашему празднику на озере, к папе, маме и шоковой терапии, я все равно не понимаю. Может быть, Ева знает. Ева сидит со мной в школе за одной партой и всегда все знает.

Торт был хорош

Рассказывает Карли

Вот пусть мне кто-нибудь объяснит, как человеку сосредоточиться на заучивании английских слов, если ему все время мешают! Получаса не проходит без того, чтобы не позвонила мама с разными поручениями:

«Пожалуйста, сходи в аптеку и купи для Ани шипучие таблетки с витамином С!»

«Пожалуйста, завари ему ромашковый чай, положи туда побольше меда и проследи, чтоб он его выпил!»

«Пожалуйста, измерь ему температуру и позвони мне!»

«Пожалуйста, посмотри, остались ли у нас в аптечке таблетки от боли в горле, и дай ему одну».

Мне кажется, фрау Поппельбауэр немного перегибает палку. Грипп — болезнь для жизни не опасная, и мой милый братец на одре болезни, кажется, чувствует себя преотлично. Все, что ему нужно для жизни, — а именно книги — у него есть.

Но если мама уж так беспокоится за своего обожаемого Ани, пусть тогда закрывает вязальный магазин и изображает дома медсестру. У нее же нет шефа, который мог бы ее уволить за прогулы.

Этот дурацкий магазин, само собой, нужно бы вообще закрыть.

Мама там только надрывается и ничего с него не имеет! Я понимаю, конечно, что в свое время маме до смерти надоело быть «только домохозяйкой» и она хотела в конце концов заняться чем-то, что доставляло бы ей удовольствие и приносило деньги. А когда мама и Тереза-Шарлотта отремонтировали магазин, я тоже считала, что он совершенно обалденный и суперклассный. Столько разноцветных мягких шерстяных клубочков! И как здорово декорированы витрины! И какие потрясающие свитера из пряжи двенадцати цветов связала мама!

Только очень скоро выяснилось, что такой магазин приносит мало удовольствия, но зато много хлопот. И просто смешно, когда мама упорно твердит: «Я хочу иметь собственные деньги!» Сама ведь признает, что от магазина нет никакого дохода. Мама зарабатывает на нем ровно столько, чтобы выплачивать кредит, который был взят для его ремонта. Кроме того, папа зарабатывает много и совсем не жадный, так что мама совершенно спокойно могла бы считать половину этих денег своей собственной и жить в свое удовольствие.

Но я не хочу быть несправедливой! Могу себе представить, что мама была недовольна своей жизнью: если молодая женщина только что окончила гимназию, собирается учить итальянский и русский и стать переводчицей-синхронисткой, а потом, уже в первом семестре, беременеет, и учебу приходится прерывать и выходить замуж, то веселого тут, конечно, мало.

Но это еще и несправедливо! Папа тоже был только на втором курсе, но продолжал учиться. Бабка и дедушка давали каждый месяц достаточно денег, чтобы папе с мамой хватало на жизнь. А я была еще такая крохотная, что на меня уходило немного.

Мама рассказывала мне, что после моего рождения твердо решила продолжать изучение языков. Хотела только подождать, пока папа закончит учебу и начнет зарабатывать, а я подрасту и пойду в детский сад. Отдать меня Бабушке мама не могла, потому что Бабушка тогда еще не вышла на пенсию.

Но прежде чем папа получил диплом, на свет появился Ани, и тут мама сдалась. Иметь двух детей и учиться — это было для нее слишком.

У нас дома мы вполне свободно говорим о многих вещах, но все-таки я не могу обсуждать с родителями любые проблемы и оттого не знаю, почему, собственно говоря, я и Ани появились на свет, раз мы вовсе не вписывались в мамин «жизненный план». Просто немыслимо задать вопрос типа: «Мама, а почему ты от меня не предохранилась?» Да и вряд ли я получила бы честный ответ.

Честные ответы у нас дома вообще редкость (за исключением Ани: он честный аж до грубости). Папа с мамой предпочитают хранить проблемы под толстым покровом тайны. Но в этом покрове много дырок, и через них так и несет проблемами. С некоторых пор сильнее всего запах Рыбы по имени Вильма. Я старалась не чуять его как можно дольше, хотя Ани и тыкал меня носом. Я возражала ему изо всех сил: «Что ты плетешь, у папы нет никакой любовницы!»

Но Ани, к сожалению, ничего не выдумывал. У папы есть Рыба! И в последнее время он даже не дает себе труда прятать ее. В выходные он больше не притворяется, что едет на рыбалку, а просто говорит «пока» и «гуд-бай» и отчаливает. И при этом делает вид, что не слышит, как Шустрик спрашивает его, куда он едет. А если Шустрик задает этот вопрос маме, то она говорит только: «Об этом тебе надо спросить своего отца!»

Но пока меня не убедят в чем-то худшем, я продолжаю считать, что в случае Рыбы Вильмы речь идет просто о мелкой интрижке. А интрижки со временем заканчиваются. И может быть, папа скоро надоест этой Рыбе! С папиным коллегой она была только год. С лысым тоже. Если она и папу выдержит столько же, то скоро вся эта неприятная история останется позади! Это в том случае, если история с Вильмой — как предполагаем мы с Ани — началась, когда папа обнаружил в себе склонность проводить выходные на рыбалке.

Ну вот! Опять! Телефон звонит, наверно, каждые пять минут! Если это снова мама, я сойду с ума.

Естественно, это снова была мама! Интересовалась, поднялась ли у Ани температура. Ну ясное дело, поднялась. Даже я знаю, что во второй половине дня температура поднимается. Нужно ли вызвать врача, спросила мама. Да с какой стати это должна решать именно я?

У Ани было 39 и 6. Карманным фонариком я посветила ему в горло. На огненно-красных миндалинах — сплошные ярко-желтые точки. Значит, у него не просто грипп, а гнойная ангина. И чувствует он себя, конечно, паршиво. Даже сам, добровольно, перестал читать. Сказал, что буквы расплываются у него перед глазами. Но считает, врача вызывать ненужно. Может, ему помог бы холодный компресс на грудь. Вообще-то такой компресс — сущий кошмар, и Ани, конечно, не разрешит его делать. Но я же могу хотя бы спросить его об этом! И вообще, теперь я иду к нему. Чтобы заразиться гнойной ангиной! Я же не обязана иметь железное здоровье! Любая нормальная сестра уже давно бы заразилась после такого долгого ухода за братом. Английские слова я, само собой, до завтра все равно не выучу. Тогда зачем мне идти в школу, чтобы снова получить двойку? А послезавтра у нас контрольная по химии. По химии я знаю столько же, сколько новорожденный младенец. Каждую неделю хватать по два неуда — так мигом депрессию заработаешь. Но если я начну кашлять, обмотаю шею шарфом и слегка подкрашу ноздри румянами, а сверху смажу вазелином, то мама наверняка поверит, что я заболела. А на мои миндалины она не может посмотреть. Мне их удалили пять лет назад.