Читаем без скачивания Снежная Принцесса - Светлана Зорина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне просто не по себе стало, когда я с ним столкнулась. Это в Шиман-Тауне было, там их сейчас не больно-то гоняют. У этого юта такие глаза… Огромные, бездонные. Словно зеркала, в которых, если долго смотреть, можно увидеть свою судьбу…
— Ну и что ты там увидела? — ехидно поинтересовался Джек Эмерсон. — Опять эту — с косой…
— Нельзя так шутить, — упрекнула физика Таня. — И что было дальше, Лидия? Он ни в кого не превратился?
— Нет. Он просто убежал, но я успела кое-что заметить у него на шее. Узорчатую пятиконечную звёздочку — что-то вроде снежинки. Она была из стекла или хрусталя. Может, они все такие носят, как у нас крестики? И я вот что подумала… Звезда с пятью концами, пентаграмма… Это же символ единства пяти стихий. И символ победы человека над этими стихиями…
— Или наоборот, — пожал плечами Джереми, который, похоже, разбирался в оккультизме не хуже Лидии. — Пентаграмма может означать как победу человека над миром духов, так и подчинение ему, а следовательно — служение сатане…
— А ещё пять концов означает пять ран христовых, — перебила Лидия, словно боясь, что Джереми помешает ей блеснуть своими знаниями.
— Ну тогда юты не иначе как правоверные христиане, — засмеялся Джек. — Надо сказать об этом пастору Коулу.
— Представляю, как бы он на это отреагировал, — усмехнулась Таня. — Он лебронцев и тех ненавидит, а ведь они действительно христиане.
Истинно верующими Коул Джефферсон считал только тех, кто ходит в Ортодоксальную Церковь. Когда-то она была в Германаре единственной. Пятнадцать лет назад выходцы из соседнего Леброна открыли в Гаммеле свою церковь, с которой ортодоксалы все эти пятнадцать лет вели ожесточённую войну.
Помыть кости пастору Коулу здесь любили. Завсегдатаи «часовни» вообще любили посплетничать, и их не особенно волновало, что эти разговоры иногда слышит Илана. Чем старше она становилась, тем чаще наведывалась в гости к Кейнам уже одна, без бабушки. Ведь друзья у Иланы были только здесь. Большинство ровесников её либо дразнили, либо игнорировали. Издали наблюдая за их играми, Илана убеждала себя, что общаться с ними совершенно неинтересно. И в какой-то момент она поняла, что действительно не нуждается в обществе ровесников. Ребячьи игры и разговоры казались ей ужасно глупыми. Будучи среди сверстников изгоем, она постепенно научилась их молча презирать. И в глубине души смеяться над теми, кто громко смеялся над ней.
В «часовне» говорили обо всём на свете, в том числе и о весьма загадочных вещах. Например, о том, что исследователи из ГКУ[2] и агенты КГБ2 уже много лет пытаются найти таинственную планету, где больше века назад сделал вынужденную посадку корабль «Сонус». Он приземлился на огромной заснеженной равнине, где его радостно встретило племя странных закутанных в меха большеголовых существ с голубоватой кожей. Они назвали себя ютами и попросили убежища. Они хотели покинуть эту планету и как можно скорее, а почему — объяснить не могли, хотя очень быстро выучили койне3. Экипаж «Сонуса» так и не понял, почему корабль сбился с курса и оказался в этом холодном, неприветливом мире. Отчёт, который представил в ГКУ капитан корабля Эдгар Хоук, был признан совершенно невразумительным. Ни капитан Хоук, ни навигатор Томпсон даже не смогли объяснить, в какой части галактики находится родина ютов. И как удалось найти дорогу домой — на Гею. Экипаж «Сонуса» около полугода проходил обследование в Медицинском центре ГКУ, после чего был отстранён от межзвёздных полётов.
Работники КГБ неоднократно беседовали с ютами, но те, похоже, вообще не понимали, чего от них хотят. На все вопросы об их родной планете у них был только один ответ — там невозможно жить. Когда их спрашивали — почему, они лишь растерянно таращили свои огромные светлые глаза, похожие на замёрзшие окна. Психологи, которые работали с ютами, быстро поняли, что лучше эти окна не открывать. Пытаясь проникнуть в сознание ютов при помощи амитилона4, они тут же наталкивались на пугающую ледяную пустоту. В конце концов решили, что юты стали жертвами какой-то могущественной расы завоевателей, которые захватили родную планету ютов, а этих несчастных созданий забросили в холодный и пустой мир, предварительно стерев или намертво заблокировав их память. Примеров такого отношения к побеждённым было более чем достаточно.
— А по-моему, эти карлики очень ловко запудрили всем мозги, — сказал Джек Эмерсон, когда в гостиной «часовни» разгорелся очередной спор о ютах. — Они далеко не так просты, как это может показаться на первый взгляд…
— Да они совершенно безобидны! — горячо перебила его Таня Коэн. Она заступалась за ютов со всей страстью своей поэтической души. — Конечно, они не так просты, как хотят казаться. Возможно, они представители более развитой цивилизации, чем наша, и умеют блокировать свою память. Может, они даже способны управлять процессами подсознания. Юты — изгои. Они вынуждены жить в чужом мире, к тому же полном предрассудков. Они должны защищаться.
— Лично я не уверен, что они безобидны, — возразил «вечный студент» Ганс Фишер, утончённо-красивый молодой человек, постоянно экспериментирующий с цветом своих волос. Выглядел он гораздо моложе своих двадцати девяти лет, из которых почти одиннадцать учился в Гаммельском университете. Ганс сменил уже пять факультетов и наконец остановился на философском — по-видимому, согласившись с утверждением, что философия — мать всех наук. Во всяком случае, он держался там уже больше двух лет. В «часовне» шутили, что Ганс переходит на новый факультет, перебрав всех девиц предыдущего. Он относился к той категории молодых людей, которых любят все — девушки, друзья, соседи по дому. Гансу Фишеру было шестнадцать, когда его родители погибли в потрясшей тогда весь Германар катастрофе межзвёздного корабля «Сигма». Родительские сбережения уже подходили к концу, но Ганс продолжал жить как Бог на душу положит, не особенно задумываясь о будущем. В последнее время в «часовне» радовались, что он наконец-то нашёл заработок, заключив договор с издательством «Орион». Ганс неплохо владел двумя старыми языками и решил подзаработать переводами. Все гадали, насколько его хватит. Илана знала, что Лидия и Джек поспорили, доучится ли Ганс на философском хотя бы до свидетельства бакалавра. Джек говорил, что нет, а Лидия в Ганса верила. В отношении других она была достаточно оптимистична.
— Все хотят, чтобы другие были безобидными, — язвительно заметила Таня. — Лично я всегда на стороне изгоев! Ведь я сама такая. Всю жизнь. И я прекрасно таких понимаю.
С этими словами она устремила на Илану самый что ни на есть проникновенный взгляд. Наверное, так по её понятиям должны были смотреть друг на друга родственные души. Тане Коэн очень нравилось чувствовать себя изгоем. Она упивалась своей отверженностью и непонятостью, которые стали едва ли не смыслом её существования. Её действительно отвергали: сначала — очень долго — издатели, а теперь ещё и читатели. Но Таня ни за что не хотела понять, что причина этого весьма проста и банальна — отсутствие поэтического дара. Остальные завсегдатаи «часовни» это понимали, но никогда с Таней не спорили. В конце концов, каждый имеет право воображать себя тем, кем ему хочется быть. Если это спасает от отчаяния. И каждый имеет право верить в чудо. Те, что иногда собирались по вечерам в домике под часами, стрелки которых замерли возле цифры 12, ждали, что их жизнь изменится и непременно к лучшему. Когда это будет? Возможно, когда заржавевшие стрелки придут в движение и сделают последний скачок… Когда часы наконец-то покажут, что наступило волшебное время. Время перемен и исполнения желаний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});